У них лишь день на эту битву. Впрочем, разве может понадобиться больше?

Антон скользнул дальше, не пытаясь скрывать свои следы — Лекторий отлично знал, кто пришёл с ним бороться. Лифы, лифы. Антон, Настя, Вера, Тимур, Тая. Второй, Шестая, Семнадцатая, Первый, Седьмая. Их пятеро, хотя было девятнадцать — почему не пришли остальные? Они забыли? Нет. Никто не мог забыть. Они просто не в курсе, по всей видимости. Они будут в ярости, когда узнают, что их не предупредили. Даже не зная, какие они сейчас люди, Антон понимал, как ударит по ним известие: они упустили шанс, они не пришли, когда были нужны.

Антон бы не думал над этим всем: он вообще привык с полным безразличием относиться к людям вокруг. Его не трогали их заботы и постоянные стычки, их волнения и мысли. Однако лифы — дело особое. Всё это касалось и Антона, всё, что связано с его братьями и сёстрами — иного определения он подобрать не сумел. И теперешние тревоги лиф его тоже волновали: он ощущал это с недоумением и слегка позванивавшим чувством, сковавшим рёбра. Что это?

Антон никогда раньше не испытывал столько всего одновременно.

Непривычно.

Он свернул за угол и тут же отскочил, раскрутив лезвие в руке и сделав из него тонкий, но прочный щит. Пуля ударилась о пол рядом, и Антон, тут же превратив щит в клинок без рукояти, прыгнул вбок. С дребезжащим звуком он проскользил по полу, частично залитому кровью, и перескочил через — а, они не были знакомы, но виделись в отделении. И столько крови. Что за странность могла так жестоко убить, при этом оставив тело нетронутым? Мокрый кафель встретил подошву со скрипом, Антон вертел в руках лезвие, готовясь отражать нападения.

Человеку напротив можно было дать лет двадцать пять. Высокий, в боевой одежде, синеглазый и с вьющимися чёрными волосами в низком хвосте. Знакомая по сводкам персона; Гамлет, странность шестой категории «Временное изъятие». Боевая единица. С ним будет не так легко, как с некоторыми его коллегами, однако Антону не привыкать. Парень тряхнул кистью, звякнуло лезвие.

— Так даже скучно, — уныло заметил Гамлет. — Ты в своей стихии, а я — нет.

Верно, в своей. Вокруг полно крови, ею весь коридор залит. Гамлет, видимо, не ожидал, что здесь появится «кровавая» лифа, сам 2BI — что ж, план Бориса с утайкой участия прошёл на ура. Поймать на неожиданности — залог успеха. И чтобы противник не знал, в какой момент ты ударишь.

Гамлет смотрел на парня перед собой — угрюмого, собранного, следящего винными кошачьими глазами с пристальным вниманием, поверхностным настолько, насколько нужно — этому парню не было дела до человечности и даже, по сути, до борьбы. Но у него была цель. Гамлет, прекрасно помнивший суть проекта, всё же не мог не удивиться.

— Я полагал, лифы не обладали эмоциями, — проговорил он, не торопя события. — Однако кто-то сумел их воссоздать. Хорошая работа. Почему же ты тогда такой отрешённый? Хотя я всё равно вижу в тебе чувства. Ах, пустота в сосудах прекрасна, зря вы все так стремитесь к наполненности…

Антон молчал. Слово — уже позволение себя ранить. Любое слово, обращённое к противнику, это проявление слабости, вот как он знал. Фразы — это способ наладить связь, а связь тут же рвать — это болезненно; улицы так учили, Антон же был их воспитанником. Он и не стал размышлять над запутанными словами Гамлета — сейчас это не важно. Да, в выражениях неприятеля был смысл, однако Антон разберёт их позже. Каждое мгновение на счету. Парень вновь потряс кистью, чуть сгибая колени и наклоняя корпус вперёд, отставив ногу — боевая стойка, лучший вариант для нападения. Гамлет прищурился, доставая из длинных ножен на поясе вытянутую рапиру.

— Сейчас мало кто сражается на мечах, — вздохнул противник. — Но я рад, что встретил соперника по вкусу. Начнём нашу дуэль, молодая лифа!

Антон рванулся вперёд — быстро, как ветер, неразличимо для глаза постороннего. Материя на металл, кровь на сталь; протяжное лязганье — и мечи разошлись; Антон прокрутил клинок в ладони и ударил вновь, Гамлет отразил. Движения точные и ловкие с обеих сторон. Коридор узкий, но им было достаточно; Гамлет наступил, но Антону его изящные удары, похожие на танец, показались вдруг до нелепости смешными.

Разумеется, техника — это отлично, превосходно, если ты ею владеешь. Однако никакое мастерство и тактика не превзойдут инстинктивный навык любой уличной дряни! Даже обучайся ты у лучших профессионалов, даже будь ты лучшим среди всех конкурсов, всё равно любой — любой — отброс Авельска, что побывал в передрягах пару десятков раз, будет сильнее, ловчее и жесточе. Люди, воспитанные нормально, так неуклюжи, когда пытаются соответствовать своим придуманным образам.

А вот для Антона это было жизнью. Той частью, что отражала его прошлое и связанное настоящее. Он умел драться — нет, даже не так, он дышал дракой, его сражение было в его крови и костях, в каждой клеточке. Его оружие — это он сам, он вместе со своей странностью, такой отвратительной, но такой полезной, со своими методами и своим происхождением, со всеми грехами — он был сильнее и лучше, потому что он, грязная крыса лабораторий, боец с дырою в груди, ставил всё на каждый бой — и ставка окупалась.

Гамлет начал сдавать, всё больше защищаться, а его противник даже не думал прекращать натиск. Антон играл с ним, как кошка играет с мышкой; вертел в руках лезвие, перебрасывал из одной ладони в другую, то так, то этак подначивал. Рапира Гамлета ни разу Антона не коснулась, но на самом Гамлете уже алели царапины, только больше сил давая Антону; удар за ударом пропускался, вспарывалась одежда, а Антон плясал вокруг, словно шаловливый ветер в поле, словно непредсказуемая молния то там появляясь, то тут. Лёгкая добыча. Слишком простой бой.

«Не забывайся», — говорили на улицах. Не упускай деталей. Помни всё.

Когда это произошло, Антон не понял.

Лицо Гамлета, искажённое отчаянием, показалось на мгновение застывшим, как и всё. Время затормозило — нет, это для Антона всё остановилось, замерев в бесконечно растянутой секунде, когда он внезапно — без страха или шока, которые ещё не успели прийти — понял, что у него нет сердца. Не в образном выражении. Не в значении эмоций. У него не было сердца. Сердце было изъято.

Антон покачнулся, заглотив грязный пыльный воздух. Гамлет смотрел на него синющими глазами, держа наизготове рапиру, которой уже можно было не пользоваться — победа в итоге осталась за ним. «Временное изъятие» — способность убрать из пространства что-либо, и этим чем-либо может быть любой элемент среды, в том числе настоящий внутренний орган… Как же Антон мог это забыть?..

— Благодарю за дуэль, — поклонился Гамлет, весь исцарапанный, изрезанный, в последний момент перетянувший на себя торжество.

Антон рухнул на колени и медленно повалился набок. Лишь затем пришла боль. И кроме этой боли ничего не стало.

Безумие, но странность проснулась не по его приказу. Она просто ударила, неожиданно, заставив замереть всё внутри, каждый сосуд, каждую тонкую вену и артерию, и весь естественный цикл веществ остановился на краткую долю секунды, не пролив ни капли крови в полость организма — и лишь тогда вновь ударило сердце о рёбра, возобновилось биение, заработал организм вновь. Странность пришла, когда её не звали, но спасла этим Антона, и он был бы потрясён — но он не мог…

Рвущая, подобная взрыву боль пронзила всё тело, каждый элемент превратился в наточенный камень, всё — из камней, режущее, задохнувшееся в краткое мгновение, с давлением и рассеявшейся пустотой одновременно. Антон хотел издать хоть хрип, но с губ ничего не сорвалось, ни вздоха, ни шёпота — тело сковала боль ужасающе огромная, какой он никогда не ощущал. Он повалился, пачкаясь в крови, заливавшей пол — не своей, потому что внешне ни одной раны не проступило на нём, чужой, что пролита было до него — и он понял, почему. Отрезать какую-то часть — всего на мгновение, но крови хлестнёт достаточно, чтобы убить болью.