В 1997 году Збигнев Бжезинский предупреждал, что подобная «большая коалиция Китая, России и, возможно, Ирана, союз “против гегемона”, объединяемый не идеологией, а сопряженными обидами», станет «самым опасным сценарием» для интересов безопасности Америки. Он будет, продолжает Бжезинский, «по масштабу и возможностям напоминать вызов, когда-то представляемый советско-китайским блоком, хотя на этот раз главную роль, скорее всего, возьмет на себя Китай, а Россия останется на вторых ролях»[19].
Возрождение двух стран приняло разные формы. В России оно стало главным образом военным, в Китае – преимущественно экономическим, хотя вооруженным силам тоже уделялось внимание. Китайская экономика переживала подъем четыре десятка лет, и Китай начал составлять конкуренцию доминированию США в Азии. Когда-то практически аграрная страна превратилась в промышленный центр силы. Люди часто забывают, что китайский ВВП на душу населения быстро увеличивался с 1953 по 1978 год, в среднем на 6 % ежегодно, за исключением спадов во время Большого скачка (1958–1962) и в начале Культурной революции (1966–1968). В период с 1978 по 2009 год ВВП Китая рос даже быстрее, почти на 10 % в год, и поднялся со 147,3 миллиарда долларов до 4,9 триллиона. В 2009 году Китай обошел Германию как самый крупный экспортер в мире. Заменил США в качестве главного торгового партнера со всеми азиатскими странами. Товарооборот Китая в Африке превысил 200 миллиардов долларов, что гораздо больше, чем у Соединенных Штатов и любого европейского государства[20].
Подъем Китая и спад США были частью того, что Лайза Кекик из Economist Intelligence Unit прогнозировала как «колоссальное изменение распределения мирового продукта» в течение нескольких ближайших десятилетий. По ее прогнозу, доля США и Западной Европы в мировом ВВП понизится с 40 % в 2012 году до 21 % к 2050-му, а доля азиатских стран будет расти и превысит 48 %[21].
Скорость экономического развития Китая поистине потрясает. Как отмечает историк Эл Маккой, опубликованная в 2012 году «Аналитическая оценка разведывательных служб» США показывает, что за британский период роста страны, с 1820 по 1870 год, Соединенные Штаты увеличили свою долю мирового ВВП на 1 %. С 1900 по 1950 год американская доля выросла на 2 %, а доля Японии с 1950 по 1980 год увеличилась на 1,5 %. Для сравнения: доля Китая с 2000 по 2010 год подскочила на поразительные 5 % и вполне может повторить этот успех за период с 2010 по 2020 год[22]. Всемирный банк назвал темпы роста Китая «самым быстрым непрерывным подъемом крупной экономики в истории»[23]. В феврале 2017 года аудиторская компания PriceWaterhouseCoopers опубликовала перспективные оценки экономического роста и дала прогноз, что в 2050 году Китай станет крупнейшей экономикой мира, за ним будут следовать Индия, США, Индонезия, Бразилия и Россия[24].
Особенно показателен в этом отношении венчурный капитал. Соединенные Штаты долго доминировали в этом отношении: в 2008 году Китай отвечал всего за 5 % венчурного капитала, который тратился на мировые стартапы. Однако с приходом, в формулировке CNBC, «приливной волны китайских денег в перспективные новые стартапы» инвестиции Китая в исследования и разработки (R&D) растут на 18 %, то есть к 2019 году Китай обойдет США по капиталовложениям в этой области[25].
Не желая уступать влияние, которым они пользовались со времен окончания Второй мировой войны, Соединенные Штаты принялись подтверждать свое господство в регионе и сдерживать Китай. В 2011 году Хиллари Клинтон провозгласила двадцать первое столетие «Тихоокеанским веком Америки», а США стратегическим «стержнем» от Среднего Востока и Европы до Азии. Обама немедленно одобрил такую стратегию.
Стратегический стержень укреплял оборонные альянсы Соединенных Штатов и военное присутствие страны по всему Азиатско-Тихоокеанскому региону, но получил тяжелый удар, когда Дональд Трамп отказался от Транстихоокеанского партнерства (ТПП), соглашения, которое создавалось, чтобы отвести азиатские торговые потоки из Китая обратно в США. В марте 2018 года соглашение по ТТП подписали одиннадцать стран. Соединенных Штатов среди них не оказалось[26].
Хиллари Клинтон в составе американской делегации показывают китайскую лапшу на обеде, данном председателем КНР Ху Цзиньтао в Пекине в 2009 году. Не пройдет и двух лет, как Хиллари Клинтон объявит двадцать первое столетие «Тихоокеанским веком Америки», а США – «стержнем» от Среднего Востока и Европы до Азии
Ослабление американской гегемонии проявилось также на Среднем Востоке и в Центральной Азии, где годы дорогостоящей военной интервенции принесли лишь хаос, нестабильность и ненависть миллионов мусульман. При Обаме удары дронов по сравнению со временами Буша возросли десятикратно и распространились на территорию таких стран, как Йемен и Сомали. Трамп увеличил их количество еще больше. Стремясь отказаться от наследия Обамы в большинстве сфер, в вопросе войны дронов он, к сожалению, проследовал в прежнем фарватере. За первый год своего президентства Трамп удвоил количество ударов дронов в Сомали и утроил их в Йемене. Все три американских президента имели нечто общее. В их фиктивных отчетах одинаково и сознательно занижалось число жертв среди гражданского населения[27].
Кроме того, в 2017 году Трамп в два раза увеличил количество атак дронов в Афганистане. Начавшееся в 2001 году военное вторжение США в эту разоренную страну завоевало сомнительную славу самой продолжительной войны в американской истории. В отчаянной попытке создать впечатление мощи администрация Трампа в апреле 2017 года сбросила фугасный боеприпас со спутниковым наведением GBU‐43 весом 9500 кг («мать всех бомб») на комплекс подземных туннелей боевиков «Исламского государства» (ИГИЛ) в афганской провинции Нангархар. По словам историка Джереми Кузмарова, взрыв создал «огненный туман, способный выжечь территорию, сопоставимую с девятью городскими кварталами, и породил грибообразное облако, как в Хиросиме». Герш Кунцман из[28] New York Daily News осудил последовавшее освещение этого события в прессе как «жажду крови», похожую на «порнографию смерти» в своем «омерзительном» радостном, сладострастном возведении в фетиш супероружия ценой 16 миллионов долларов. Экс-президент Афганистана Хамид Карзай написал в Twitter, что «это не война с террором, а бесчеловечное и самое дикое использование нашей страны в качестве полигона для новых опасных видов вооружений»[29].
Трамп старался отграничить свою политику в Афганистане от политики Обамы, заявляя: «Вы увидите, что есть огромная разница, огромная разница»[30]. В действительности обстановка там только усугубилась. Политолог RAND Лорел Миллер, бывший специальный представитель Госдепартамента США по Афганистану и Пакистану, летом 2017 года признала: «Не думаю, что найдется серьезный аналитик ситуации в Афганистане, который верит, что эту войну можно довести до победного конца»[31]. К началу 2018 года талибы открыто действовали на 70 % территории страны. Подконтрольная правительству часть Афганистана сократилась до 30 %, тогда как в 2015 году она составляла 72 %.
