А потом Тин начал бормотать, словно разговаривал тихо-тихо с кем-то невидимым, и лицо его при этом было отрешенным, что совершенно не вязалось с интонациями. Впрочем, слов все равно было не разобрать.

В какой-то момент Тин застыл на месте, мотнул головой и отчетливо произнес:

— Нет!

После этого он замолчал и будто бы вернулся в реальный мир, только шагать стал еще тяжелее, словно обессилев разом. Старался сдерживаться, не показывать виду, но от взгляда Дин не могли укрыться ни капли пота, сползающие по лицу, ни его спотыкания на ровном месте.

— Что с тобой? — с тревогой спросила девушка.

— Ничего, — коротко откликнулся парень.

— Ты уверен?

На 'ничего' это не было похоже, и Тин, видно, понял, что отмалчиваться бессмысленно, а потому признался:

— Лес… морочит.

Но понятнее не стало.

— Как?

— Нашептывает всякое, — выдавил из себя парень.

Дин ничего не слышала. Совсем. Обычный лес, ничего странного или таинственного. И уж точно он не пытался с ней разговаривать. Или сбивать с пути. И не должен был, по мнению Тина, потому что — древняя кровь. Все дело, видимо, в ней.

— Все равно странно, — пробормотала Дин.

Ей казалось, что, раз уж это странное место создано ее далекими предками, то она должна была воспринимать его как-то особенно, чувствовать его волшебство, иметь возможность защитить того, кто рядом с ней. Вот только с Тином поделиться этими мыслями она не успела — его уже не было рядом. То есть он был, конечно, шагал, запинаясь, по самому краешку тропы, но вид снова принял отсутствующий, так что Дин едва не заплакала от бессилия, не представляя, как его вернуть.

А Тин вдруг бросил на нее взгляд, застыл, лицо его словно озарилось светом, и он срывающимся, полным восторга и недоверия голосом воскликнул:

— Ты вернулась!

И Дин замерла — настолько неожиданным было это обращение в женском роде. И это сияние, и нежность, и… робость? Словно не уверенный в себе Тин перед ней, а юноша, узревший свою первую любовь. Кого он видит на месте мальчика Дина? Ту самую девушку? Во всяком случае ее, Дин, настоящую он видеть никак не мог — ведь не было между ними зеркальной преграды. Единственным зеркалом были глаза Тина, в которых отражался всего лишь взлохмаченный мальчишка.

Но разве мог Тин смотреть так на своего младшего товарища? Разве мог коснуться его волос так ласково и так… неуверенно? Разве мог спросить прерывающимся голосом:

— Ты вернулась. И… не держишь на меня зла?

И как ужасно хотелось ответить ему, что нет, не держит, кому бы он ни задавал этот вопрос. Она растерялась — потому что это прикосновение напомнило ей о другом, о той давней ночи, которую она старалась забыть и все равно то и дело вспоминала. И вспоминала с горечью потери, а не обиды.

Она растерялась, а потому промолчала. И не отпрянула, когда он притянул ее к себе и поцеловал. В какой-то миг очнулась, дернулась, но поцелуй был таким — нежным, яростным, полным необъяснимой жажды и тоски, — что Дин утратила волю к сопротивлению, а мир вокруг утратил свою значимость.

Капелька крови из раскрывшейся ранки на губе разделилась на двоих. Для Дин поцелуй обрел вкус горечи, боли и стыда. Она не знала, что почувствовал Тин, но он отстранился, руки его обвисли вдоль тела, а взгляд был вновь устремлен в никуда.

Дин догадалась, что он сейчас придет в себя, и шагнула в сторону и чуть-чуть назад, чтобы очутиться у него за спиной. Ей не хотелось, чтобы Тин догадался, что поцелуй был настоящий. И чтобы понял, кого он сейчас целовал. Между ними и без того было достаточно неловких моментов, чтобы добавлять еще и этот. И хотя Дин знала, что уже совсем скоро парень узнает, кто она такая — или, по крайней мере, что она девушка, а не парень, — все равно ей не хотелось его смущать.

Тин и правда пришел всебя почти сразу, стоило Дин исчезнуть из поля его зрения. Он оглянулся тревожно, а она склонила голову, чтобы парень не разглядел ее припухшие после поцелуя губы.

— Что? — хрипло спросил он. — Что сейчас было?

— А что было? — уточнила Дин.

— Кажется, видение, — вздохнул Тин. — Какой кошмарный, чудовищный лес. Он вытаскивает из моей памяти самое сокровенное, устраивает встречи с ожившим вчерашним днем, словно… у прошлого есть будущее.

— Будущее есть не у прошлого, — хмуро отозвалась Дин, — будущее есть у тебя.

— Да, — согласился Тин, — да. Но сейчас будто бы стало полегче. Даже… — Тин помолчал немного, словно прислушивался к собственным ощущениям, — совсем хорошо. Ни голосов, ни видений, и тяжесть исчезла — а то казалось, будто сверху камнем придавило.

— Тогда пойдем? — Дин решилась поднять на него взгляд, но рот при этом рефлекторно прикрыла рукой, хотя этот жест как раз мог бы выдать ее куда вернее, чем припухшие губы, если бы… если бы Тин о чем-то догадывался.

Но нет, ничего подобного. Во всяком случае, Дин так казалось.

Идти действительно стало легче. Ему. Дин-то и раньше не жаловалась. Но обрадовалась, что вернулся прежний Тин, не то чтобы абсолютно спокойный и уверенный, но в здравом уме и явно неплохом самочувствии: дышал легко, шагал размеренно и даже время от времени говорил что-то — не слишком важное, но зато напоминал этим о своем присутствии — не только телесном.

И все же за один день им не удалось дойти до озера, пришлось заночевать в лесу. Жечь костер было негде, и они перекусили всухомятку, запив водой из фляги.

Тин спал беспокойно, но в этом как раз ничего необычного не было: в последнее время, Дин заметила, ему часто снились тревожные сны. Не раз она наблюдала, сама мучаясь бессонницей, как он вскакивает, вырываясь из цепких объятий кошмарного сновидения, садится на своем походном ложе и переводит дух. Нет, нынешние сны вряд ли были навеяны лесом, во всяком случае, Тин оставался на месте, ни с кем во сне не разговаривал и никуда идти не порывался, а значит, его сознанием не завладели те силы, которые призваны не пускать чужака к озеру. Именно их вмешательством Дин объяснила себе странное состояние Тина в лесу. Подробностей она знать не хотела: подобное вмешательство в сознание было выше ее понимания и пугало до дрожи.

Дождавшись, пока парень заснет совсем крепко, Дин придвинулась к нему вплотную, чтобы даже во сне чувствовать, если его состояние снова изменится в худшую сторону. Но ночь прошла спокойно, они даже выспаться смогли, и оба чувствовали себя бодрыми и полными сил.

Дальнейший путь получился каким-то до изумления легким. Больше никаких препятствий, голосов, видений, хищных травяных ловушек, о которых говорил Тин. Тропки стелились теперь для двоих. Узенькие, конечно, плечом к плечу не пройти, но зато видели их теперь оба.

— Надо же, как легко теперь стало, — едва слышно пробормотал Тин.

Дин не ответила. Она уже начинала догадываться о том, почему стало легко, но этой догадкой делиться не спешила. Просто взяла на заметку: пригодится на обратный путь… для Тина.

К озеру они вышли вечером, когда небо, проглядывавшее сквозь ветви деревьев, уже начинало наливаться теплыми красками. Те же краски играли на зеркальной поверхности воды.

До равноденствия оставалось еще два дня.

Глава 10. Переход

Тин

Какие-то высшие силы смилостивились над ними и подарили им эти два дня на отдых. Настоящий такой отдых, когда можно ни о чем не думать, даже о самом ближайшем будущем. Вот оно, это будущее, там, в завтрашнем вечере, а мы здесь, в сегодняшнем утре, и не имеем к нему никакого отношения.

Можно купаться, например.

На самом деле, это Дин спросил его поутру: можно ли? Но почему бы и нет? До наступления того самого часа, ради которого они здесь появились, озеро не представляло собой ничего необычного, обычный лесной водоем, даже вода не слишком холодная.

И они купались — бегали по мелководью, поднимая искристые фонтаны, плавали наперегонки. Пловцом, кстати, Дин оказался очень даже неплохим. Только раздеваться стеснялся, и Тин беззлобно подтрунивал над такой застенчивостью, но на самом деле не придавал ей большого значения — мало ли у кого какие представления о возможном и приличном. Такие вещи иной раз даже не в воспитание корнями уходят, а зарождаются в голове самопроизвольно, под влиянием самых разных событий и переживаний.