Борис резко вскинул руку, и не долетевший до них пылающий валун пеплом рассыпался прямо в воздухе.
И началась осада.
========== 5 / 7. Сокровище улиц ==========
— 24 ноября 2017
— Сейчас! — рявкнул Борис. Борис — в чёрном, с чёрными волосами, с ярчайшим взглядом. Борис, полный энергии и силы, полный мужества и решимости, тот, за кем куда угодно шагнёшь, хоть раз увидев это выражение в пылу битвы. Круценко, которого все уважали, превратился в Круценко, за которым все шли, потому что он умел вести людей, он сам был таким же воином — тем боевым предводителем, что не сидит в безопасности, пока гибнут другие, а шагает в первом ряду, рискуя тем же, подставляясь даже больше остальных. Борис, который вёл их в бой, действительно был хозяином территории.
Сердце сжимала ярость, дыхание вырывалось промежутками. Михаил смотрел на лабораторию, смотрел, как обычный человек; он был смертен, он не мог защититься странностью, но он предпочитал действие слабости, он переступал через мыслимые и немыслимые доводы логики, потому что эта война — то, во что он ввязался добровольно. Всё имело смысл, и участие — в первую очередь; эти дети, то, что с ними сделали, то, что сейчас внутри находилась Оля, а за неё и своих собратьев сражалась Настя, что NOTE — этот дьявольски расчётливый механизм — детали собирала не из простых металлов — Михаил бросился вперёд следом за Каспером. Навыков достаточно, манёврам обучен; он знал, чем рисковал, он даже помнил всё до мелочей, как в прошлый раз.
Михаил глядел вокруг, но уже не видел людей. Он видел воинов, бойцов, спасателей, он видел странности и потенциал, но не воспринимал их людьми. Так ли к ним относится Борис? Но Борис — другой человек, и Каринов не собирался его судить. Это было поле боя, они — пешки, и королём своим они избрали Бориса, чтобы он руководил передвижениями. Они не пожалеют.
Волна на волну, коса на косу, скрещенные клинки; нейтралы, сливаясь с сотрудниками, дистанционная связь с Белль через её странность; приказы Бориса, слышимые лишь сотрудниками NOTE, и считанные враги перед собой. Отступила на задний план мораль, отступила чёртова беспомощность, собственные возможности, характеристики перестали иметь значение. Михаил ринулся вперёд, потому что он за это и бился, у него был свой смысл, своя тактика, своя цель.
Михаил ненавидел проект. От начала до конца. Он уже обещал его разрушить — он исполнит своё обещание.
— Бейся, если знаешь, за что.
Вспышки странностей расчерчивали пространство — десятки, сотни залпов, самые разные мощность и сила, самые нелогичные повороты, импульсы и молнии, всё смешивалось в гремучесть, разносившуюся живым потоком среди отчаянных людей. NOTE — единый механизм, странности не вредили друг другу, даже будь их много в одном месте, но здесь всё обстояло иначе. Здесь были боевые единицы Лектория, направленные против них силы иной группировки, серьёзнее и больше; здесь были неуправляемые нейтралы, чьи странности существовали наравне с ними, потому и разрывали теперь воздух бесконтрольными провалами и взлётами. Любая локация, где уличных слишком много, сама превращалась в улицы — вся их жестокость, темнота и грязь, необузданный неисчислимый резерв энергии, струившейся через них всех, как единый мост, и в то же время дробившийся по степени силы. Нейтралы — даже с самыми лёгкими странностями — были дикими и мощными, сражаться что с ними, что против них одинаково опасно. Они могут всё погубить.
Но Лекторий украл Олю. Уличные, не способные любить кого-либо, её полюбить смогли — девушку, отдававшую всё им, старавшуюся ради них, выручавшую, связывавшую. Им нужен был человек, который отвечал бы на зов, даже если не мог спасти. Оля, ставшая этим звеном всеобщего объединения, хранилась нейтралами, как нечто драгоценное — вот оно что, она действительно стала для них сокровищем, они берегли её с любовью, той, на которую только хватало чувств бездушным улицам. Лекторий покусился на единственное светлое, что ещё оставалось, и нейтралы обрушились скопом, даже междоусобные передряги позабыв — сейчас весь смысл — это их связующий, а не их разборки.
Михаил хотел то ли кричать, то ли смеяться. В груди безудержно горело, и он выдыхал в такт бегу, и вновь и вновь — раскаты яростные над головой, вспышки и мерцания, потоки сил, удары и отражения, он тоже сражался, не за Олю, не за NOTE, не за лиф даже — за себя, но не из трусости, не из желания похвалиться или себя испытать, ведь он давно знал, кто и что он…
Ха-а-а, как всё, оказывается, просто. Если хочешь вызвать бурю — просто явись в открытое поле без зонта.
«Пошёл ты к чёрту, Лекторий. Правила этого мира пишем мы, — подумал Михаил, врываясь в лабораторию и тут же слыша звук наводимого ствола. — Так всегда было и всегда будет».
Задачей Йорека была не битва. Хоть он и умел сражаться, умел, как мало кто ещё умеет, он не причислялся к боевому отряду и вообще предпочитал напрямую в драки не лезть. Порой было не избежать передряг, особенно когда дело касалось необходимости посетить нейтралов, но обычно он сторонился стычек — прекрасно помнил, кто он сам такой. Однако теперь… теперь всё было ещё более странным.
Потому что он не сражался против нейтралов и не обходил их стороной. Он был с ними наравне. Так, как когда-то уже случалось. Йорек нырнул в пустоту, привычно растворяясь в каждом элементе, и, оглядываясь, видел ручейками стекавшиеся стайки беспризорников, давно забывших кодексы чести — они пришли сюда, отчего-то их было много, и некоторых он помнил, а некоторые помнили его. Почему нейтралы пришли? Они же не суются без повода! Но вот они были тут — люди с горящими глазами, голодными усмешками, готовыми впиться в тёплые артерии, ненавистью ко всему и себе, и Йорек — бывший такой же, он тоже был одним из их числа. Но он не врал, что мотивов их не мог уловить; здесь были самые разные группировки — почему они пришли? Что их сподвигло?!
— Йорек! — позвал с хриплым весельем кто-то.
— Йорек, — протянул другой.
— Йорек? — прошептал третий.
Они помнили его, а он помнил их. Разный сброд, отбросы общества, неформалы, гики и уроды, аморалы, бандиты и преступники, воры, дворовые хулиганы и бездомные. Вся грязь городских окраин, умноженная на разрушающие способности и отсутствие самоконтроля. Целый стаи с чёткими иерархиями и расстановкой приоритетов, на одну битву заключившие договор не нападать друг на друга. Насколько сильным должен быть толчок, вызвавший в них такую ярость? Что Лекторий сделал им всего за день, что они хлынули волной?
Юноша не наклонился, когда в него выстрелили, и не отшатнулся в сторону; прошла насквозь пуля, не оцарапав кожу, рёбра не задев; Йорек прыгнул вперёд, в кошачьем скачке выхватывая один из ножей — одного меткого удара в сухожилие достаточно, чтобы рука безвольно обвисла, второй удар пришёлся на горло. Хлынувшая кровь не запачкала Йорека, вновь ставшего прозрачным — он использовал странность сразу, быстро управляясь с её состоянием. Враг повалился на колени, свободной рукой пытаясь пережать рану; Йореку хватило толкнуть его в спину, чтобы тут же помчаться дальше. Один.
В современном обществе убийство — это плохо, да? Вот только Йорек себя к обществу не относил. Его приоритеты были иными, и убийство чем-то неправильным он не считал. Сейчас, по крайней мере. Он не стал бы убивать кого-то просто так, но ведь здесь идёт сражение, это — враги; Йорек не останавливался в раздумьях над ценностью их жизней. Он пришёл спасать, спасать через сражение — ладно, он будет бороться. Это не трудно, если семь лет не замирал в передышках между всплесками крови.
Почему пришли нейтралы?..
Они занимались защитой, защитой, грамотно выстроенной, отличной, надёжной. Йорек скользнул через все барьеры — странности тоже не были ему границами. Йорек, первый из всех, прорвался за линию обороны, призрачным обликом мелькнув в отражениях неба. Оно раскрывалось хлопковыми облаками, грозя первым за осень снегопадом, но кому что — а Йорек торопился внутрь. Первый этаж его сразу встретил огнестрелом; Йорек нырнул в первое же помещение, зорко оглядываясь.
