В народном сознании Воркута прочно укоренилась как один из самых узнаваемых гулаговских брендов: Крайний Север, вечная мерзлота, полярная ночь и экстремальная угледобыча. В самом деле, когда мы в 2009 году вместе с немецкими геофизиками из Эссена возрождали подземную сейсморазведку на воркутинских шахтах, к тому времени приватизированных «Северсталью», легендарный воркутинский горняк, заведующий лабораторией горно-подготовительных работ ОАО «Воркутауголь» Лев Митрофанович Гусельников рассказывал мне, что, когда он в 1956 году приехал в Воркуту с одним из первых десантов вольнонаемных, то его учителями в шахте были два немца: один коммунист, а второй – бывший эсэсовец. Были здесь и уголовники, и власовцы, и бандеровцы, и латыши из числа лесных братьев – за свои дела надо платить.

Но все, по словам Льва Митрофановича, понимали, что выжить здесь можно только совместно. Как говорил на каком-то своем съезде главный либеральный демократ Жириновский: «Когда я был в Воркуте – там птицы не летают. Не то, что человек не может жить – птицы не летают. Им не хватает кислорода, и нету пищи».

Но все это дела давно минувших дней. Уже в 1960-е годы, когда злобный Солженицын сочинял на диссидентских дачах свои небылицы, вся страна строила в Воркуте прекрасный современный город, настоящую «жемчужину Севера», уникальную полярную цивилизацию, «столицу мира» – эту эпопею можно сравнить разве что с освоением космоса. И песни стали иными:

В годы войны Воркута снабжала углем блокадный Ленинград, не дав городу на Неве замёрзнуть. Несмотря на сложность угледобычи, Воркута располагает уникальным коксующимся углем, намного превосходящим по качеству уголь Кузбасса или Донбасса. Воркутинские угли содержат серы всего 0,7 %, а донецкие – 3 %. Кокс из воркутинских углей получается с большей механической прочностью. Увеличение содержания серы всего на 0,1 % требует увеличения расхода кокса на 2 %. И если для выплавки одной тонны чугуна требовалось 599 килограммов кокса, выжженного из углей восточных районов СССР, то кокса из воркутинских углей требовалось всего 506 килограммов. Если в Кузбассе для добычи одной тонны коксующихся углей приходится попутно добывать две-три тонны энергетического топлива, то в Воркуте почти весь уголь пригоден для нужд чёрной металлургии.

В Воркуте находится самая глубокая в России шахта «Комсомольская» (1200 м) и самая производительная в Европе шахта «Воргашорская» (дает более 9 т угля в минуту). Поэтому если в советское время в Кузбассе шахтёры зарабатывали от 600 до 1000 руб. в месяц, то в Воркуте 600 руб. получал шофёр автобуса, а шахтеры – до 2 тыс. руб. в месяц и могли позволить себе слетать в Сочи выпить пива и вернуться назад – ведь было несколько прямых рейсов Воркута – Сочи.

Вот именно эту «бесчеловечную систему, ни во что не ставящую человеческую жизнь», ринулись уничтожать в 90-е годы поборники «рынка» и «прав человека». Из 12 воркутинских шахт семь были признаны «нерентабельными» и закрыты. Понятно, что закрытие происходило на деньги МВФ – устраняли конкурента. Но не только. Прицел уже тогда был взят на предстоящую приватизацию – ведь находящиеся на грани закрытия шахты можно скупить по дешевке, а потом, не тратясь на инвестиции, эксплуатировать по полной…

Так оно и случилось. В 2003 году ОАО «Воркутауголь» было куплено Мордашовым, владельцем металлургического холдинга «Северсталь». Собственно, ничего удивительного в этом нет: под коксующийся уголь Воркуты и строились сталелитейные мощности Череповца, причем строились всем миром и для народа – но владеет ими теперь безраздельно Мордашов. В результате, если в советское время приоритетом развития угольной промышленности были безопасность и социальная сфера, то теперь всё это было ликвидировано как убыточное. Новые владельцы «Воркутауголь» первым делом разогнали институты (например, ПечорНИИпроект) и экспедиции – сейчас в Воркуте безопасностью занимаются два человека. В шахту они, естественно, не ходят. Ликвидация аварий стала прерогативой МЧС, хотя там нет профессионалов с высшим горным образованием, одни менеджеры.

25 февраля 2016 года на шахте «Северная» на глубине 780 метров произошло два мощных взрыва. На тот момент под землей находились 111 человек. Из шахты был эвакуирован 81 горнорабочий, еще четверо обнаружены мертвыми. В горных выработках остались 26 шахтеров. Их поиски велись более трех суток, пока в ночь на 28 февраля не прогремел третий взрыв, который унес жизни еще шести человек, в том числе пятерых горноспасателей. После этого операция по спасению оставшихся под землей 26 горняков была приостановлена, а сами они были признаны погибшими. Шахту «Северная» было решено затопить.

«Вчера по ТВ я увидел главного нашего генерала Ростехнадзора Алёшина на приёме у Путина, который врал нашему президенту, сославшись на некий природный катаклизм, унесший 36 душ, – говорит Владимир Тихонов, бывший сотрудник Воркутинского отделения ВостНИИ. – Но он проговорился – он сказал, что лава ехала по пласту “Мощному”. Но пласта “Мощного” в поле шахты “Северная” отродясь не было. Там есть “Тройной” и “Четвёртый”, где-то “Пятый”. Следовательно, они полем шахты “Северная” начали отрабатывать поле злополучной шахты “Юр-Шор” – это та же лава, взорвавшаяся на “Юр-Шоре”, только с другой стороны. То есть они залезли на поле старой погашенной шахты без подготовительных работ – а это самоубийство. Но сам по себе газ, датчики – это ерунда. Даже если 5–6 % – он инертен, без механических воздействий извне газ безопасен. Электрооборудование выполнено в шахте таким образом, что оно не может искрить. Всё произошло из-за горного удара, который они спровоцировали, въезжая на поле шахты “Юр-Шор” и не подготовив его. А то, что скопление метана в куполах – это было всегда, на любой шахте Воркутского месторождения. И при нормальных условиях оно не мешало работе. А горные удары появились на соответствующих глубинах – 600–700 м. И источником всех этих бед является тяжелая кровля, внезапное обрушение и фрикционное искрение. Я работал на шахте “Комсомольская”, условия схожи, но там было глубже – и соответственно опаснее, чем на “Северной” и на “Юр-Шоре”. Но с этим успешно боролись, абсолютно успешно. И врать с экрана, что этот процесс неконтролируемый, что с горой не поспоришь – это ерунда полная. Двенадцать лет благодаря нам не было ни одной аварии с групповым исходом. А с 1992 года понеслась душа в рай. Союз рухнул. Такая структура, как горный надзор, тоже начала деньги зарабатывать. На “Комсомольской” мы делали простые вещи: помимо опережающих скважин делали гидроразрыв непосредственной кровли. Мощность песчаника была 30 м – впереди забоя, людей выгоняли из забоя. Там находился я и еще один человек, управляющий насосом 400 атмосфер – людей струей порвет сразу, если лопнет шланг. Ставили репера, контролировали усадку на подсвежении. А что касается Алёшина – он доложил, что на этот процесс мы не могли повлиять, или же его самого обманули псевдогорняки-менеджеры. Ну а Путину это понравилось. А на самом деле с горой можно бороться. Но сейчас никто не борется. Не хотят тратить время. А тут увидели – пласт “Мощный”, много угля – и без предварительных работ кинулись туда. Потому что на самой шахте “Северной” пласта “Мощного” никогда не было. Он был как охранный целик между шахтами “Юр-Шор” и “Центральная”. И виновные в этом есть. Такова правда».