— Что я вижу? — эхом повторила Настя. Её голос разнёсся вокруг, словно её саму мазнув по щеке, как шаловливая птица, но ничего не дрогнуло, да и Антон спокойно кивнул.

— Не важно, что видят глаза. — Парень отступил чуть в сторону, и его тень больше Настю не заслоняла. Впервые стало казаться, что он улыбается; Антон не сделал ни движения, но Настя ощутила, как будто он самого сердца коснулся. Он проговорил: — У тебя есть чутьё. Оно всегда есть у таких, как мы. Реальный мир с его законами ничего не значит. Свои правила ты задаёшь сама.

— Мой голос, — у неё дрогнули пальцы, — уничтожает.

— Прикажи не уничтожать.

— Это не так просто…

— Просто. Это ты усложняешь. — Винные глаза казались мерцающими, как свежая кровь. — Слушай. Этот мир и его правила принадлежат тебе.

Как такое возможно? Ей никогда ничего не принадлежало. Она сама не принадлежала себе.

Настя закрыла глаза. Тёплый воздух чуть подрагивает, он мягкий и становится плотным. Мир наполнен невидимыми звуками, что человек никогда не примет полностью, невидимыми потоками, незримыми колебаниями.

— Ты слышишь волны, — негромко произнёс Антон. — Доверься им.

Мир размывался, но держался крепко, надежно. Звуки менялись. Колебания различались по силе, по длине, по ловкой изворотливости неуловимых сигналов. Настя в забытьи стянула перчатки, отбросила их, как ненужный аксессуар, и опустила руки, кончиками пальцев ловя потоки воздуха. Законы, которые создавала она, не были направлены на разрушение. Она никогда не хотела разрушать.

…никогда…

…«Ты никогда туда не вернёшься»…

Реальность содрогнулась. Настя прокусила губу до крови, распахнула глаза, с ужасом глядя на Антона — тот ждал, а её била мелкая дрожь.

— Зачем? — едва она выдавила.

Парень чуть наклонил голову.

— Твоя странность — часть тебя. Нельзя контролировать то, что от тебя отдельно.

Она обхватила себя руками. Тёплый вечер кусал её льдом.

— Я могу не разрушать?

— Да. Всё зависит от тебя. От твоего контроля над странностью.

— Её можно контролировать?

— Можно. Роан научит.

— Почему не ты?

Она искала в нём что-то, но он по-прежнему закрывался и не подпускал к себе. Только смотрел с каким-то неясным сожалением, и в этом выражении было всё — Настя прежде не думала, что эмоция может нести в себе столько опустошённости. Что с ним такое? Кто он вообще такой?

Кто такая на самом деле она?

— Я слишком похож на тебя, — отозвался Антон глухо и честно.

Его Роан тоже учит контролировать «странность»? Если так, то он тоже может управлять голосом? Или…

Нити, её державшие, с протяжным треском оборвались, и Настя не успела выдохнуть — голос не поспел за аханьем — когда Антон в кошачьем прыжке кинулся к ней, перехватил за талию, выбросив в сторону руку. Разорвав оковы пустоши, от земли в мгновение отделился бесформенный кусок, щитом заслонив тени, раскололся тут же от грохочущего соприкосновения с чем-то. Антон проехался на пятках, не выпуская Настю, согнув колени пружинисто, точно готовый распрямиться в любой момент; девушка вцепилась в державшую её руку и во все глаза смотрела в сторону сети, не пытаясь и вырваться.

Между ними и городом стоял какой-то человек.

Закат ярко высветил зачёсанные назад кроваво-красные иглы волос, кожаные куртку и брюки, сапоги и цепочки, резкие черты лица — и огонь. Огонь, которым был объят мяч в его правой поднятой руке. Пылающий баскетбольный мяч.

Что?!

Антон издал рваный звук, напомнивший звериный рык, и Настя вскинула на него глаза, едва ощущая биение сердца в запястьях. С её положения было видно левую часть лица — сосредоточенное, серьёзное выражение, напряжение, не сковавшее его, а словно раскрывшее. Уверенность и готовность дикого охотника, и девушка испугалась внезапного сравнения — и почему-то этого страха не почувствовала.

— Лекторий, — бросил Антон гулко.

— В уголёк, — кивнул незнакомец с огненным мячом. Поверхность, объятая пламенем, слепила очи, а он смотрел на двоих ребят, как на угодивших в ловушку бабочек смотрит хищный паук. Он продолжил: — Мне нужны вы оба. Но для начала можешь отдать девчонку. Так что отойди, малец, и дай разобраться.

— Антон? — прошептала девушка.

Тот мотнул головой, и хватка у неё на талии стала крепче, не дойдя до степени, в которой могла бы причинить боль.

— Не приближайся, — прошипел он.

— Твоя странность — телекинез? А я могу заставить предметы гореть. Посоревнуемся?

Незнакомец усмехнулся — и метнул мяч, прорезав пылающую дугу в залитом краской воздухе. Антон обеими руками обхватил Настю, отпрыгнув, и не успел заслониться землёй; обжигающий шар впечатался ему в спину, повалив на землю, и Настя, откинутая дальше, проехалась коленями по жёсткой земле, стирая их в кровь; с птичьим вскриком, разрезав серебристым голосом ветер, она метнулась обратно, склонилась над Антоном. Его одежда дымилась, пахло отвратительно и жутко, и вся спина представляла собой зрелище, от которого внутри всё перевернулось — кровавое, подпёкшееся месиво. Насте показалось, что она почти не слышит собственного дыхания.

— Пошли, девчонка, — трескуче усмехнулся человек с огнём. — В следующий раз я не промахнусь!

Он убил Антона?..

Настя не уловила миг, когда волна внутри из просто ледяной стала обжигающей, когда заполнила до основания, прокатившись по позвоночнику и поднявшись к самому горлу. Силуэт человека на фоне сонного города — чудовища, ранившего Антона — обозначился небывало чётко, и она была беспомощна — была бы, но у неё ведь есть…

— Смотрю, погулять не получилось.

Этот голос резко протрезвил, и Настя, содрогнувшись, вскинула голову. Со стороны, словно сотканный последними солнечными лучами, ступил Роан — в простой одежде, без какого-либо оружия, и ей была видна лишь его спина — обычная спина стройного юноши, концы светлых волос, колыхавшиеся слегка от поднявшегося слабого ветра: они едва доходили до середины шеи.

— Файр, ты в курсе, что мои ребятишки неприкосновенны? — поинтересовался Роан спокойно. Затем как ни в чём не бывало повернулся к Насте; скользнул взглядом по Антону, пытавшемуся подняться, но тут же оставившем эти попытки: кровь текла бурным потоком, окрашивая землю, из разодранной ожогом спины. Роан покачал головой, но выражение его глаз было непроницаемо. Он склонился к Насте и, положив ладонь ей на макушку, ласково погладил по волосам: — Теперь всё хорошо. — Тон его всё ещё был мягок. — Пригляди за Антоном, ладно?

Настя всхлипнула. Роан, вновь тепло ей улыбнувшись, развернулся к Файру: тот словно остолбенел, побелел, и кожа его теперь контрастировала с красным огнём волос. Он стоял, как парализованный, и глядел на Роана с ужасом.

— Ужели Лекторий только на словах так храбр? — произнёс Роан, делая шаг к нему. — Нападай, огонёк. Посмотрим, как долго ты протянешь.

Антон дёрнулся, пытаясь подняться на локтях, и Настя шикнула на него, обхватывая руками за плечи. Её била дрожь, кровь из её коленей красила землю, но всё это было не важно: совсем рядом был враг, от которого двоих ребят защищал лишь юноша сомнительной крепкости, а Антон истекал кровью, заживо подожжённый. Его мучила дикая боль, и Настя, стиснув зубы, постаралась подвинуться так, чтобы хоть немного облегчить его положение; Антон уткнулся ей в колени, его плечи болезненно напрягались.

Роан плавно шагнул к Файру, а тот на негнущихся ногах отскочил назад, словно от ступившего из кошмарного сна призрака. Он не предпринял ни попытки атаковать, и даже с положения Насти было видно его искажённое лицо. Он… боялся? Чего? Роана? Но Роан ничем не выдавал угрозы, он даже двигался спокойно — никакого оружия или чего-то подобного. Однако Файр отступил ещё и ещё, глядя на надвигавшегося юношу как на олицетворение своих грехов.

Роан обернулся на учеников и лукаво подмигнул — неожиданный фрагмент веселья в мозаике алого заката. Вечер простирался пламенной рыжиной над головами, и сам силуэт Роана точно подсвечивался. Он не дал Насте закричать, но теперь ей хотелось плакать; Антон чуть подтянул руку, поглаживая её по колену, успокаивая. Его ладонь была тёплой и сухой, хоть и быстро измазалась в крови. Настя проглотила восклицание, обратившись в зрение — что-то происходило!