-- Валя, а помнишь, как ты упал на уроке в девятом классе?

-- Помню, - смеялся Валентин.

-- В тот день тебя Олеся Игнатьевна впервые пересадила на последнюю парту. Ко мне поближе. Это, я теперь знаю, она специально сделала. Она всегда желала нам счастья. До этого ты сидел на второй. Она велела пересесть за последнюю, ты пришел, подмигнул мне и что-то стал затевать, Олеся Игнатьевна тогда задала тебе вопрос. Ты гордо встал в позу, хотел ответить и упал, да с таким грохотом.

-- Точно, - соглашался Валентин. - Было такое дело.

-- Так почему ты упал, когда сел через проход от меня? Ты скрывал ото всех. Даже мне тогда не сказал.

Смеясь, Валентин рассказывал:

-- Я принес снежок и хотел запихнуть нашей высокомерной Анастасии Красновой за шиворот. Поэтому сел на вторую парту, рядом с Сергеем Костиным. А Олеся Игнатьевна заметила и велела мне убираться на мою последнюю парту. Она знала, что там ты рядом, передо мной будут сидеть Катюша и Полина, уж им-то я снег не осмелюсь за воротник положить. А тебе тем более. Ну, я его и бросил на пол. А нам как раз перед этим новый линолеум постелили, скользкий такой. А тут Олеся Игнатьевна и спрашивает: "За кого Наташа Ростова замуж вышла? Скажи-ка нам, Орлов?" Я встал, уже хотел ответить. Ты же мне подсказала. И поскользнулся на снежке. Что там поскользнулся! Обе ноги вперед уехали, я так под парту и укатился. Пытался за крышку схватиться, так и стол на меня упал. И стул еще потом.

Алька засмеялась:

-- А я страшно испугалась, думала, плохо тебе. А потом ты зашевелился, вылез из-под кучи и ушел, заявив в дверях, что во всем виноват дурацкий кабинет Олеси Игнатьевны.

-- Ага, - смеялся Валька. - Я до сих пор помню, как ржал Васька Шмаков и кричал: "Олеся Игнатьевна, это он от вашего вопроса упал". А ты одна не смеялась.

-- Мне жалко тебя было.

И все же какое-то напряжение оставалось в женщине, Алька молчала о чем-то. Она никак не могла окончательно избавиться от чувства вины перед недавно умершим Дмитрием, перед дочерьми. Она знала, что младшая дочь-максималистка не будет в восторге от новостей, что должна ей преподнести мать. Вот и молчала. Все думала, вспоминала, что, когда начинала жить с Дмитрием, она не думала о Валентине, но там было другое - сначала была потеря памяти, потом спокойные и все-таки счастливые годы. Однако глубоко в душе до сих пор есть обида на мать, постоянно топтавшую её первые чувства, на Людмилу и Алексея, приславших ложные сведенья о том, что Валентина Орлова не было среди живых. И больше всего беспокоил жилец, похожий на Лодзинского. Тот явно вглядывался в Альку, размышляя о чем-то.

Муж видел это. Он был внимателен и ненавязчив, как тогда, во время их первой встречи после взрыва на теплоходе в А-ке.

-- Тебе решать, - сказал Валентин тогда.

-- Тебе решать, - говорил и Дмитрий.

Решила все тогда маленькая Еленочка. Душа Альки рвалась между двумя дорогими ей людьми. Она тянулась к Валентину. Но Еленочка была дочерью Дмитрия. Нет, Алина не жалела, что осталась с Дмитрием. Спасибо Валентину, что редко напоминал о себе первые годы. Иначе бы Алька натворила бы бед, а может, просто бы сошла с ума.

-- Поговори со мной, легче будет, - ласково говорил Валентин, видя, что жена опять улетела мыслями опять куда-то без него. - Расскажи, что беспокоит тебя.

Алька улыбалась и не рассказывала. Нет, они разговаривали с Валентином обо всем, вспоминали детство, школьную юность. Валентин признался, как подглядывал за Алькой, она не любила задернутых штор.

-- С пятого класса подглядывал, но никому не рассказывал. Один раз Васька ко мне приперся поздно вечером, а я в засаде сидел напротив твоего окна, так я с ним подрался. Без всякой причины, так он считал,- смеялся Валентин.- А в старших классах каждую ночь мечтал, как ты будешь сама раздеваться передо мною.

Алька смущенно улыбалась.

-- Я и сейчас не буду.

-- Будешь, - уверенно отвечал муж. - Или я подглядывать опять буду. Спрячусь под одеяло, сделаю щелочку и смотреть буду. Знаешь, я ведь, когда ты бывала летом в деревне без мужа, приезжал порой под окна вашей дачи, когда становилось темно, и если не удавалось встретиться с тобой, вызвать тебя, останавливался и подглядывал. Ты по-прежнему не задергиваешь шторы.

-- Валя, - виновато обнимала его Аля. - Валя, мой Валька. Как же тебе было плохо!

-- Так что лучше тебе, как на теплоходе, самой раздеться.

Алька слегка покраснела. Легко ей все-таки было с Валентином. О чем угодно можно говорить. Он сразу дал понять, что у них теперь все общее. Даже воспоминания.

-- На теплоходе я, Валь, была молодая, влюбленная в тебя по уши, - ответила женщина и добавила про себя то, что было главной причиной застенчивости в данный момент: - И белье у меня нижнее было красивое, новое. Спасибо моей фее, тете Сонечке. А сейчас я уже целый год ничего не обновляла. А то, что с собой было, весь вид потеряло. Нет, родной мой, придется тебе еще потерпеть. До нового белья. Тогда я разденусь, это точно.

Алька улыбалась своим мыслям, а Валентин словно прочитал их.

-- Завтра мы с тобой едем в хороший магазин. Ты обновишь свои.... свое.... свой.... Словом, купишь все, что тебе понравится. И мне кое-что надо. А потом, - мужчина лукаво прищурился, - ты передо мной разденешься, медленно-медленно. Не как в гостинице, в А-ке, в последний раз. Я даже не успел цвет запомнить...

Алька засмеялась от неожиданности.

-- Ну, это еще вопрос, сама ли я раздевалась там или кто меня раздевал, и очень быстро, даже бюстгальтер разорвал. И пуговиц на блузке не осталось.

-- И купишь ты завтра все такое же, как было на тебе на выпускном вечере. Ловко ты тогда меня провела. А я-то уже надеялся, что ты для меня разделась. Дыхание даже перехватило.

-- Лучше бы, Валя, ты меня тогда не отпустил. Я бы не выдержала, сдалась бы.

-- Так бы и сдалась?

-- Сдалась бы моментально, ты бы обнял меня разочек, покрепче, прижал бы к себе, и пропала твоя Алька, - смеялась женщина.- Вот только я не помню, какое белье на мне было.

-- Красивое. Очень красивое. А ты в нем бултых в воду!

Вспоминали они часто свою мудрую Олесю Игнатьевну.

-- Помнишь физкультуру, - прищурился Валентин.

-- Это когда ты при всех сказал, что не слушаешь учителя, потому что хочешь поцеловать меня.

-- Да, - засмеялся Валентин. - Это было в начале девятого класса. А ты убежала и спряталась у Олеси Игнатьевны.

-- Да, она сидела с пятиклашками, я забежала и говорю: "Олеся Игнатьевна, можно я посижу у вас?"

-- А я прятался под дверью. И когда после звонка пятый класс ушел, я зашел в кабинет. Ты что-то хотела сказать, а я перебил.

-- Да, ты сказал, что я сбежала с урока.

-- Почему же ты, Аля, сбежала с урока? - строго спросила Олеся Игнатьевна, подыгрывая Валентину.

Алька покраснела.

-- Потому что я сказал при всех, что хочу поцеловать Альку. А она убежала, - вместо девушки ответил Валентин.

-- Валечка, милый, - сказала Олеся Игнатьевна, - хочешь, я сама уговорю Алю тебя поцеловать, только исправь двойки. Ну, хоть одну. За каждую исправленную двойку - по поцелую. Правда, поцелуешь, Аля.

-- В щечку, - согласилась Алька.

-- И все? - разочарованно протянул Валька.

-- Валя, если ты исправишь все двойки, да я всех девчонок уговорю тебя целовать, - быстро увела в сторону опасный разговор учительница.

-- Нет, всех не надо, - отказался Валька. - Пусть Алька одна целует. Но за каждую двойку отдельно.

Они оба вышли из кабинета. Сзади шла Олеся Игнатьевна.

-- Идите, идите, - говорила она, улыбаясь светло и грустно, - я за вами не пойду. Я просто немного позавидую вашей юности.

-- А ты все-таки и в тот раз улизнула от меня, ты всегда убегала - вспомнил Валентин. - Не стала целовать. А я литературу выучил всю. По учебнику все сравнивали.