Директор бухнул на стол пачку довольно потрёпанных чертежей.

– Американские представители прибудут в Ленинград через месяц. За это время мы должны изготовить пробную партию продукции. Я пригласил вас ознакомиться, выслушать мнения и предложения… – Проводив бульдожьим взглядом пошедшие по рукам листы, Фред Семенович закончил: – Чертежи являются собственностью американской компании, все элементы и идеи запатентованы, выдавать на руки или снимать копии запрещено.

Пане с его квалификацией макетчика снимать копии с чертежей было ни к чему. Он и так видел, что идея в них только одна, но довольно интересная. В остальном это были вполне примитивные деревянные игрушки – крокодил, дельфин, обезьянка. Их детали стягивались леской. Изюминкой был «эффект обратного движения», достигавшийся за счёт точно высверленных под разными углами отверстий, через которые она проходила. Еще даны были схемы окраски и цвета.

Ничего такого, что нуждалось в высказывании «мнений и предложений», он не нашёл.

Но ему льстило приглашение для обсуждения столь серьёзного производственного вопроса. Льстило общество солидных, седовласых мужчин. И мрачный взгляд Фреда Семеновича уже не казался бульдожьим, а скорее обременённым тяжким грузом ответственности за производство, людей и даже той стервозины, что его кинула!

Он тоже хмурился, принимая чертежи, в соответствии серьёзности момента.

Пана не любил ответственность. Мрачные школьные годы наглядно показали, как легко такие понятия, как «коллективизм», «товарищество» обращаются в компост, вскармливающий самые неприглядные побеги злобы и унижения. Он стремился отвечать только за себя и только перед собой. Но невольно поддался деловитой обстановке ясеневого кабинета, вспоминая здешнюю столовую, ту лукавую заразу, цеха и рабочих. Он согласился, что должен для них что-то сделать! Нельзя безучастно смотреть, как гибнет в заполненном безработицей городе еще одно предприятие, дававшее пропитание многим!

Тем более что никаких проблем он не видел.

Да, сверление и сборка требовали усилий опытного цулажника, окраска предполагала некоторую технологическую подготовку.

Но он сидел в окружении руководителей двух предприятий, у которых наверняка есть кому этим заняться! У них были цеха, люди, а у Паны? Сумка с заячьим хвостиком?!

Совещание у Фреда Семеновича продлилось недолго.

Итогом стало заключение консорциума и бегство Паны из кабинета директора.

Он взял на себя выполнение всех элементов конструкции, только без сверловки и сборки, покраску взяли рыболовные снасти, сверловку и сборку фабрика игрушек.

Настоятельные попытки Фреда Семеновича его удержать, что-то еще «обсудить», «предоставить» и «обеспечить» успеха не имели. Наоборот, вызвали в нём панику!

– Видел я ваши «станки», – ворчал Пана, удирая по коридору, – за них людей ставить страшно!

Впрочем, кого он обманывал?! Конечно, сохранившиеся на фабрике рамочные лобзики могли бы стать украшением какого-нибудь музея, иллюстрируя угнетение рабочих в мрачные времена царизма. Но и на них, и на сборочном, и на сверлильном участках работали одни женщины. А попытка навязать ему целую бригаду баб привела Пану в ужас!

С женщинами у него не складывалось.

«Что им надо?! Что-то явно не так, или во мне, или в них!» – размышлял сбежавший от Фреда Соломоновича Пана. Его путь лежал к швейной фабрике «Волна», нужно было поговорить с мужиками, подробнее узнать про получаемые там выкройки.

Оценив сечение деталей, он решил, что лучше это делать лазерными резаками.

Оставалось всего-то их найти!

В отношениях полов, их взаимном влечении при всей схожести и взаимности было нечто радикально противоположное, чего он не понимал и оттого боялся.

Появляясь на фабрике, Пана всегда разыгрывал капиталиста: следил за штанами, одевал свой единственный, оставшийся с выпускного пиджак. Он тогда в двух местах пострадал от пьянки, но был практически новый!

Он считал это правильным, что этим проявляет уважение к предприятию.

А уж сегодня он готовился как никогда и был убеждён в собственной неотразимости!

Случай в столовой сильно задел его самомнение, вынуждая вновь, со всей строгостью и объективностью оценить свою кандидатуру, с точки зрения противоположного пола.

Как не расценивал он себя со всех сторон самым скрупулёзным и критичным образом, вывод был один: себе Пана нравился. «Значит, дело в них», – решил он, выходя из троллейбуса. Женщины казались ему созданиями необъяснимыми, а значит, и ломать голову над этим не стоило. Размышления уносили Пану в другие, лучшие времена.

Жизнь вообще странная штука, будто протекающая по чужому сценарию. Словно кто-то постоянно решает, где тебе быть, с кем, что делать, даже сейчас! Он послушно следовал всему, учился, работал – и что? Одна дорога до работы и обратно забирала по четыре часа жизни в день!

Теперь ему вспоминались ПТУшная юность, мастерская скульптора Круцкого, его ученик Игорюша, задумчивый и немногословный, безбашенный рокер Гоша, простой как три копейки Лешенька… Кто только не сидел за тем заляпанным глиной и краской чайным столиком! Художник никого не гнал, да и сам появлялся редко, оставляя ключи своим очаровательным натурщицам, смешной, мечтающей о сцене Кирке и деловитой, приехавшей в Ленинград из какого-то маленького молдавского городка Аннушке. На ней был порядок, чай, булка…

Как-то Пана познакомился с ними, и мастерская надолго стала его вторым домом. Где они все? Растворились в многомиллионном городе.

Дом Игорюши был снесен, в общежитии Аннушки про неё ничего не знали.

Он мечтал свою новую, свободную от диктата и обязательств жизнь начать, вновь собрав за одним столом всех, кто был ему дорог!

Но сначала нужно было обеспечить стабильное поступление средств, теперь ещё это! Жизнь будто нарочно вываливала груз всё новых и новых забот.

Пана мысленно просил прощения у Игорюши, Аннушки, всех, за то, что так и не может вырваться из железных тисков обстоятельств!

Экспериментальный цех Ленинградского института текстильной промышленности, куда привели его поиски, стоял. Пана с любопытством прошёлся по пустому залу, где в три ряда возвышались громады программируемых лазерных флагманов отечественной индустрии.

Мужики из цеха приняли его доброжелательно и по-деловому. Продемонстрировали, как на мониторе рисуется лапа крокодила, разъяснили требования к материалам и, оставив им американские чертежи, он отправился на фабрику музыкальных инструментов решать вопрос с берёзой.

На партию деталей у него была неделя, остальным участникам тоже нужно было время выполнить свою часть работ.

Пана справился за три дня.

Отправляя пробную партию деталей из института текстильной промышленности, он был страшно горд собой. Шутка ли сказать – внешнеэкономическая деятельность!

На переговоры с американцами он шел торжественно, даже надел белую рубашку!

И хоть явившийся для переговоров американец ему как-то сразу не понравился, от иностранца в нем было не больше, чем в Пане, настоящим ударом стала устроенная Фредом Семеновичем презентация! Когда тот высыпал на стол груду деталей, Пану точно мешком по голове огрели!

Он готов был провалиться со стыда! В его лохматой голове никак не помещалась мысль – как эти старые козлы, за столько времени умудрились не сделать вообще ничего?

Как бы опровергая ошарашенного Пану, из груды грохнувших заготовок выкатились два шурупчика, демонстрируя, что и от себя директор игрушек что-то положил.

Да, детали Паны были покрашены, и это, наверно, был писк моды от танков Т34, что еще можно было объяснить склонностью товарищей к милитаризму.