— Роан! — раздался протяжный всхлип. Юноша развернулся и опустился на колени, из сумки на поясе (непромокаемой, он ожидал, что попадёт под атаку) достал бинты. Хотя бы остановить кровотечение, но девушка помотала головой: — Я же и так…
— Ты выживешь, — уверенно прервал её Роан, быстро разобравшись с раной. — Это не страшно, недели на поправку хватит. Найруш, скажи Белль местоположение, сейчас кто прибежит, поможет.
— Спасибо…
Роан погладил её по волосам той ладонью, что была относительно чище, и поднялся. Вытащив из лап лекторийца сотрудницу NOTE, он не отличал свой поступок от того, когда заслонил Шерхана от Бориса. В любом направлении — Роан не любил насилие; людям с кровью на руках всегда тяжелее, даже если они этого не осознают. Война — это лишь хаос и дисгармония, она рушит, причины и цели не важны. Оправдания и смысл — это ничто, когда проявляется истинная суть.
Именно поэтому Роан защищал людей. Людей — всех, кому бы они ни пренадлежали, чему бы ни отдавали души. Это всего лишь дети, нуждающиеся в защите, и не важно, кто они такие. Если Роан был рядом, он вступался, если Роан натыкался на раненого, он помогал и подлечивал, не деля на стороны. «Иди с миром», — говорил он их противникам, и те уходили, потому что они устали, потому что перевес и так ясен, потому что их отпускал Роан — именно он, другого они бы не послушали.
Эх, и откуда такая страсть к жестокости в сердцах человеческих?..
Битва подходила к своему завершению, однако в этот раз всё было иначе, нежели чем в прошлый. Над головами расстилалось небо, не разливаясь багрянцем, хоть угроза в нём ощущалась почти физически; ни ветра, ни пыли — всё застыло, взирало свысока на сошедшиеся в шторм волны человеческих мнений, бренчало отдалённо и глухо. Мир наблюдал за ними, и Роан знал это как никто — он уже становился свидетелем минут, когда реальность вокруг замирала в ожидании. Решались судьбы. Роан спокойно и быстро шагал меж руинами, вдыхая без опаски — ему и яд в воздухе не повредил бы, как показала неделя в Лектории и много-много дней до.
Пахло опасностью. В этот день они сделали всё, чтобы по максимуму ограничить губительное воздействие странностей на среду; нейтралы уже разбежались — они отвоевали своё сокровище; ни одного ребёнка LIFA не осталось в руках Лектория. Лекторий проиграл. NOTE одержала верх. Стоит ли торжествовать? Пожалуй. Но Роан не думал о гордости или радости; он думал о детях — всех, а в особенности — о своих.
Мгновения срывались в беспечность. Дети спасены, у Насти — бусы из камушков, Антон тяготится кровью и неосознанным горем. Священный долг проекта, выбор между счастьем и спасением, попытка прислушаться к собственному сердцу. Детишки умные, рано или поздно они поняли бы, что для них лучший вариант — довериться друг другу, позволить друг другу спасти. Роан мог бы, на самом деле. Он мог вытащить Настю из бездны и оттолкнуть Антона дальше от края — ему это ничего не стоило, он знал, как и то, что мог бы устроить всё прекрасно и чисто, и ребята бы не страдали. Однако — зачем?
Решать что-то за людей — значит лишать их выбора. Роан, увы, был грешен в этом перед Каспером, но в остальных случаях придерживался устоев. В чём смысл жить, если за тебя будет кто-то решать и поступать? Люди и в своих промахах прекрасны. Они сами должны — спотыкаясь, ошибаясь, пробуя — искать себя. Роан со своим опытом мог бы направлять, но не будет, и к Насте с Антоном это тоже относится. Они должны самостоятельно для себя всё решить, Роан не вмешивается. Больно им, конечно, но Роан — добрый, а не жалостливый. Пусть всё идёт своим чередом.
Ах, но всё же ему стоило поторопиться. У Роана было чутьё — интуиция, одним словом, однако наложенная на опыт она подсказывала: грозит беда, ему нужно спешить, даже если уже не успеет. Время, да и судьба та же — величины растяжимые, и у Роана имелось своё мнение на их счёт, однако сейчас не до размышлений. Затихали бои, а вместе с ними затихали жизни. Роан сделал на этой операции всё, что хотел, но один элемент оставался — два, если быть точнее. Ястреб и голубка. Его дети.
Он увидел их почти синхронно с тем, как метательный нож — один из всеми используемых — вонзился в спину одного силуэта, где-то под ребро. Невысокая, тоненькая, как тростинка, девушка вскрикнула и повалилась на парня, её до того державшего в объятиях, и он подхватил её под руки, позвал… Роан выпрыгнул наперерез, метнувшись светлым росчерком, но больше никто не ударил — заметили его приход, видимо. Бессмертный развернулся обратно, положил ладони поверх ладоней Антона и сжал, заглядывая в безумно потемневшие глаза.
— Не сейчас, — отчеканил он. Настя хрипло выдохнула через сжатые зубы, и Антон дёрнулся. — Нет, Тош. Сейчас не время для мести. Мы должны её спасти.
Настя важнее: парнишка быстро понял это, дикий огонь в его взгляде погас, сменившись растерянностью и страхом. Роан аккуратно перехватил Настю на руки, ученику посоветовал идти рядом, чтобы защищать. Антон подчинился, и оберегать действительно пришлось: на них периодически пытались нарваться какие-то люди Лектория, но Антон отбивал атаки, лишь по просьбе Роана не убивая.
Настя всё же не примкнула к Стае. Что ж, Роан не удивился: он и так знал, что девочка выберет трудный и болезненный путь, дарящий ей больше всего свободы. Свобода — такое странное понятие, так-то. Каждым по-своему воспринимается. Если для Насти это Авельск, значит, нечто особенное Роан и ребята ей показать смогли, а она смогла принять.
Кинжал они не вытаскивали, чтобы не пошла кровь, и Настя только кратко глухо простонала, когда Роан бережно понёс её, осторожно перешагивая препятствия. Тут либо спешить, причиняя ей боль, либо двигаться мягко, но терять время. Времени Роан не боялся: жизнь был на его стороне; Настя же — сильная девочка, она выдержит. Бессмертный знал цену человеческому терпению и не ошибался в таких вещах: малышка потерпит до лагеря. Антон казался испуганным, потерянным, как дитя, получившее целый мир в подарок, тут же его лишившееся. Вот он, весь мир Антона — в руках Роана брови хмурил и губу закусывал, чтобы не плакать. Так хрупки души человеческие, когда концентрируются в чём-то одном, ведь это «что-то» так легко сломать…
На этих землях остались ещё загадки. Не останавливаясь, краем глаза Роан следил за передвижением маленького блёклого силуэта, бежавшего бесшумно рядом. Лифы сегодня откликались на зов. Город-без-имени не отпустил Румию, Анна и Виктор, судя по всему, не в курсе, ребятки с реабилитации физически не могут, есть и те, о ком ничего не известно… Тая из наблюдательного пункта вмешивалась в ход сражений, подчиняя волю лекторийцев и вынуждая их проигрывать, Иосиф дистанционно присутствовал — на глазах Роана кто-то падал с ног, не вынеся психического давления. Антон и Настя — в ударном отряде. Тимур и Вера — наперерез всему. И вот, девочка с чёрными волосами и белыми кончиками; Роан замечал её, но не окликал, потому что прекрасно мог представить её мотивы, методы и причину, по которой прозрачная девочка следовала за ними. Лифы помогают друг другу. Она тоже в это верит.
— Не засыпай, котёнок, — ласково проговорил Роан. Ресницы девушки на его руках дрогнули и поднялись, белизна свинцового неба отразилась в глубоких зрачках и тёмно-лиловых ободках вокруг них. Она слышала. Хорошо. Роан продолжил, спокойно и уверенно, как всегда обращался к раненым детям: — У тебя будет много дней, чтобы выспаться, но не теперь. Теперь ты должна держаться. Поверь, реальность лучше снов.
— Мы… — Голос её звучал тоненько и чуть булькающе от скопившейся крови. — Справились?..
— Да. Дети спасены. Друзья живы.
— Друзь… я…
В её глазах сверкали сапфировые слезинки, и Антон глядел на неё со страданием. Роан же не беспокоился. Не сегодня блёклой девочке спасать эту птичку; сегодня Настя вытерпит сама.
— Мы победили, победили! — Разнеслась звонкая трель над руинами. Шебуршащим хлопком расстелились облака; к ним неслась девушка с ярко-зелёными кудрями, быстро, как лань, и даже по движениям — не только по шевелюре — её можно было узнать. Но Антон автоматически перехватил меч, только когда девушка приблизилась, выставив пустые ладони, он вздрогнул, отпустил странность. Золотистые глаза девушки устремились на Настю, но Роан качнул головой, не останавливая шаг.
