– Кэсси, душечка, – прошептала Селина, среди ночи забираясь ко мне в постель, обнимая и щекоча своими душистыми золотыми волосами, – прости меня.

– За что? – спросонья я никак не могла сообразить, о чем она говорит.

– Я всех обманула. Мне нужно туда попасть.

– Куда нужно? Что обманула?

– Понимаешь, когда я образцы Катерине отдавала, то твой, тот, с нарциссами, подписала своим именем, а свой – твоим. Так что в замок, наверное, должна была ехать ты. Ты же лучшая. Ты несравненная. Мне никогда не стать такой искусницей, как ты. Ты простишь меня, Кэсси?

– Я не сержусь на тебя, но зачем ты это сделала, Селина?

– Мне житья здесь не будет, сестренка, – отчаянно простонала она, – Патрику запретили со мной видеться, Катерина злится, отец хочет поскорее замять это дело. Ты думаешь, я дура, ничего не понимающая? Мне так тяжело, Кэсси!

– Что ты, Селина, – задохнулась я от острой жалости. – По правде говоря, я была так занята работой, что даже не подозревала, как страдает моя сестра.

– Я люблю его, – просто и обреченно сказала Селина. – Я помню каждый жест, каждое слово, сказанное им, когда мы были вместе. Я видела его глаза и в них отражалась я. Он восхищался моими волосами и сравнивал мои глаза с редкими горными озерами, он целовал мне пальцы и говорил, что не встречал более убедительного изящества. Он читал мне стихи и называл прелестной феей. Разве я могла не поверить ему?

Зато я готова была разорвать наглеца в клочья. Уму непостижимо, когда это Патрик успел так вскружить ей голову?

– Я не верю, что у него есть невеста, Кэсси. Он говорил, что одинок, что в жизни его нет света любви. Что только здесь начинает жить полной жизнью. Это его мать желает женить его с выгодой, правда, но он сам не хочет этого!

Зато я верила. Да у него на лбу написано, чего ему нужно. А завороженная своими мечтами Селина не поверит, даже если ее ткнуть носом в кольцо у него на пальце. Но если я и была другого мнения, то говорить об этом Селине сейчас не стоило.

– Вот я и решила. Когда он узнает, что меня отправили в логово этого монстра, он не выдержит и обязательно заберет меня оттуда.

О ужас! Неужто это моя старшая сестра? Она же рассуждает, как ребенок!

Я с трудом перевела дух.

– Селина, – осторожно начала я, – за год многое может случиться. Если Катерина решила его женить, она не отступит, тем более ты не будешь мешать.

– Ха, – перебила меня Селина, – неужели ты думаешь, я останусь там на целый год? Что я там буду делать? Подожду с месяц и уйду. Если, конечно, Патрик не придет за мной раньше. Ты передашь ему записку, Кэсси, милая?

– Как уйдешь? Селина! Ты понимаешь, что говоришь? Отец слово дал. Если ты его нарушишь, что будет с нашей репутацией? Ты погубишь нас всех!

– Ах, Кэсси! Порой ты бываешь такой несносно-правильной, что становится тошно. Ты думаешь, я должна дожидаться, пока отец найдет для меня толстого лавочника с отвислыми губами? Да я сбегу куда угодно! Если Патрик не придет за мной, тогда я пойду за ним. Я уеду в столицу. А кроме тебя и его, знать никто не будет.

– Ну уж нет, Селина, – разбушевалась я, но сестра не дала мне закончить, нежно закрыв ладонью мне рот:

– Неужели ты выдашь меня, Кэсси? – печально спросила она, хлюпая носом и сбрасывая слезы с ресниц с небрежностью королевы, взмахом руки отсекающей головы. – Мне не на кого большеположиться, не к кому обратиться за помощью. Без тебя я останусь совсем одна в этом мире.

Вскоре мы обе дружно рыдали и клялись друг другу в верности. Пользуясь случаем, моя любимая взбалмошная сестричка взяла с меня обещание передать записку Патрику и разъяснить ему, что к чему.

Наутро она по-королевски отбыла в открытой коляске, окруженная толпой зевак и десятком конных стражей, специально для такого случая приставленных городским головой.

День оказался чрезвычайно хлопотным, а потому я решила встретиться с Патриком вечером.

– Милая Кассандра, чем обязан такой встречей? – Патрик был сама предупредительность. Он и вправду был очень хорош собой. Одет с иголочки в безупречно подогнанный серый камзол, идеально расшитый серебром, и черные узкие брюки, заправленные в высокие щегольские сапоги. Воротник и рукава его камзола были украшены длинными белоснежными валарскими кружевами. Патрик манерно откинул красивую голову с темной гривой тщательно уложенных волос и вопросительно уставился на меня.

По правде говоря, хоть я и готовилась к разговору, никак не решалась его начать. Мешало мне и то обстоятельство, что я, сглупив, назначила встречу поздно вечером у себя в комнатке за мастерской. Единственным освещением в ней была одинокая свеча, стоявшая на столе. Слегка интимная обстановка. Не ровен час, кто заметит – сплетен не избежать. Но Патрику, казалось, было все равно.

– Э-э-э, Патрик, – мялась я, – Селина просила передать тебе вот это.

Я протянула надушенный конверт. «Братец» вопросительно уставился на него, как на гадюку, свернувшуюся у его ног.

– Прочти это, – почти прошипела я.

– Видишь ли, сестра Кассандра, – не отрывая глаз от конверта и тем не менее не принимая его, медленно произнес Патрик, – моя дорогая сестра Селина, вероятно, не правильно меня поняла. У меня к ней исключительно братские чувства. Не скрою, Селина чрезвычайно хороша, она составит прекрасную партию любому мужчине, но…

– Бери конверт, – угрожающе сказала я, придвигаясь ближе.

– Да, да, конечно, – оторопел Патрик, как-то скукожившись и втянув голову в плечи, – но позволь объяснить тебе, я тут не при чем.

Объясниться дальше мы не успели. Если чего-то боишься, это обязательно произойдет. Дверь резко распахнулась, и в комнатку вошел хмурый, расстроенный отец:

– Знаешь, Кэсси, я, пожалуй…

Застигнутые врасплох, мы с Патриком отскочили друг от друга, как сильно столкнувшиеся шары. Отец широко раскрыл глаза, как-то странно крякнул, прокашлялся и вышел вон.

– Катерина! – послышался его разъяренный вопль на лестнице, ведущей в жилую часть дома. – Где… моя трубка?

Целый день в бешеном круговороте работы мы с отцом нервно косились друг на друга, не решаясь объясниться, но и не оставляя такого желания. Наученный горьким опытом, отец долго собирался с мыслями, но первой не выдержала я.

– Это не то, что ты подумал, – застав, когда вокруг не крутились приказчики, слуги, клиенты, поставщики, Катерина или дети, я пошла ва-банк.

– А что я подумал? – недоверчиво покосился отец.

– Это не было свиданием в том смысле, что… Ну, в общем, он мне безразличен. Я просто передала ему прощальное письмо Селины.

– А-а-а, – непонимающе протянул он, – какое письмо?

– Прощальное, – я, конечно, кривила душой, но должна же была хоть как-то успокоить отца.

– А-а-а, понимаю, – опять непонимающе покивал он головой, – да, кстати, а что делал Патрик у тебя в каморке в такой поздний час? У вас что, свидание было? Кэсс, я не потерплю, чтобы еще и ты…

Пока он не выговорился, я не смогла и слова вставить. После чего я клятвенно его заверила, что с Патриком у нас все покончено, и я его больше не люблю. Отец был удовлетворен. Мир в семье был для него главным, и он прилагал все силы, чтобы сохранить его.

Но судьба явно была не на его стороне.

На следующий день к вечеру Селина вернулась.

Оставив остолбеневших родственников, то естьнас, растерянно стоять внизу, она поднялась в свою комнату подавленная и унылая, не желая ничего объяснять. Однако стоило потрясению пройти, а Селине – почувствовать, что ей больше ничего не грозит, бедняжка нас просто ошеломила своей историей. Оказывается, она сбежала из замка, пройдя пешком десять миль.

Дальше – больше. Селине понравилось рассказывать, и неожиданно ее истории стали изобиловать подробностями, которых не было сначала. Я знала, что сестра, мягко говоря, преувеличивает свои приключения, но делалось это ею так вдохновенно и артистично, что я не могла сердиться.