— Приказ принят, Круценко.

Михаил улыбался. Борис смотрел на него мрачно, потянулся к бокалу. Оставалось совсем мало времени и ещё много вина. А они оба помнили — они из тех, кто будет идти до конца.

Всё давно было решено.

*

Дома было тихо, когда Антон вошёл. Он стряхнул куртку, повесил на крючок — привычка, выработанная уже тут, в Авельске; раньше каждую вещь приходилось держать при себе, иначе «прекрасные» ребята в детдоме норовили прибрать к рукам или испортить. Но сейчас о таком и не думалось. Это место — то, в котором Антону не нужно запоминать мелочи, он сам их строит. Это место — безопасность.

Он стянул кроссовки, прошёл в гостиную. Тихо. Телевизор сонно чернел экраном. Стеллаж тускло красовался книгами, сервизом и небольшими мелочами декора — какими-то статуэтками, дополнявшими приятную атмосферу. Дверь на балкон была открыта, и Антон завернул туда. На уже застеклённом балконе стояло мягкое кресло, и сегодня здесь, согнув колени и повернув голову, сидела худенькая девушка с тёмно-русыми волосами, в шортах и футболке, босая. Настя. Самый удивительный элемент этого безопасного места.

Здесь прохладно, почему она уснула? Глаза были закрыты, дыхание ровное. Антон присел на корточки, так что его лицо оказалось ниже её. Он не двигался, просто смотрел. Белёсый свет осеннего дня широкой волной затапливал балкон, почти материальный, тяжёлый. На коленях Насти обложкой вверх лежала раскрытая книга — вывалилась из ослабевших пальцев, видимо. Настя мало спала последние дни.

Она хрупкая. Безумно хрупкая. Антон видел её разной и мог сравнивать. Он видел маленькую бескрылую лифу, утыкавшуюся носом ему в плечо в грязном переулке и скрывавшую безудержную хрипящую боль в лёгких. Он видел всё забывшую, вышедшую из богатой холодной семьи и никогда не получавшую от неё тепла девушку. Он видел ту, кто не усомнился, когда монстр в костюме фокусника попробовал атаковать — она предупредила их, сломала ему хребет, она была в шоке, но не жалела. И он наблюдал за Настей теперь — за единственной, за кем он хотел наблюдать, кого он хотел видеть и чувствовать.

Антон давно решил, что не будет ни в ком нуждаться. Ни в ком и ни в чём. Ему всегда было плевать на происходящее, если оно не касалось его выживания, да и смерть его не беспокоила. Всё равно, жив он или мёртв. Ничто не имеет значения в этом мире.

Ничто — кроме этой стеклянной девушки, свернувшейся в кресле с пледом на плечах.

Он бы, наверно, давно умер. Но сначала ему нужно было защищать брата с девочкой, затем эту же девочку прикрывать, затем ждать улыбчивого бессмертного, затем вновь защищать её — уже девушку. Он ничего не выбирал сам, потому что не нуждался в выборе. Центром его жизни всегда была Настя. Больше у него ничего не было.

Он не знал, желал ли ей счастья, он знал лишь, что сделает для неё всё. Перед лицом ночного города Настя почти умоляла; конечно, он не мог её не отпустить. В Стае с ней всё будет хорошо. Разве это не должно его радовать? Однако Антона грызла тоска. Первое осознанное чувство за столько лет.

Что он будет делать, когда она исчезнет? Что от него останется?

«Не уходи» — он не сказал это и не скажет.

Антон протянул руку, кончиками пальцев провёл по её щеке. Ресницы затрепетали и поднялись, явив миру сонно-лиловую радужку. Он ладонь не убрал, а она убрать и не сказала, только смотрела.

«Не уходи».

Он ничего не произнёс, но она по губам вздохом поняла. Отвела глаза, скулы залило румянцем. Антон пристально глядел на неё, затем поднялся на ноги и сказал, что согреет чайник.

Он не будет её останавливать. Она может уйти. Что будет с ним — давно уже не так важно.

========== 5 / 5. Тлеть ==========

— 23 ноября 2017

— Сражение уже завтра. Время так быстро летит, да?

— Странно слышать такое от тебя.

— Думаешь, я странный?

Каспер оценивающе окинул его взглядом. Роан смотрел, улыбаясь довольно, как сытый котик. Его глаза словно лучились, и Каспер, тепло усмехнувшись, покачал головой.

— Ты не можешь вытягивать из меня мнение, — заметил он.

— Отчего же?

— Потому что у нас, между прочим, собрание!

— Как здорово, что вы наконец-то вспомнили! — просияла Люси. — И ста лет не прошло!

Улыбка Роана стала шире, и Каспер только глаза закатил. Настроение, впрочем, было приподнятым. Несмотря на напряжение, сковавшее отделение плотными цепями тревог и воспоминаний, он чувствовал себя возмутительно счастливым. Пусть грозила опасность и всё могло оборваться — в этот раз было опаснее, чем в предыдущий — наконец-то была решена главная проблема, Каспера терзавшая. Значит, ему было больше хорошо, чем плохо. Люси щурила глаза и всем видом намекала, что они сильно палятся, но ладно уже, плевать. Роан, скрестив ноги, оглядывал собравшихся.

— Да пребудет с нами удача, — протянул Михаил. Он выглядел самим сосредоточением спокойствия, а плотный щит воспитанного сияния не давал прорваться любому волнению. Действительно ли он не беспокоился? Каринов — тот, кто встряхнул всех, обратив внимание организации на Первую лабораторию, он лично участвовал во всём и должен был иметь железные мотивы, чтобы теперь отправляться в пекло вновь, с его-то небоевой способностью. Однако что говорить Касперу, тоже странности небоевой, если он и сам рвётся в бой? Михаил имеет право самостоятельно решать. Он взрослый и неглупый человек, знает, чем рискует.

— Это из фильма? — тут же повернулась к нему Люси.

— Из того, на который ты таскала? — припомнил Йорек, хмуря тонкие тёмные брови. Корни волос у него уже не золотились — давно не осветлялся. — Что-то там про сытость…

— «Голодные Игры» он назывался. Ага, оттуда ведь?

— Это сейчас важно? — жёстко спросил Борис, мигом остудив энтузиазм девушки-метаморфа. Люси надула губки, но смотрела с лёгким прищуром. Каспер, знавший её почти столько же, сколько себя, с немалым удивлением отметил: по-настоящему обиделась. Люси, лёгкая на подъём, шумная в поведении, но романтичная и мечтательная натура; Люси, преданно следовавшая за ним и на мир смотревшая искажённо, набравшись осколочных представлений, добрая душа, подкармливавшая уличных кошек и таскавшая неприкаянного Йорека, пока он не привык к обществу… Она редко обижалась. Настолько редко, что Каспер даже забыл, как это проявляется.

А проявлялось довольно незаметно. Люси, воспитанная организацией, умела прятать настоящие чувства ничуть не хуже Каспера, так что по ней сказать не смог бы ничего посторонний человек. Посторонний — но не брат, с которым она выросла. Люси шутила, валяла дурака и витала в облаках, мало внимания уделяя окружающей её реальности, и сегодня вела себя так же; но глаза у неё были несчастными. Каспер, сбитый с толку столь редкой эмоцией, насторожился, что укрылось от всех, кроме Роана. Понятная цепочка.

Планы были разработаны. Всё было перебрано до мелочей. Оставшиеся в зале — то есть Борис, Михаил, Каспер, Люси, Йорек и Роан — представляли собой самое сердце. Не потому что относились к отделению: фактически, из них здешнему штабу не принадлежал даже Борис. Но они всё же были хребтом для главных действий. Лидер, дипломат, советник, метаморф, разведчик, бессмертный — разные, но объединённые одной причиной. Каспер из-под полуопущенных век разглядывал их и думал, что кого-то может и не увидеть больше.

Однако он рос в NOTE, и он знал, что такое «потери». Он видел, как умирают люди, и сам этому способствовал. По своей воле, но по необходимости, а не из-за желания, но он тоже убивал. И он терял других и помнил, как это может происходить. Эти люди близки ему, даже такие, как Борис и Михаил; он не хотел их терять — но не боялся. Они справятся достойно. Каспер знал, что любой из присутствующих отдаст жизнь, если понадобится. Так странно, что именно готовность к жертве их объединяет.

Завтра они выйдут на бой.

— Катя с Олей предложили свой дом для детей на необходимое время, — сказал Михаил, сбивая пыль тишины. Он всё так же выглядел спокойным. Светлые, но не холодные и не тёплые его глаза смотрели отрешённо. — Оля может устроить всё так, что не придётся постоянно за ними присматривать, но она попросила дать ей пару человек с ограничивающими странностями — для безопасности.