– Применяются идеологические, биологические и нанотехнологии, которые направлены на изменение самого человека. Каждый индивидуум несовершенен душой и телом, болеет и умирает. Новейшие научные исследования все же предоставляют возможность улучшить качество жизни и продлить ее. Но при этом человек впадает в зависимость от специалиста.

– Да я знаю. Американским военным предлагается сканировать тела военнослужащих для создания их виртуальных копий, которые затем могут быть использованы для 3D-печати новых костей в случае получения травм.

– Все больше работ проводится, направленных на манипуляцию человека под маркой сохранения его психики, в частности для автоматического управления настроением общества, когда производится сканирование мозговой активности и устраняются состояния, которые могут вызвать депрессию или, наоборот, повышают агрессию. Активно ведутся работы по созданию нейроимплантатов, делающих возможным осуществлять связь между компьютером и человеком, – продолжала она. И я добавила, почти перебив:

– И используются химические препараты для изменения состояния человека и рождения геномодифицированной особи с последующим созданием людей-киборгов, которые уже нашли свое место в голливудских фильмах! В людей уже начали вживлять чипы, пластины, имплантаты, позволяющие заменить орган или контролировать его работу.

– А мы так восторгались фильмом «Аватар», помнишь? Теперь мне кажется, особенно после второй бутылки вина, что фэнтези выпускается Голливудом по определенному заказу, чтобы подготовить соответствующую психологическую базу, – высказала она еще одну свою выстраданную мысль, а затем продолжила: – Почти сформировано общество тотального контроля со связью через мировую информационную паутину. В условиях рынка нужны не личности, а именно мыслить нас учили раньше в вузах, а люди, обладающие определенными компетенциями, что сейчас четко прописывается в наших учебных программах!

– А я, когда была в Японии, узнала, что преимуществом при устройстве на работу в престижной фирме пользуются люди, не окончившие магистратуру, а только бакалавриат, – расширила я до всемирного масштаба ее идею. Мы долго тогда еще разговаривали у меня дома, перейдя уже на третью бутылку, правда красное уже закончилось и в ход пошло белое, но пили уже потихонечку. Подруга продолжила: – Геополитические войны были всегда. И горела Русь много веков назад! И детей бросали в пламя пожара, чтобы истребить генофонд, и женщин, чтобы не стали волчицами. Но мне так хочется верить в эту утопию мира! И – бороться за нее. Идеологические войны были всегда! Та же Елизавета распространяла по Европе слух об особой жестокости Ивана Грозного после увеличения пошлины на товары английских судов в порту Архангельска.

– Но возможности были другими! – присоединилась я. А она уже почти читала, как лекцию: не зря же ее считают одним из лучших лекторов в ее шарашке:

– Всегда шли религиозные войны: в Средневековье – за христианство. Сейчас – за ислам! И этим многие пользуются! И вооруженные конфликты не только приобрели геополитический характер, но и стали мерой защиты своей системы ценностей. Это же означает, что современные войны зачастую возникают не только из-за желания получить геополитические преимущества, но и по причине национальных и идеологических различий. В психологии это называется сверхценной идеей. Главный парадокс – назначение агрессора! При этом могут искажаться как откровенно негативные аспекты, так и позитивные. Примеры легко найти в военных конфликтах в Сирии и на Украине.

Мы все же еще попили чаю, и ближе к полуночи, вызвав такси, подруга уехала.

А до того еще посидели и уже попили зеленого чайку с жасмином. Десерты обе не употребляли – диета! Хотя и приняли их, зловредных, очень много с винцом. Помолчали. Потом она неожиданно для меня спросила:

– А ты вспоминаешь его? – Она не уточнила, но я сразу поняла, что речь идет о моем погибшем гражданском муже, Моем Герое… Как раз накануне он снился мне: в голубой рубашке в белую полосочку, почти такая же у него была когда-то, но не такая яркая, с рукавами, закатанными так, что туго обтягивали хорошо выраженные бицепсы, и я дотронулась до этой загорелой руки; в джинсах, он никогда бы не позволил себе ходить по городу в пляжных трусах, которые у нас мужчины почему-то считают шортами и в них ходят даже уж с совсем уродливыми ногами и пожилые! Когда я коснулась его, он повернулся ко мне и засмеялся, чуть, как всегда, запрокидывая голову и с закрытым ртом – стеснялся новых зубов, вставленных после того, как выбило взрывом свои.

Я сказала:

– Ты же погиб!

– Нет, как видишь! – ответил он и обнял меня.

А я, отталкивая его, но неактивно, и возмущаясь, сказала:

– Зачем же ты столько лет мучил меня?

– Так надо было! – прозвучало в ответ, и я проснулась. Но подруге я ответила просто:

– Вспоминаю. И – снится! – Вскоре она уехала, а я стала, как всегда в последний момент, собирать дорожную сумку.

В стране, которая когда-то была моей родиной, шла гражданская война. Мне, как эксперту по ряду запрещенных к использованию препаратов, предложили эту поездку с официальным отпуском по основному месту работы на это время, которое должно было занять на это время – неделю, максимум две. Параллельно я все же сопровождала груз медикаментов. Было сказано оказать мне всестороннюю помощь, не уточняя какую. И я – поехала! Такая вот бесстрашная, а скорее – бесшабашная!

Я считаю, что в переводе на язык искусства женщина скорее не статуя, а фреска. Когда она, назовем так, взрослеет, особенно в военно-полевых условиях, с нее может осыпаться то здесь, то там уже не только краска, а и штукатурка, обнажая местами кирпичи. Женщину надо лелеять, как ценную фреску на стене храма. Но, как ни странно, в те дни и без ботокса, массажа, хорошего сна, питания, масок, кремов, фреша, фитнеса, тренера и много чего другого я выглядела на удивление молодо. Я похудела, загорела, а форма типа военной мне всегда шла. Правда, десять дней, которые я здесь уже была, – не такой уж большой срок.

Я редко ездила по городу, но когда это происходило, не чувствовала знакомых запахов, в том числе любимый с детства – печеных белых караваев с поджаренной коркой посередине, разносившийся из пекарни возле дома бабушки. Я не видела ухоженных клумб с цветами, одна из которых была разбита под окнами четырехэтажной «сталинки», где она жила, прямо на асфальте, где росли, распространяя аромат, казалось, что на весь город, привезенные из Крыма пионы, чайные розы, табачок и фиалка, пахнущие ночью, и неприхотливые, цветущие до морозов сальвии. Казалось, что засохли елки на терриконах, которые продолжали стоять и тогда, когда вырабатывали шахты. Город был серый, перекореженный, с запахом нищеты и бедности. И я не узнавала город. Была в областной больнице. Наверняка здесь работали мои бывшие студенты, но я не узнавала их, а они, по-видимому, не признавали меня.

Меня хорошо приняли во временной маленькой семье, на базе которой мне было рекомендовано останавливаться, когда будет необходимо, и просить помощи, если понадобится. Она состояла из Командира, бывшего беркутовца. Помощником у него был бывший капитан, воевавший когда-то в Афгане. который после отставки После отставки он работал мастером на заводе, который делал когда-то оборудование для шахт, затем, во времена перестройки, безуспешно пробовал выпускать самолеты, почти полностью встал, а в начале конфликта ремонтировал все подряд, пока его основательно не разрушили. Был в этом отряде также парень-шахтер лет двадцати пяти, причем совсем не бывший, так как в свои короткие выходные бегал помогать ребятам в забое, а также парнишка с хорошими мозгами и основательными знаниями компьютерщика. Еще несколько человек общались с нами не так тесно.

Мы сидели на веранде, стены которой были с облупившейся штукатуркой и со следами от выстрелов, на стенах которой облупилась штукатурка и виднелись следы выстрелов. Дом был одноэтажный, из него из-за близости с разделительной полосой выехали хозяева. В его подвале мы часто прятались от бомбежек. Все кругом напоминало какой-то смутно припоминающийся фильм про войну. Люди были всё такие же, а вот оружие с фосфорными и другими поражающими смесями, радиоуправляемыми снарядами, роботами, отключающими не только бомбы, но и другие устройства и способными детонировать противопехотные мины или неразорвавшиеся боеприпасы, появившиеся «на той стороне» джетпаки, которые уже не являются прерогативой голливудских сценаристов, а используются военными как прототип индивидуального летательного средства и крепятся к спине человека, помогая ему пробежать путь за более короткое время, несмотря на дополнительный металлический груз для увеличения максимальной скорости бега на поле боя. В реальном ли мы живем мире или это сценарий фантастического фильма, которых, преимущественно американских, мы насмотрелись так много с эры перестройки? Особые хлопоты нам доставляли дроны. Они подлетали, чаще ночью, управляемые кем-то, похоже, из самого города, и не только взорвали троллейбус днем, но и подстрелили одного из командиров.