«Когда ты родился, ты плакал, а мир улыбался. Проживи жизнь так, чтобы, умирая, ты улыбался, а мир плакал».

Народная мудрость аборигенов Америки

Алчность и альтруизм хоть и начинаются с одной буквы – суть антагонисты. Бартон Траубе не находил себе места. Что себе позволяют эти торговцы? Как можно так открыто, не стесняясь, цинично продавать с молотка краденное? Ни чести, ни совести. Правильно сказал император Веспасиан: «Деньги не пахнут». Они не пахнут! Они воняют зловонным сладким смрадом наживы. Для этих торгашей из всемирно известного аукциона алчность заменяет честь и совесть. Прошло уже два дня, как ему указали на дверь, а внутри продолжало клокотать измученное чувство несправедливости, обиды и унижения. Ему, старейшему профессору Инсбрукского университета, последнему отпрыску по материнской линии знаменитого княжеского рода, отказали в доверии. Мол, он ошибся, это не та шкатулка, а похожая. Бартон был уже взрослым, когда последний раз держал в своих руках именно эту шкатулку. Он не мог ошибиться! Таких шкатулок больше в мире нет. И не может быть! Дед рассказывал, что это реликвия их семьи князей Гагариных-Стародубских, ведущих своё начало от седьмого сына Всеволода Большое гнездо и далее вглубь веков от самого Рюрика. Шкатулка являлась замечательным произведением древнерусского искусства. Она была изготовлена из кости мамонта, инкрустированной золотом и сияющими тёмно-синими сапфирами. Костяные боковые пластины шкатулки древний мастер превратил в удивительное кружево, насыщенное сказочными образами мифических существ. Свод выпуклой крышки украшала золотая корона, стилизованная под «шапку Мономаха» – древний символ великокняжеской власти. Как такое можно перепутать? Просто удивительно, что эту шкатулку и другие ценности удалось вывезти из пылающей в революционном пожаре России, когда семья деда эмигрировала в Австрию. Поэтому, увидев в случайно попавшемся на глаза каталоге аукциона знакомую до боли вещь, он тут же примчался в Лондон. Ему было обидно, что подаренную далёкой родине предков шкатулку, теперь продают с молотка. И кто продаёт? Музей или частное лицо? Хотелось непременно выяснить всю подноготную этой продажи. Как? Зачем? Для чего? Семь дней аукционисты мурыжили его обещаниями разобраться. А два дня назад дали однозначный ответ: продавец «аноним», но шкатулка имеет вполне легальную историю, а он, профессор Траубе, просто обознался. На дальнейшие требования Бартона ответ был ещё короче: обращайтесь в полицию. Через три дня состоится сам аукцион, но профессор не знал, как заблокировать продажу фамильного раритета. Обратиться в лондонскую полицию? Что толку? У него на руках нет реальных доказательств. Коллекцию из 123 предметов антиквариата дед перед смертью завещал передать в Музейный фонд СССР. В 1975 году родители исполнили его волю. Бартон был в то время студентом и очень сожалел, что из семьи ушли все значимые фамильные ценности. А через 11 лет, когда он уже переехал по работе в Инсбрук, родительский дом в пригороде Вены сгорел дотла, вместе со всеми архивами и документами на это дарение. Сейчас он остался единственным потомком князей Гагариных. Поэтому его слова подтвердить больше некому. Хотя уже, будучи в Лондоне, он вспомнил, что у него осталась старая семейная фотография, где на заднем плане, на секретере стоит именно эта шкатулка. Билеты были куплены на вечер. Если он найдёт фотографию, то обязательно обратится в Интерпол Австрии. Пусть архивы деда сгорели, но документы, связанные с передачей коллекции, должны остаться в России. За прошедшие годы он вспоминал о завещании деда только с сожалением. У него не было желания бередить прошлое и прослеживать судьбу семейных раритетов. Но появление в каталоге аукциона шкатулки всё перевернуло. Траубе горел желанием узнать судьбу каждого предмета из коллекции, переданной в СССР.

В дверь номера тихонько постучали:

– Your order, sir. 1

– I didn’t order anything.2

– Sorry, sir, I'm just doing my job.3

Профессор открыл дверь. За ней стоял одетый в униформу отеля человек. Он улыбался двумя рядами выбеленных зубов.

– I didn’t order anything, – растерянно повторил Траубе.

– Ты не заказывал, зато тебя заказывали.

– What did you say? 4

Улыбающийся официант откинул салфетку, прикрывающую то, что находилось на сервировочной тележке. Глазам Бартона предстал большой пистолет с глушителем. Раздался хлопок. С застывшим на лице ужасом профессор упал на пол. Из аккуратной дырки в середине лба медленно стекала кровь.

– Я сказал: «Заказ выполнен», – ухмыльнулся гость и, кинув пистолет на труп, спокойно покинул номер.

Баобаб – это не только растение. Это ещё и диагноз. Диагноз страшный. Хуже, чем «дуб» или «туп, как дерево».

Верхний этаж отеля блистал чистотой. Здесь размещалось несколько больших шикарных номеров, которые ещё называют президентскими. Из дверей, ведущих на лестницу, вышли двое. Шедший впереди высокий мужчина лет сорока имел вполне стильную причёску, костюм и туфли, которые обычно носят секьюрити. Всё новое и аккуратное. Второй выделялся причёской под ноль, мешковатым спортивным костюмом и изрядно поношенными кроссовками. Попутчики были примерно одного возраста, но наколки и шрамы на лице лысого его немного старили. Первый постучал в дверь номера с цифрой 701. Никто не отозвался на стук. Он подождал и постучал вновь. Опять без ответа. После третьей попытки «спортсмен» нервно закачался телом и помахал перед своим лицом руками с растопыренными пальцами, горячо зашептав при этом:

– Этот урод либо глухой, либо он спецом не открывает.

– Михась, какого хрена ты попёрся со мной? Сидел бы в тачке.

Стиль и содержание речи одетого в костюм мужчины не очень соответствовали обёртке его тела.

– Бадай, задолбал! Баллон не кати. Папа нас двоих послал перетереть с этим фраером. Балерина у тебя есть?

– Нафига тебе отмычка?

– Зайдём, позырим, а когда хозяин нагрянет, возьмём его тепленького за бейцы и настучим по батареям.

– Блин, вот я дурак, что за тебя вписался! Здесь не зона и не красивые времена дяди Бори. Кипиш нас не за этим посылал.

– Чего ты пургу гонишь? Подождать его лучше с той стороны. Сечёшь? На храпок брать проще. Он будет не в теме.

– Я сказал, нет. Уходим. Тем более что ты, Михась, в тюряге отстал от жизни. Замок электронный. Куда ты свою балерину засунешь?

Он развернулся в сторону лестницы. Бритый хмыкнул и на всякий случай потрогал ручку двери:

– Ха! Тут даже балерина не нужна.

И он, открыв дверь, сделал шаг внутрь номера. «Пиджак», чертыхаясь на ходу, вошёл следом и зашипел:

– Куда ты полез? Масть попутал? Я за тебя перед папой мазу держу, а ты тут такое творишь. Пошли!

Он схватил подельника за рукав. Но того уже было трудно выпроводить из номера. Ему здесь явно понравилось. Спокойно оглядевшись и присвистнув, он выдал оценку:

– Падла, живут же люди. Да отцепись ты! Я только посмотрю. Красава!

Комната была огромной. На одной из стен висел гигантский экран плоского телевизора. Тяжёлые портьеры бордового цвета закрывали ту сторону комнаты, которая находилась напротив входной двери. Кроме дивана, стола, стульев и пары кресел, всё в стиле модерн, в помещении больше ничего не было. На столе стояла ваза в виде старинной галеры, заполненная тропическими фруктами. Бритоголовый крутанулся, продвигаясь вперёд и продолжая осматривать завоёванную территорию. Подскочив к столу, он прихватил из вазы авокадо. Надкусив плод, Михась смачно плюнул на пол: