– Ты куда? – отец поймал меня в дверях.

– В деревню, – запнувшись и едва успев затормозить, ответила я.

– Так рано?

– Мне надо ленты купить. Тётя денег дала. Немного. Хочу платья украсить, – ответила ему.

И ведь не солгала. Платья действительно надо было хоть немного украсить, и ленты для этого подходили больше всего. Красиво и недорого.

– Хорошо. Будь осторожна.

– Буду, папочка. – Встав на цыпочки, я поцеловала отца в щёку, схватила корзинку и выбежала на улицу.

Купив в лавке всё необходимое и получив десяток комплиментов от господина Ставраса, я выскочила на крылечко и огляделась.

«Где же может быть Ивар? Отцу помогает? Скорее всего…»

Я замялась, не зная, как поступить дальше, какой повод придумать, чтобы зайти в кузню. И нужен ли он вообще.

Тряхнув головой, я быстро пошла по дорожке.

«Не нужен мне повод. Просто пойду и просто поздороваюсь. Целый же месяц не виделись. Просто вежливость».

– Доброго утра, госпожа Ирма, – поздоровалась я с матерью Ивара, которая вышла с большим тазом, полным белья.

– Доброе. – Женщина поставила таз на пенёк и подслеповато на меня взглянула. – Айола, ты ли это?

– Я, госпожа Ирма, – ответила ей, чувствуя, как пылают щеки.

– Надо же, как выросла. Расцвела. И на мать так похожа.

– Спасибо. Я вот в лавку господина Ставраса ходила. За лентами. И дай, думаю, заскочу, поздороваюсь.

– Тебе Ивара позвать? – догадалась она.

– Будьте так любезны.

– Сейчас. Ивар! – женщина громко крикнула, поворачиваясь к кузне. – Ивар! К тебе Айола пришла.

– Иду! – раздалось в ответ.

Эта минута была самой длинной в моей жизни. Я стояла за плетнем, с силой сжимая ручку корзины, заливаясь румянцем и кусая губы. Заметит ли? Увидит ли? Почувствует ли?

Ивар, весь чёрный от копоти, но всё такой же жизнерадостный, не спеша вышел из кузни, щурясь от яркого солнца и пытаясь привыкнуть к новому освещению.

Поэтому и разглядел меня, только когда подошёл совсем близко.

– Айола, – едва не споткнувшись о какую-то ветку, потрясенно произнёс молодой человек и неловко вытер руки о фартук. – Ты… Здравствуй.

– Здравствуй, – улыбнулась ему в ответ. – Я приехала.

– Вижу, – еще тише ответил он, ощупывая взглядом мою фигурку, замерев на долю секунды на медальоне и груди. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо. Ты тоже… подрос.

Он неловко хмыкнул, продолжая изучать мои явные изменения.

– Я рад, что ты вернулась. Без тебя было скучно.

«Скучал… он скучал по мне…»

– Как у вас тут дела? – беззаботно продолжила я, переступая с пятки на носок.

– Да вот, отцу помогаю.

– Ясно. – Разговора не получалось. – А я в лавку бегала. Домой вот иду. Решила зайти поздороваться.

– Угу.

– Была рада тебя видеть, – разочарованно протянула в ответ, не зная, что еще сказать.

– Айола! – внезапно произнёс молодой человек. – Ты придёшь сегодня? Будут песни, танцы.

– Я не знаю. Приду, наверное. Если приглашаешь.

– Буду ждать.

Я лишь улыбнулась и бегом пустилась по дороге, чувствуя себя такой счастливой, будто за спиной выросли крылья.

«Он будет меня ждать…»

На вечерние гуляния я пошла, мы даже станцевали пару раз, неловко переглядываясь и улыбаясь. Под тяжелыми и ревнивыми взглядами Мирты и других деревенских девчонок. Но какое мне было дело до них.

От былой лёгкости общения не осталось и следа. Каждый боялся сделать шаг и быть отвергнутым. Мы будто застыли посреди пути. И назад не вернёшься, и вперёд идти страшно.

Всё изменилось через неделю. У Молохова ручья.

Честно говоря, это был и не ручей вовсе, а самая настоящая полноводная река, с быстрым течением и холодными ключами, которые пробирали до костей даже в самое жаркое время года. А Молоховым он стал по имени молодого князя, который утонул здесь лет двести назад, когда пьяный на спор пытался переплыть со своими дружками водоём. Не вышло, и тело его так и не нашли. Поглотила река.

Нам ни в коем случае не разрешалось там купаться. Даже деревенским. Мне вообще запрещалось думать о таком, негоже потомку князей Белфоров оголяться перед челядью, уподобляясь безродным крестьянам. Для моего омовения набиралась тёплая вода в небольшую деревянную кадушку, которую ставили в специальной маленькой комнате каждый вечер, даже в самую лютую стужу.

Таким образом, нам даже подходить к ручью не разрешалось, не то что купаться. Но разве это могло остановить молодых ребят? В паре километров от деревни, там, где река делала небольшой завиток, за кустами густого можжевельника была небольшая заводь, в которой и течения не было, и ключей не наблюдалось.

Конечно, купаться у всех на виду никто не решался. Но я слышала, что молодые ребята поздно вечером, когда вода немного прогреется, решались здесь окунуться.  В обычное же время все девушки, в том числе и я, могли позволить себе лишь аккуратно помочить ноги, приподняв подол платья и демонстрируя изящные лодыжки, или умыться.

Молодежь в конце дня собиралась тут не ради купания. Место хорошее, уединённое. Травка зелёным ковром стелилась у ног, кругом яркими огоньками цвели полевые цветы: колокольчики, васильки и дикие ромашки. Чуть дальше по склону, ближе к небольшому кряжу, который неприступной стеной возвышался над долиной, росли дикие кусты спелой малины и ежевики. Мы набирали в листы лопуха спелые ягоды и с наслаждением ели, любуясь уходящим днём.

Было здесь и специальное место для парочек. Небольшое сваленное дерево под ракитой у самой реки, надежно укрытое длинными ветвями. Все знали: если парень приглашает девушку посидеть там, то это что-то вроде признания.

Сколько раз я видела, как парочки уходили туда. Обычно на небольшом расстоянии друг от друга. Девушка впереди, слегка склонив голову, пряча счастливую улыбку и теребя конец длинной косы. Парень шёл чуть позади, сложив руки за спиной, такой беззаботный, ленивой походкой, в которой чувствовался страх: ответит или нет девица? Мы смотрели им вслед, хихикали и тайно завидовали, мечтая, что и нас когда-нибудь пригласят, как взрослых.

Тем вечером наша небольшая компания собралась почти полным составом и разбрелась на небольшие группы. На пригорке рядом со мной сидели еще Олисия и Кармина. Две сестрички никогда не выделяли меня и не относились с настороженным пренебрежением, за глаза называя «княжной-босячкой». В последнее время, благодаря Мирте, это прозвище всё чаще раздавалось в нашей компании. Никто уже не боялся, что я услышу, ожидая реакции.

За последние дни, после моего возвращения от тёти, напряжение только усилилось, и я всё никак не могла понять причин. И надо бы отказаться от этих посиделок, тем более что папа всегда был против, но я не могла лишиться последнего шанса видеться и общаться с Иваром.

Слева вновь громко расхохоталась компания Мирты. Я невольно поёжилась, не в силах избавиться от мысли, что смеются они сейчас надо мной.

– Не обращай внимания, – тихо произнесла Кармина, заметив моё состояние. – В последнее время Мирта как будто с цепи сорвалась. Ходит, рычит на всех.

– Чего не рычать, – поддержала сестру Олисия. – Мне Гейл рассказал, что Ивар ей от ворот поворот дал.

– Как? – не поверила я, чувствуя, как вспыхнули щеки.

– А вот так. Гейл не знает, что произошло, но расстались они.

– Теперь понятно, чего она такая злая, – кивнула Кармина. – И на тебя не зря косится.

– Я-то здесь при чём? – срывая ромашку, пробормотала в ответ и принялась срывать один лепесток за другим.

Белоснежные капельки одна за другой падали на подол платья и сползали вниз.

– Шутишь аль не видишь? – переспросила Олисия и тут же замолчала, получив от старшей сестры удар локтем в бок. – Чего?.. Ой.

Отчего-то стало тихо, лишь ветерок ласково теребил волосы, которые щекотали кожу на лице. Подняв голову, я встретилась взглядом с серьёзными карими глазами.

– Ивар.

Его имя само сорвалось с губ, застыв между нами, усиливая и без того тяжелое напряжение. Замерли не только мы, вся молодёжь на полянке.