Ногой отпихнув обмякшего извращенца, Тин поднял на руки бессознательного друга и вынес его из каюты. Он уже понимал, что ничего непоправимого не случилось и мальчишка отделается несколькими днями головной боли, но все равно переживал, что не уследил, и боль эту ощущал почти как свою, будто это именно его, а не Дина, какой-то мерзавец бил головой об кровать.
Ногой захлопнув за собой дверь в собственную каюту, Тин опустился со своей ношей на койку и аккуратно провел рукой над щекой друга, пытаясь понять, насколько серьезно повреждение. Разбитая скула, на глазах наливающаяся краснотой, выглядела ужасно, но кость проломлена не была — это Тин еще мог определить. Как любого стихийника — а следовательно, потенциального боевого мага — его обучали, как оценить серьезность ранения. Но лечить он, конечно, не умел, только самую малость облегчить боль. Да и с этим куда лучше справлялись мази и зелья, которыми Тин догадался запастись в аптеке при академии — стоило там все слегка дороже, чем в городе, зато и в качестве можно было не сомневаться.
Осторожно переложив бесценную ношу с колен на койку, Тин порылся в дорожном мешке и извлек оттуда свой лекарский набор. Мазь он наносил, едва касаясь больного места пальцами. И именно в этот момент пострадавший открыл глаза, в первое мгновение взгляд их был мутным, а потом сознание вернулось к Дину окончательно.
— Тин, — шевельнул мальчишка губами, — прости меня. Надо было мне тебя послушаться.
— Да я сам виноват, — буркнул старший, — не смог тебя убедить.
— Не, — вздохнул младший, — я все-таки не маленький ребенок. Стоило проявить благоразумие. А тут… я только вышел — и эти двое меня скрутили.
Диалог их прервал настойчивый стук в дверь. Вероятно, погром уже обнаружили — а может, кто-то видел, что происходило — и теперь капитан пришел к нему разбираться сам или послал кого-то. Тин вздохнул:
— Полежи здесь немного один, ладно? Мне надо поговорить с капитаном. Дверь я закрою магией, так что к тебе никто не войдет.
— Хорошо, — прошептал Дин, — ты только возвращайся, пожалуйста.
— Даже и не думай, все будет в порядке.
За дверью действительно обнаружился сам капитан. Ну еще бы, покушение на высокопоставленного чиновника — событие не рядовое. Аккуратно закрыв за собой дверь и демонстративно проделав магические манипуляции, препятствующие чужаку проникнуть в каюту, Тин глянул на капитана:
— Слушаю вас.
— Ко мне поступило сообщение, что вы совершили магическое нападение на чиновника высшего круга Вейра Анита и его охрану. Есть свидетели. Поскольку я представляю на судне государственную власть, то я уполномочен арестовать вас, дабы потом передать в руки каниррского королевского суда.
— Ничего подобного, — ухмыльнулся Тин, — арестовать вам придется не меня. Пойдемте-ка побеседуем там, где нас никто не сможет подслушать.
— В мою каюту, — отозвался капитан, смерив непонятного пассажира полным подозрений взглядом.
В том, что капитана удастся переубедить, Тин не сомневался — имелся у него аргумент, с которым не поспоришь. Самое смешное, что он мог прибегнуть к нему и прежде, когда ему надо было подтвердить свою личность в Стекароне, но — не вспомнил. Сам удивлялся. Потому что перстень старшего наследника в тот момент, когда Лесной наслал на Тина свои чары, стал не просто невидимым — а именно невспоминаемым. Парень просто умудрился забыть о его существовании. Вспомнил случайно, незадолго до отъезда из Стекарона, и выяснил опытным путем, что при необходимости перстень можно сделать видимым. Даже немного потренировался, зная, что скоро в дорогу и случиться может всякое. Вот оно и случилось.
И теперь, сев за стол напротив капитана в его каюте, Тин просто выложил на стол правую руку с проявившимся уже перстнем. Капитан, разумеется, не мог упустить из вида столь явного сигнала.
— Советник? — хрипло спросил он.
— Наследник, — уточнил Тин.
Однако капитан был не из трусливых:
— И вы полагаете, ваш статус дает вам право нападать на других пассажиров?
— Нет, — жестко возразил Тин, — я полагаю, что мое право — не как наследника, а как человека — бить мерзавцев, похищающих маленьких мальчиков и пытающихся над ними надругаться. Мое право — отнимать у них жертвы.
— Это правда?
— Можете не сомневаться. Сегодня я отнял у этого извращенца своего младшего спутника. Отнял в бессознательном состоянии, избитого, извольте отметить.
— Ох, — только и смог выдохнуть капитан.
— А вот мой статус, — продолжил Тин, — дает мне право требовать заключения преступника, независимо от его ранга, под стражу и предания его справедливому суду, причем не в Канирре, а в Велеинсе, потому что преступление совершено против подданного моей страны.
Спорить с этим капитан не мог: зависимое положение Канирры не подразумевало иного исхода ситуации. Однако похоже было, что самого капитана такой вариант вполне устраивает. Вероятно, о пристрастиях чиновника было известно, и то, что на мерзавца нашлась вполне законная управа, сделало его едва ли не счастливым. По крайней мере, хмурая физиономия озарилась улыбкой.
— Я немедленно прикажу поместить его под стражу.
— Всех троих, — уточнил Тин, — охрана принимала самое деятельное участие — именно они доставили сопротивлявшегося мальчика в каюту.
— Хорошо, — послушно кивнул капитан, — однако побеседовать с вашим спутником я все-таки обязан. Мне еще портовому начальству отчет предоставлять о происшествии.
— Я предоставлю вам такую возможность.
Разошлись, обменявшись вежливыми кивками. Капитан отправился распоряжаться насчет ареста преступника, а Тин вернулся в каюту, предварительно спрятав перстень — помня о том, как остро мальчишка среагировал на появление старого советника, Тин совсем не желал выдавать своего родства, чтобы между ними не зародилось недоверие.
К счастью, оставшиеся до конца плавания сутки прошли почти спокойно. Формальности — беседа Дина с капитаном под строгим надзором старшего друга и оформление бумаг о передаче этого… как его… Анита правосудию Велеинса — отняли не слишком много времени и сил.
Но спать Тину больше не хотелось. Даже ночью он дремал вполглаза, бдительно следя за состоянием Дина. Впрочем, напрасно он так волновался — мальчик пострадал не слишком сильно, и вечером следующего дня вполне бодро прошествовал по сходням с борта 'Пышной красавицы' на берег.
Фирна встретила их зноем, вонью и обычной суетой портового города.
Глава 3. С караваном в столицу
Дин
Надо признать, чувствовала она себя куда хуже, чем пыталась показать Тину: голова все еще побаливала, а тошнота, которая унялась, пока Дин отлеживалась на судне, вернулась, стоило девушке принять вертикальное положение. А ведь еще и двигаться приходилось!
И не из глупой гордости скрывала она свое состояние, а просто боялась задержаться на лишний день — и в этом портовом городе, и в Фирне вообще. Хотелось пересечь эту страну как можно быстрее и оставить наконец за спиной. По ощущениям Дин, здесь их не просто ждали неприятности — Фирна сама по себе казалась одной большой потенциальной неприятностью.
На одну ночь им, конечно, пришлось задержаться: караван, к которому они должны были присоединиться на пути в Шамху — столицу Фирны, — отправлялся только утром. Дин только диву давалась, как легко и быстро Тин разобрался в ситуации, договорился с караванщиком, запасся разными мелочами в дорогу и даже клинок приобрел: в Фирне не принято было, чтобы мужчина пускался в путь безоружным. Оружие не просто должно было иметься в наличии, а еще и быть заметным, то есть кинжалом в рукаве никак не отделаться.
Тин свободно говорил на фирнисе, и Дин немножко завидовала ему: ее собственное образование оставляло желать лучшего. Отец никогда не нанимал для нее учителей, за исключением наставников по танцам и этикету. Правда, девочке не возбранялось присутствовать на уроках брата — при условии, что она будет вести себя тихо, — но при их разнице в возрасте это не всегда имело смысл.