— Это мои кошмары, Карина, — заметил он. — И ты еще не видела самого неприятного.
«Кое-что видела», — подумала Карина. Хитрить ей совершенно не нравилось, но внутренние предостережения работали и сейчас.
— Я люблю тебя. Твои кошмары — это мои кошмары, — серьезно сказала Карина.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Рональд и провел рукой по ее щеке.
И все вернулось на круги своя. Кошмаров с взрывающимися планетами ей больше не снилось. Но иногда она все же видела странные сны. В некоторых из них бушевало море, летели пенные валы, а ее рука — сильная и смуглая — лежала на штурвале. В других разговаривали незнакомые люди, уходили, возвращались в просторные комнаты, что-то обсуждали. А однажды перед ней предстала прямо-таки череда лиц: высокая стройная блондинка с нежной косой улыбкой, чем-то неуловимо напоминающая Рональда; среднего роста сероволосый человек с темно-фиолетовыми глазами в голубом плаще, — Карина была в галерее Древних и без труда узнала Эл'Троуна… Высокий парень с прямым и смелым взглядом серых глаз и короткой стрижкой темных, слегка кудрявых волос… Древних было много, и не все из них были хоть как-то знакомы Карине.
А потом она увидела Ки'Айли. На нее смотрело красивое тонкое лицо, но теперь в нем не было того детского выражения, что на портрете. Лицо было по-прежнему молодым, но девушка казалась измученной. В зеленых проницательных глазах горело бездонное, давно сдерживаемое, и от того особенно острое отчаяние. И безнадежность. Любовь и жалость во сне смешались с собственным отчаянием… И вдруг лицо Древней взорвалось, разлетаясь миллионами частичек голубой и розовой пыли в космическом пространстве…
И вместо него Карина увидела собственное бледное лицо в обрамлении упругих черных волос — тогда за столом в их первый ужин на Тайвани, когда она впервые подняла глаза на Тарро Рональда. Карина привыкла видеть в своем лице решительность и браваду, может быть, даже некоторую жесткость, созвучную резкости черт. Но здесь не было ничего такого. Просто тонкое и нежное лицо с выражением растерянности и сомнений. Затем она увидела себя в спортзале, с силовой рапирой в руке, ловко отпрыгивающую, пытающуюся не ударить в грязь лицом. Вот здесь уже была и бравада, и отчаяние, и вызов, смешанный с сомнением. Картинка сменилась опять, теперь это было ее лицо на фоне вечернего бирюзового неба. И в нем читалось осознание, нежность и глубина смирения, смешанного с любовью. И тут Карину накрыла невероятная, безбрежная нежность… Нежность того, кто видел этот сон – к ней…
— Я тоже тебя очень люблю, — прошептала Карина в полусне, и ощутила на губах невесомый, как дуновение ветра, поцелуй. И снова заснула глубоко.
***
Проснувшийся Рональд мягко обнимал девушку рядом. Ее спящий разум казался ему тонким, нежным, трогательно беззащитным. Но при этом — глубоким и бесконечно родным. Он искушал прикоснуться, проникнуть, прочитать тревоги, помочь, изменить…
Вот здесь текут ее сны. Она не вспомнит их. Но если позволить себе – он прочитает их. А вот здесь тугой комок — последствия гибели родной планеты. Как ни старайся, а подобные вещи прирожденный телепат видел всегда. Коснуться, проникнуть в этот комок, разбить эти нити — и ее больше никогда не потревожит пережитая травма. Но от этого все в ней изменится, последствия могут быть необратимы. Не стоит без крайней необходимости. Рональд привык справляться с этим искушением. К тому же не оно было самым сильным. Самым сильным было другое.
Там, глубоко, на дне ее разума он ощущал паутину — то, что она не помнит. Специально не позволял себе проникнуть так глубоко, но чувствовал это постоянно. Оно было там, забытое, законсервированное. Вытащить на поверхность, коснуться вот так и вот так, осветить, проявить … И они снова обретут то, что потеряли. Но именно это может привести к катастрофе. Сможет ли она выдержать, когда так и не пережитое до конца хлынет потоком? Она начнет тонуть, сходить с ума, а ему не останется ничего другого, как снова законсервировать воспоминания или заблокировать ее боль напрямую. Вмешаться по-настоящему, как хирург. Но было и нечто более страшное. То, чего Рональд боялся больше всего. Вернее, не боялся — страх в нем изжил сам себя сотни лет назад — но очень не хотел, чтобы это случилось.
Поэтому… Только так, без прямых и резких вмешательств. Без решений, искушающих своей простотой. Медленно, постепенно, намеками, деталями. Без гарантии результата. Но с гарантией сохранить ей жизнь и психическое здоровье. И сохранить ее для себя.
Глава 14. Новая игра
Менее чем через семь дней после возвращения Ар’Тура на Коралию информационный Центр Белого Замка зарегистрировал странное сообщение, адресованное Брайтону. В нем говорилось о похищении землян гуманоидной расой деалори по приказу Рон'Альда. Указывались координаты планеты, описывался уклад жизни на ней, были перечислены имена пятерых землян. В самом конце была странная фраза про уши уалеолеа. Ар’Тур радовался, как ребенок, и улыбался во весь рот. Фраза была от Карины – для него.
— Ума не приложу, при чем тут уши бессмертных, — сказал министр обороны Мэн’Дэртан. — Очевидно, некий шифр, опознавательный знак, но я его не понимаю.
— Это действительно шифр — лично для меня, — ответил Ар’Тур с улыбкой. Он чувствовал себя счастливым идиотом, а грядущие трудности казались простыми мелочами. — Это маркер для меня. Я должен услышать его и понять, что сообщение действительно послано землянами. У нас с Кариной Ландской есть личные воспоминания, связанные с этими ушами, — Ар’Тур даже подмигнул министру. Тот удивленно посмотрел на него и отвернулся. Вероятно, Мэн'Дэртан находил Ар’Турово веселье неуместным. А вот Брайтон слегка улыбался, немного грустно, но понимающе.
— Земляне отправили сообщение, и теперь у нас есть координаты, — удовлетворенно подвел итог Ар’Тур.
— Или им позволили его отправить, — веско сказал Б’Райтон.
— Но наши корабли не летают на такие расстояния, — мрачно заметил министр. — Возможно, только Древние могут каким-то образом добраться до этой планеты.
— Да, это вопрос к Древним, — кивнул Б’Райтон и обратился к Ар’Туру, — жду тебя через четверть часа в своем кабинете.
***
Ровно через четверть часа Ар’Тур был в кабинете отца.
— По какой причине ты не захотел разговаривать в его присутствии? — поинтересовался он, устроившись в летающем кресле.
— По той причине, что у одного Древнего есть возможность оказывать на нас телепатическое влияние. Одного тебя я могу прикрыть. Более одного — сложнее.
— Хорошо, — согласился Ар’Тур. — К тому же, по-видимому, только у Древних есть возможность вмешаться.
— И как ты собираешься это сделать? — мягко поинтересовался отец, автоматически переложив пару фолиантов на столе. — Наши корабли по-прежнему не летают на подобные расстояния. За четверть часа ничего не изменилось.
— Я собираюсь использовать способность Древних срезать дорогу по другим мирам, — твердо сказал Ар’Тур. Решение напрашивалось само собой, но в глубине души он понимал, что это слишком самоуверенно. Без помощи Б’Райтона ему не справиться. Нужно убедить отца действовать. Ар’Тур слишком хорошо знал особенность Б’Райтона выжидать до последнего, прежде чем перейти к действиям.
— Сколько времени ты на это потратишь? — спросил Б’Райтон, скептически взглянув на сына. — Год, два? Ты можешь отсюда быстро пройти по мирам в свои апартаменты?
— Нет, — честно признался Ар’Тур. А если быть совсем честным, то он и вовсе плохо представлял себе, как найти дорогу по мирам в неизвестную точку пространства. Апартаменты он найдет, допустим, за… день или два усиленной работы. Но как пройти туда, где он никогда не был… Это вопрос тончайшей интуиции Древних и навыка, приобретаемого за десятки и сотни лет.
— А ты? — парировал он.
— А я — да, как и в любое место в Белом Замке и на Коралии. Но здесь речь о неизвестной планете в отдаленном уголке Космоса. Чтобы найти туда дорогу, тебе потребуются десятки лет.