Литмир - Электронная Библиотека

В жизни Юрий Владимирович Андропов отличался каким-то особым аскетизмом, был нетребовательным в быту, бескорыстным и честным. В тот роковой вечер, 19 февраля 1983 года, он вошел в лифт 5-го подъезда дома № 26 по Кутузовскому проспекту, где жили Брежнев, Андропов и Щёлоков. Неожиданно рядом оказалась супруга последнего Светлана Владимировна. Андропов пристально посмотрел ей в глаза и нажал кнопку своего этажа. Как только лифт начал подниматься, раздались выстрелы. Когда лифт остановился на шестом этаже, Андропов дополз до двери своей квартиры и вызвал охрану. А Светлану Щёлокову нашли в её квартире этажом ниже. Она застрелилась.

Так это было или нет – вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Фактом остается лишь то, что осенью 1983 года состояние здоровья Юрия Владимировича Андропова резко ухудшилось. Умер последний советский змеелов 9 февраля 1984 года.

Русская распутица

А без меня, а без меня,
И солнце б утром не вставало, —
И солнце б утром не вставало,
Когда бы не было меня.
Лев Ошанин

В 1970 году мы получили квартиру в московских Раменках. Тогда здесь еще не было ни Мичуринского проспекта, ни Олимпийской деревни, ни здания Московского учебного центра (МУЦ) Высшей школы КГБ СССР имени Ф.Э. Дзержинского (ныне Академия ФСБ). Район был довольно шпанистый, в бараках и даже деревенских избах жили бывшие строители МГУ на Ленинских горах. Но были и наши – строители подземного резервного комплекса для управления страной на случай ядерной войны. Строился этот комплекс, как и наш дом, силами 15-го главного управления КГБ СССР. Начальник этого управления, генерал-лейтенант Владимир Николаевич Горшков имел статус заместителя Председателя КГБ СССР. Его внучка, актриса Аня Горшкова, сейчас достаточно известна – например, по главной роли в морской мелодраме Станислава Говорухина «Пассажирка». Помимо сотрудников 15-го Главка в нашем доме жили разведчики, контрразведчики и пограничники – например, в нашем подъезде жил заместитель командующего Пограничными войсками КГБ СССР контр-адмирал Николай Николаевич Козорезов. С его дочерью Леной мы дружим до сих пор. Так что бывали и торжества, и застолья – но за эти прошедшие полвека я ни разу не слышал ни от кого из соседей даже простого упоминания о своей работе.

Начало 70-х годов запомнилось мне прежде всего повальным увлечением рок-музыкой. На этом фоне монотонное пение штатных советских исполнителей типа Кобзона, Лещенко, Зыкиной или Магомаева откровенно раздражало – я их и сейчас недолюбливаю. В школах тогда западную музыку еще не играли – зато папа как-то взял меня на лекцию о современной музыке для слушателей Высшей школы КГБ на Ленинградке. Лектор сразу сказал, что его предупредили – западный балаган не жалеть. Однако он все больше увлекался, входил в раж, рассказ сопровождался прослушиванием прекрасных стереозаписей. Вначале речь шла о джазе, затем перешли на Элвиса Пресли – и вдруг из колонок грянули битловские «Can’t Buy Me Love». Воспринималось это примерно так:

В Ливерпуле в ночном клубе, в черных пиджаках,
Стоят четыре фраера с гитарами в руках, —
– А кто не знааааает! кто не лююююбит!
в Англии битлóв!
О-о битлооооов,
в Англии битлов!
Вот стали би́тлы выступать, раздался страшный крик (аааааа!)
Все стали все крушить-ломать, разбили в тот же миг.
– А кто не знааааает! кто не лююююбит!
в Англии битлов!
О-о битлооооов,
в Англии битлов!
А вот кружится Джон Леннóн, за ним Джордж Харриссóн, —
(ударение на последнем слоге)
Они энергию свою людям передают.
– А кто не знааааает! кто не лююююбит!
в Англии битлов!
О-о битлооооов,
в Англии битлов!
Опять контора на замке, опять кого-то бьют.
И юбки рвутся, швы трещат, а би́тлы все поют:
– А кто не знааааает! кто не лююююбит!
в Англии битлов!
О-о битлооооов,
в Англии битлов!
Любовь не куууупииииш! Куууукииииш!
Это каждый скажет вам!
Любовь не куууупииииш! Нет-нет-нет —
Неееет!

Отправляясь в пионерлагерь от Клуба имени Дзержинского на Лубянке, мы уже везли с собой битловские бобины и пластинки, крутили их в радиорубках и на танцах, хотя вожатые пытались настаивать на более лояльных «Весёлых ребятах», «Скальдах» или Ободзинском. Но куда там – если ты, скажем, сотрудник райаппарата, а у пионера отец – заместитель начальника резидентуры в Дании или Канаде.

Летом 1972 года первую смену мы провели с моим другом Андреем Иванцовым на море в элитном лагере Министерства обороны «Чайка» в Евпатории по приглашению его родителей. На вторую смену я поехал в любимую «Лесную заставу» – пионерлагерь ХОЗУ КГБ под Рузой. Вскоре там появился приехавший из Западного Берлина Андрей Габелко – его отец был начальником немецкого отдела ПГУ КГБ СССР. Андрей привез кучу хипповых шмоток и список из 100 лучших рок-групп по версии журнала «POP». Первые места в нем занимали Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath и Uriah Heep – что-то мы поймали на «Спидоле», но когда я после смены послушал их в хорошем качестве у Андрея дома на 3-й Фрунзенской, то был потрясен настолько, что достал себе маленький японский каcсетник STANDARD SR-T115 в чехле, засовывал его под школьную форму, наушник продевал через рукав и ладонью прижимал к уху – и в тот момент, когда учительница литературы Светлана Ивановна объясняла сюжетные перипетии тургеневских «Отцов и детей», я наслаждался цеппелиновской «Stairway to Heaven»:

Эта леди твердит:
Злато всё, что блестит,
И она купит лестницу в небо.
Стоит слово сказать —
И свое можно взять
В час, когда не достать даже хлеба.
Я смотрю на закат,
И на сердце тоска,
И рыдает душа, рвясь на волю.
Наяву, как во сне,
Кольца дыма в листве,
Голоса и глаза с давней болью.
Ooh, it makes me wonder,
О, как это странно.
В самом деле странно.
И на извилистом пути
В тенях нам душу не спасти.
Там леди светлая идет,
Она покажет нам вот-вот
Свой золотой небесный свод,
И если слух не подведет,
Тебя мелодия найдет,
Чтоб мир единство вновь обрел:
Уж лучше рок, чем просто ролл!
(Перевод В. Бойко)

Естественно, что после таких баллад ответ у доски, если вдруг вызывали, особенно на истории с географией у Аркадии Константиновны Лишиной, с которой мы дружны до сих пор, выглядел как у Евгения Леонова в «Большой перемене»:

– Еще в середине 19 века Германия была аграрной страной. Узкие улицы… Картина менялась… Рост капитализма…

– У Круппа работают… в 1845 году… 122 человека.

– В 1900… В 1871 году у Круппа работает 16 тысяч человек.

11
{"b":"671984","o":1}