Дин даже всплакнула чуть-чуть над собственной глупостью и теперешними страданиями, этой глупостью вызванными. Потом взяла себя в руки: ну и что, она все равно доберется до места и сделает задуманное. А может, и Тин еще догонит ее — все же записку она оставить догадалась.
Мысль об этом слегка согрела девушку и позволила задремать ненадолго, но проснулась Дин настолько окоченевшей от холода, что собственные руки и ноги отказывались служить. Пришлось осторожно разминаться, возвращая им чувствительность, а потом идти и идти — ритмично и безостановочно, потому что Дин опасалась, расслабившись, замерзнуть совершенно. Казалось, стоит немного сбавить темп или сбиться с ритма — и сил бороться с холодом больше не останется. Ох, не надо было останавливаться и ночевать в лесу! Вообще не стоило срезать путь через лес. Ну да, на дороге ее было бы проще обнаружить — но ведь уже тогда она понимала, что никто за ней не погонится! Зато на дороге кто-нибудь мог бы подобрать и подвезти ее — если не до нужного места, то хотя бы до ближайшего населенного пункта. Эх, да что уж теперь…
Лес кончился внезапно. Она шла, все еще размеренно отсчитывая шаги, чтобы не сбиться с ритма, а потому и глядела только на собственные ноги. И проглядела тот момент, когда высоченные, стремящиеся в небеса стволы сменились молодой порослью. Очнулась, только когда вышла на дорогу — не тракт, конечно, но и не лесную тропинку, вполне себе приличный проезжий путь с выбитой замерзшей колеей.
Дин прислушалась к жившему внутри чувству направления — такому привычному с детства, что она никогда не задумывалась о его уникальности. Чувство подсказало, в какую сторону надо двигаться, и девушка снова попыталась нащупать нужный ритм. Идти по зимней дороге оказалось ничуть не легче, чем по лесу.
На тракт Дин вышла, когда уже совсем стемнело. Но ей повезло: мужичок с высокой телеги окликнул замерзшего пацана даже раньше, чем сама Дин, погруженная в счет, заметила, что она не одна. Остаток пути до крупного придорожного села, где она рассчитывала переночевать, прошел куда более комфортно — в объятиях старого овчиного тулупа, вонючего, но зато уютно-теплого. И в полудреме.
Добрый мужик подвез ее прямо к постоялому двору, и Дин шагнула в свет и тепло, невольно зажмурившись от неожиданного изобилия и того, и другого. И удар по плечу — хлопок конечно, но от этого хлопка она пошатнулась и едва удержалась на ногах — оказался для нее неожиданностью.
Открыв глаза, она обнаружила перед собой сердитую физиономию Тина:
— Ты, конечно, хорошую затрещину заслужил, но боюсь, ты ее просто не переживешь. Пойдем.
И Тин потащил ее за руку к ближайшему столу.
Кажется, он говорил еще что-то, упрекал, пытался добиться ответов на свои вопросы… Но Дин только улыбалась глупо, смысл вопросов не доходил до нее, она кивала, периодически дотрагивалась до друга рукой, чтобы убедиться, что он ей не снится. А потом просто отключилась с ложкой в руке, едва не ткнувшись носом в миску с горячим варевом.
Проснулась, когда за окном уже занялся поздний зимний рассвет. Рядом, прижав ее к своему горячему телу и уткнувшись носом в ее шею, сопел Тин. Слегка пошевелившись и прислушавшись к своим ощущениям, Дин с облегчением поняла, что раздета она только до нижних штанов и рубахи. Вздохнула с облегчением: ей не нравилось думать о том, что Тин, каким бы замечательным другом он ни был, мог видеть ее без одежды — пусть даже она сейчас и живет в мальчишеском теле. Но это только видимость, а ощущает-то она себя девушкой!
Однако, когда девушка попробовала освободиться от братских объятий, Тин проворчал что-то и прижал ее еще крепче, словно даже во сне боялся потерять. И Дин затихла, выжидая, пока он проснется сам.
Чуть хрипловатый спросонья голос раздался примерно через час:
— Как ты?
Дин пожала плечами, потом сообразила, что ее копошения под одеялом вряд ли послужат разумным ответом, и выдала едва ли более содержательное:
— Не знаю.
— Что-нибудь болит? — обеспокоенно спросил Тин.
Дин помотала головой:
— Холодно было. И страшно. Но теперь хорошо. Хорошо, что ты меня догнал.
— Обогнал, — хмыкнул Тин. — Объясни мне, пожалуйста, с чего тебя вдруг понесло в ночь да еще и в одиночестве? Мы же вроде все обсудили.
— Просто… был один человек… с которым мне очень не хотелось встречаться. Вот и…
— Это не Салмер был? — насторожился парень.
— А? — Дин даже не сразу сообразила, о ком речь. — Нет… Другой. Не надо было так пугаться, это я теперь понимаю. Просто сдуру. Вполне можно было дождаться тебя. Но, знаешь, паника, — Дин криво улыбнулась.
— Ну ладно, — вздохнул Тин, — что было, то было.
Видно было, что он готов засыпать ее еще по меньшей мере десятком вопросов, но сдерживается. И Дин в очередной раз подумала о том, как ей повезло с другом и какой он все-таки замечательный парень. И жалко, что не он — ее муж. И что есть где-то девушка, которую он непременно когда-нибудь найдет и попросит у нее прощения. И она, конечно, простит его. Потому что разве можно такого замечательного — и не простить?..
— Ты сам-то как? — спохватилась Дин.
— Ну как… Испугался, конечно, когда ты исчез. Хорошо хоть записку догадался оставить. Я хотел сразу за тобой сорваться. Но потом здравый смысл победил. Ну и совет хороший мне дали. Так что я дождался утра, приобрел лошадей и экипаж, запасся провизией в дорогу… и все равно попал сюда раньше тебя.
— Ты умница! — ничуть не покривив душой похвалила Дин друга. — И… я очень надеюсь, что мы теперь не потеряемся.
— А уж я-то как надеюсь! — усмехнулся Тин.
Тин
Поверить, пусть даже на очень короткое время, что он потерял нового друга, оказалось весьма болезненно. Хуже того, он догадывался — да что там, был почти уверен! — что человеком, напугавшим Дина, был не кто иной, как советник Аирос. По всей видимости, мальчик увидел его в мастерской и сбежал, прежде чем успели заметить его самого. И в связи с этим Тина остро тревожил вопрос: что же такое связывает деда с его другом, отчего мальчишка панически боится этой встречи? И не менее острое сожаление, что позволил деду настоять на знакомстве с Дином — а ведь знал уже, что мальчика эта встреча не порадует. Но чтобы настолько!
В общем, сердиться на друга он не мог, ибо и за собой чувствовал немалую вину.
После завтрака он вынес к карете вещи — свои и Дина. Заплечный мешок мальчишки был довольно тяжел, и Тин выразил удивление:
— Как ты его вообще дотащил?
— Да так, — пожал плечами мальчишка, — если очень надо, то и не такое потянешь. Хотя плечи, конечно, болят до сих пор.
И еще Тин подумал, что парень, пожалуй, хиловат для своих… Сколько ему там? Да наверняка не меньше четырнадцати, иначе бы магистр Видар не принял его на работу. И надо бы его слегка натаскать, чтобы покрепче стал и постоять за себя смог в случае чего.
Раз уж такая идея родилась, откладывать ее воплощение Тин не стал, а потому на первой же стоянке ловко выпихнул юного друга из кареты и скомандовал:
— Разомнемся после долгого сидения!
— Тин, ты чего? — опешил мальчишка.
— Слабенький ты больно…
— И что? — задиристо ответил Дин. — Я тебя такой не устраиваю?
— Да ну, — смутился Тин в ответ на такое обвинение, — я просто подумал, что стоит тебя немножко потренировать, а то мало ли что в дороге случиться может.
— Ти-и-ин… Это здорово, конечно. И я тебе очень признателен, но… Таким сильным, как ты, я все равно никогда не буду. Не то у меня сложение.
— А я и не собираюсь выступать против того, что заложено в тебе природой. И тяжелого меча в руки не дам. Зато простые упражнения, укрепляющие мышцы, тебе точно не повредят. А оружие… — Тин задумался. — Можно кинжалы подобрать. Там посмотрим.
На первой тренировке подопечный скис уже через полчаса, и Тин не решился настаивать на продолжении. Впихнул парня в карету, велел переодеться в сухое, чтобы не простыть. И не в первый уже раз подивился стеснительности мальчишки — переодевался тот, полностью задвинув занавеску, делившую пространство кареты на две части.