Объяснение знахарки было образным, но Тину мало о чем говорило: узлы какие-то, неживые предметы. Надо было проверить самому, что там происходит.
— Отведете нас туда?
— Ну а как же! — обрадовалась Ирда.
Родник находился за околицей, у самой кромки леса — крохотное озерцо с каменистым дном и берегами. Судя по следам на прибрежных валунах, еще недавно оно было заполнено водой до краев, но сейчас изрядно обмелело. В центре, где вода прорывалась на поверхность, вместо бойкого фонтанчика наблюдалось едва заметное колыхание.
Тин спустился к самой кромке воды, попытался настроиться на магическое зрение, но зеркальная поверхность отражала, отталкивала его взгляд, не давая пробиться внутрь. До сих пор Тин ни с чем подобным не сталкивался, однако слышал о таких случаях и понял, что придется переходить к другим способам восприятия.
Парень улегся на живот, распластавшись на камнях, поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и погрузил руки в ледяную воду. Пальцы сразу онемели. Тин охнул почти беззвучно и постарался отключиться от ползущего вверх по рукам холода. Ткнулся лбом в камень, не взглядом уже, но сознанием и силой пробиваясь туда, где источник сквозь слои грунта пробивался на поверхность.
То, что знахарка называла узлом, он разглядел сразу. Правда, не понял, как такое вообще может быть. Вода просто не в состоянии удерживать такую форму и препятствовать собственному свободному продвижению. Сама — не в состоянии.
Как там говорила знахарка? Чужеродное, да? В самой сердцевине узла действительно чувствовалось что-то такое, самим своим существованием противоречившее сути живой воды. Тин попробовал мысленным щупальцем дотянуться до этого чужеродного — и отпрянул, содрогнувшись от омерзения. Это была магия, но не та, которую он изучал в академии. Не жизнь, которую использовали целители, не одна из природных стихий, которые были ему так близки… даже не амулет, потому что предметники использовали для их создания все те же знакомые ему виды магии. Эта магия была изнанкой, обратной стороной природы и жизни. Такие эманации могли бы исходить от мертвого тела, если бы оно вдруг обратилось магией. Но Тин до сего момента был уверен, что такого просто не может быть.
Все-таки ему пришлось преодолеть свое омерзение. Искомый предмет, источавший столь отвратительные эманации, пребывал совсем близко к поверхности, надо было рассмотреть получше, как он воздействует, и попробовать извлечь. Беда в том, что с нормальной магией эта дрянь не взаимодействовала — выражала полную инертность, как будто вовсе не имела физической составляющей, а такого быть… Впрочем, сейчас Тин был готов уже поверить во многое, что прежде считал невозможным.
В структуре узла ему все-таки удалось разобраться, и он чуть не ахнул от изумления — вода сама приняла такую форму, чтобы не дать смерти распространиться. Части ее удавалось обтечь узел, и пробиться наверх — эта вода была не затронута смертью. Остальная бессильно колыхалась в подземной полости, постепенно размывая, расширяя пространство, отведенное ей природой.
Тин поразился мудрости стихии, которая сама в себе изолировала зло. Но надо было ей помочь. Маг осторожно отделил узел от остальной воды плотной воздушной прослойкой, сжал, насколько это было возможно, по капле выдавливая за пределы защиты лишнюю воду, чтобы сгусток мог пройти обычным путем, и повел свою опасную добычу на поверхность.
Сжатый узел в воздушной оболочке выпрыгнул из озерца, вылетел на берег — Тин постарался отвести его подальше — и только после этого хлопнул, расстреливая во все стороны брызги. На земле осталась лежать тушка рыбки-змейки, к спинному плавнику которой был прицеплен черный комок, наполненный смертью — иначе это было не назвать.
Тин снова содрогнулся, подавил приступ тошноты, с трудом свел онемевшие пальцы в нужную фигуру и запустил в эту странную композицию сгустком магического огня. Дрянь вспыхнула мгновенно, но горела, источая такую сногсшибательную вонь, что все четверо — и сам маг, и Дин, и воин со знахаркой — попятились.
А в следующее мгновение в глазах у Тина потемнело, и он отключился от действительности.
Дин
Дин рванулась к другу, но воин успел раньше и бережно подхватил парня прежде, чем голова его коснулась камней.
— Ох, как потратился… — огорченно покачала головой знахарка. — Что ж он так-то?
— Болел он, — буркнула Дин, — а до того ночь в тюрьме фирнейской провел в антимагических браслетах, не успел еще восстановиться.
— Бедный мальчик, — запричитала тетка, — ну ничего, сейчас выспится, потом я его отварчиком отпою — будет как новенький. А ты неси, неси его, Селех, — скомандовала она воину, — и тут же, обернувшись на озерцо, улыбнулась умиленно — в центре водоема вновь бойко плясал фонтанчик, наполняя его водой.
К тому моменту, как они дошли до дома знахарки, обморок Тина действительно сменился глубоким сном. Дин покрутилась рядом, но делать ей было совершенно нечего, о чем говорить с хозяйкой, сосредоточенно хлопотавшей у очага, она не представляла. Помаявшись некоторое время, она выскользнула за дверь.
Была у Дин мыслишка, которую очень хотелось проверить, но она не знала, поможет ли ей дар в таком деле. Все-таки вода — это не совсем зеркало, и кто знает, как устроена ее память, если она, даже на одном и том же месте, всегда новая, другая.
А все-таки Дин ужасно хотелось выяснить, кто же учинил такую гадость. Что именно это было, она не поняла, но не могла не догадаться, что такие вещи сами по себе не заводятся, за этим явно чья-то злая воля стоит…
Сперва девушка опустилась на колени, а потом и вовсе легла на берегу, как Тин сегодня сделал, только вместо рук коснулась водной поверхности лбом. И попыталась объяснить воде, что она хочет увидеть.
Вода колебалась. И в прямом смысле — щекотала лоб, — и в переносном. То ли не совсем понимала, что от нее требуется, то ли не знала, как исполнить просьбу. А потом — вдруг! — состояние стихии изменилось, и Дин показалось, что подо лбом образовалась твердая поверхность. Отпрянув, она поняла, что не ошиблась: у самого берега воду сковала тонкая корочка льда. И лед этот, как зеркало, показывал девушке события, единственным свидетелем которых стала родниковая вода.
Сперва Дин увидела, как над озерцом склонился мужчина средних лет — тоже с косами, как местные воины, но плетение начиналось почти у макушки, а виски были выбриты. В левом ухе висела серьга — тоненькая птичья косточка в серебряной оправе. Мужчина сунул руку в торбу, оглянулся через плечо — нет ли свидетелей — и выудил живую еще рыбку-змейку. Довольно оскалившись, он прицепил к плавнику непонятную штуковину — ту самую, что Тин спалил магическим огнем, — и выпустил рыбку в воду. Дальше виделось совсем мутно, но Дин поняла, что юркая рыбка, преодолевая сопротивление воды, поплыла к источнику.
— Чего это ты тут разлегся, парень? — знакомый насмешливый голос отвлек Дин от созерцания.
Она оглянулась. Оказалось, это тот самый молодой воин, что утром пытался шутить на стоянке.
— Да так, — уклончиво ответила девушка, — кое-что посмотреть хотелось.
Впрочем, смотреть было уже не на что — лед успел растаять.
— Ну и увидел что-нибудь?
— Кое-что.
Дин поднялась, потрясла мокрой головой и отправилась обратно к дому Ирды. Воин потащился следом — то ли из любопытства, то ли из недоверия к чужаку. bПришла она вовремя — Тин как раз проснулся и мелкими глотками, морщась, пил отвар, который приготовила для его знахарка.
— Куда ходил? — поинтересовался друг.
— К роднику, — Дин на миг запнулась, не решаясь вот так вдруг, после нескольких месяцев знакомства, заявить Тину о своих способностях, но все-таки продолжила: — Чтобы в воде посмотреть, кто такую гадость в источник подсунул.
— Как это — посмотреть?
— Ну как в зеркале, — пояснила она, — я умею. И в библиотеке… мне же на самом деле зеркало подсказало, что происходило, ночью я обычно сплю все-таки, — смущенно улыбнулась она.