Дин полагала, что на время завтрака девушка ее покинет, но не тут-то было: то ли здесь так было принято, то ли служанка таким образом еще раз решила продемонстрировать свое отношение к гостье, а потому стояла и сверлила взглядом, так что бедной Дин кусок в горло не лез.
— Может, составишь мне компанию за завтраком? — Дин решила попробовать наладить отношения.
— Не положено, — поджала губы девица.
— А мы никому не скажем, — подмигнула Дин.
Чашка, конечно, была только одна, а вот булочек вполне могло хватить на парочку некрупных девушек. А гоничная тоже не отличалась ни великим ростом, ни комплекцией — такая же мелкая и худая, как сама Дин. Видно было, что девушка в раздумьях: и хочется подружиться с гостьей, и мешает что-то. И наверняка это 'что-то' — вовсе не запреты на разделение трапезы с господами, а то, что вчера изменило ее настроение.
В конце концов девица прикусила губу и аккуратно уселась на краешек стула. И даже булочку одну взяла, не без опаски поглядывая на Дин.
— Меня зовут Динэя, — по некотором размышлении она решила представиться вторым именем, но полным, а не коротким, которое было только для нянюшки… и для Тина. Ну и еще для тех, кто знал ее только мальчишкой. — А ты?..
— Яра, госпожа…. госпожа Динэя. А можно спросить? — набралась смелости девушка.
— Спрашивай, конечно.
— Откуда вы пришли?
— Из Велеинса.
Девушка в немом изумлении уставилась на Дин:
— А где это? Я не знаю такого места в Пределе.
Слово 'Предел' Дин уже слышала, а потому не могла не заинтересоваться:
— А что такое Предел?
— Ну… — растерялась горничная. — Мы здесь живем. Есть Предел и есть внешний мир. Но сюда из внешнего мира попасть нельзя… так я раньше думала, — при этих словах на лицо Яры набежала тень.
— Я попала сюда через зеркало, — пояснила Дин, не вдаваясь в подробности.
— Ну понятно, что зеркало… многие зеркалами ходят. Все, в ком хоть капля дара есть.
— И ты тоже?
— У меня дар совсем слабенький — мне нужно долго сосредотачиваться, вспоминать место в подробностях… Проще ногами прийти. Все равно я, кроме дворца, почти нигде не бываю.
— Интере-э-эсно, — в задумчивости протянула Дин, допивая последний глоток тягучего молочного напитка.
— Ой, госпожа Динэя! — спохватилась Яра. — Надо же вас к встрече с ее величеством подготовить!
Подготовка состояла в надевании платья и тщательном разглаживании и распределении многочисленных складочек, после чего горничная взялась за прическу. Прежде у Дин никогда не было личной горничной, даже в доме отца. Сначала за ее волосами ухаживала нянюшка, потом Дин сама научилась плести простую косу, а настоящую прическу ей сделали лишь однажды — в тот день, когда она выходила замуж, и она до сих пор с содроганием вспоминала, как мачехина горничная Нэйка драла ее кудри.
Зря она боялась: у Яры, в отличие от Нэйки, руки оказались золотые, причесывала она совсем не больно. Только удивилась, подняв пышную волну волос и обнаружив под ними то, чего не ожидала:
— Ой, госпожа, у вас уши, как у человека!
— Ну-у, я вообще-то и есть человек, — осторожно ответила Дин.
— Какой же вы человек? Люди зеркалами не ходят. Я читала. Или вы полукровка?
— Ну, — уклончиво ответила Дин, — можно и так сказать.
Если вообще о той капли крови древних, которая течет в ее жилах, допустимо заявлять, что это половина. А людей здесь, значит, вовсе нет, — поняла Дин. Ведь горничная о них только 'читала'.
Больше они ничего толком обсудить не успели: Дин сомневалась, какие вопросы она может задать, а какие вызовут настороженность, и потому больше никаких и не задала — отложила на потом. Возможно, беседа с королевой что-то прояснит.
На беседу ее опять вели чередой бесконечных коридоров. Дин пыталась запомнить дорогу, но не была уверена, что у нее это получилось. Горничная подвела ее к дверям и оставила в одиночестве столь стремительно, что Дин даже не успела спросить у нее, что делать дальше. Впрочем, долго в растерянности ей пребывать не пришлось — дверь отворилась, и навстречу Дин выплыла та самая дама, которая вчера доставила ее во дворец.
Дин на мгновение показалось, что она участвует в каком-то странном представлении, где все не те, кем кажутся на первый взгляд. Но… ведь не может же эта женщина быть королевой? Или может?!
Дама меж тем окинула гостью придирчивым взглядом, кивнула — то ли сама себе, признав, что внешний вид пришелицы соответствует ситуации, то ли Дин, чтобы следовала за ней, и вернулась в комнату, на сей раз оставив дверь открытой.
Дин нерешительно шагнула следом. Навстречу ей из глубокого кресла поднялась другая дама, и вот про нее Дин сразу же поняла: это точно королева. Было в ней что-то такое, что позволяло сразу определить высокий статус.
Эта новая дама была молода — на первый взгляд: гладкое лицо без единой морщины, безупречная фигура… Дин бы даже назвала ее — в сравнении с той, предыдущей, — красивой, если бы не виделось во всем ее облике что-то неестественное, неправильное. Какая-то фальшь.
Дин присела в реверансе.
Королева дернула плечом, словно сама эта форма приветствия была ей… то ли непонятна, то ли неприятна, и произнесла:
— Присаживайтесь, дитя мое. А ты, Риева, можешь уже идти. Оставь нас наедине.
Дама, приведшая Дин к королеве, кажется, была не слишком довольна тем, что ей велели удалиться, однако возражать не посмела — вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь.
— Итак, дитя, тебя зовут…
— Динэя, — подсказала Дин.
— Динэя… И ты пришла к нам из внешнего мира. Ты знаешь, кто мы и куда ты попала?
— Вы… древние? — предположила Дин.
На самом деле, она нисколько не сомневалась в правильности своего ответа. Вот только королева фыркнула, услышав это слово:
— Звучит ужасно. Это люди нас так называют. Мы зовем себя первосозданными, потому что пришли в этот мир раньше людей.
— Пришли? — удивленно переспросила Дин.
— Ну… Были созданы, — нехотя уточнила королева, и выражением лица в этот момент она одновременно напоминала обиженного ребенка и раздраженную старушку.
И Дин наконец поняла, что кажется ей странным в облике королевы — на самом деле она была далеко не так молода, как выглядела. Ее выдавали глаза. Не мудрые, какие хотелось бы видеть у уважаемой властительницы, и не усталые, какие зачастую встречаются у стариков, а словно бы подернувшиеся незримой пеленой, отделявшей королеву от окружающего мира. Казалось, этот мир существовал только для того, чтобы делать ее жизнь удобной и приятной. Дин и сама не знала, как ей удалось прочесть все это в глазах королевы, но надеялась, что ей удалось скрыть от местной властительницы свои впечатления — еще не хватало, чтобы в ней с первой встречи увидели врага, который одним своим присутствием делает эту удобную жизнь чуточку менее приятной.
— А Предел — это?.. — Дин поспешила задать вопрос, чтобы отвлечься от своих неприятных впечатлений. Зря, потому что рассказ королевы оставил осадок еще менее отрадный, чем ее взгляд.
— Предел — это место, которое мы отделили от остального мира, потому что создатель его обидел нас пренебрежением.
— Как это?
— Он создал людей. А потом дал им магию. Я надеюсь, ты все же не считаешь себя человеком и сможешь нас понять… Мы были первыми и когда-то единственными и любимыми его детьми, — взгляд ее величества затуманился, словно она вспоминала о событиях, при которых присутствовала лично. — Он учил нас, дал нам умение пользоваться вратами и путями. Он называл нас 'гениями пространств'. Правда, посмеивался при этом. Видно, уже тогда затеял заселить свой мир людишками. А когда мы пришли к нему со своей обидой, со своим недоумением, он смеялся уже открыто и говорил, что и у нас есть свои дары, и надо только воспользоваться ими. Что ж, мы и воспользовались. Только не так, как он ожидал: мы просто завязали узлом все пути, отделив наши земли от остального мира. И запечатали именем Создателя, чтобы даже он сам не смог ничего изменить. И лишили тех, кто остался во внешнем мире возможности ходить путями. Кто не захотел с нами — тот не наш, а значит, не имеет права… Но мы ставили один проход — для тех из наших потомков, кто одумается и захочет последовать за нами. Ведь сразу ушли не все. Надеялись на что-то, наивные. Большей частью — женщины, что по глупости влюблялись в человеческих мужчин. Даже если они и бывали счастливы в браке, что случалось нечасто, их срок жизни становился равен человеческому. Стоило ли жертвовать десятилетиями жизни ради каких-то эфемерных чувств? Впрочем, ты молода и можешь еще питать какие-то иллюзии на этот счет. Кто-нибудь ждет во внешнем мире твоего возвращения?