Досмотреть карту мне не дали далекие твердые шаги. Я метнулась прямо к камину, благо до него было гораздо ближе, чем до ниши с моими башмаками, юркнула за расшитый золотом шелковый экран и затаилась там.

В зал через широкие позолоченные двери с красочным гербом на распахнутых створках вошел Джаиль. При свете дня он выглядел таким же зловещим, как и ночью, а вдобавок был уставшим и озабоченным, но при этом не более располагающим к себе. Не скажу, чтобы был он уродлив или некрасив. Нет, он вызывал бы немалый интерес у любящих экзотику барышень и барынь, особенно если бы сам захотел этого. Может, он даже мог бы быть любезным. Я же рассматривала его беспристрастно (как мне казалось): подтянутая фигура, которую, правда, трудно было разглядеть за балахонистым одеянием, длинные подвижные пальцы, унизанные кольцами (странная привычка для слуги, не правда ли?), узкие ступни, обутые в странные мягкие туфли с длинными носами, блестящие черные глаза, как у насторожившейся галки, причудливая черная бородка с проседью в углах рта, исключительно ухоженная и аккуратная, красивый чувственный рот, привыкший недовольно кривиться. Так себе, портретик. Добавьте сюда манеру надменно вскидывать голову, когда ему что-то не нравится, и обманчиво-замедленные движения, которые, как я подозревала, лишь добавляли ему пищи для самолюбования.

Джаиль подошел к одному из распахнутых окон, из которого тянуло затяжным серым дождем, выглянул наружу, недовольно скривился, что-то пробурчал себе под нос, потом и вовсе ругнулся. Немного постоял, глядя на нависшие тучи, и в раздражении ушел.

Я не решилась выйти из своего убежища, единственного убежища в этом огромном зале, даже когда шаги Джаиля затихли вдали. Сердце бешено стучало, ладони покрылись липким потом, а я прикидывала, успею ли добраться до резных дверей, пока слуга появится снова, или мне все же стоит пересечь весь зал и добраться до знакомой винтовой лестницы.

Внезапно в раскрытое окно влетела птица. Намокший черный ворон, обессиленно взмахнув крыльями, ударился о пол, отчего его подбросило и протянуло на скользком дереве, перекувыркнулся, распластав изломанные крылья, царапая когтями пол, и замолк, лежа мокрой черной тряпкой на красочных переливах дорогого паркета.

На звук вбежал Джаиль, но пока он добирался до ворона, я с ужасом увидела чудовищное превращение: на месте птицы лежал, неловко разбросав руки в стороны, человек в черном.

– Господин, – бросился к колдуну Джаиль, – это безумие, вам нельзя так поступать.

Его голос был так резок и неприятен, что даже не смягчался нотками явной заботы, звучавшей в нем.

– Не учи меня тому, что я и сам знаю, – недовольно скривился колдун. Отмахнувшись от помощи, он с трудом поднялся, добрел до кресла и упал в него.

– Принеси вина, – махнул он Джаилю, но когда тот бросился вон, то устало добавил, тыча пальцем в мою сторону, – и, кстати, выволоки из камина несносную девчонку, что там прячется.

Я царапалась и кусалась, извивалась и брыкалась, поэтому, когда Джаиль, зажав мое тело железной хваткой в своих руках, приволок меня к креслу господина, мы оба были всклокочены, разодраны и измазаны в каминном соре с ног до головы. И если на его неизменно черном костюме это заметно было мало, то мое легкое белое платье с голубыми незабудками покрылось живописными черными пятнами. Поскольку лица своего я не видела, про него сказать ничего не могу, но подозреваю, что была чумазая, как трубочист.

– Позволь, господин, я скину эту мерзавку с башни, – шипел укушенный Джаиль, разгневанный еще и тем, что я сумела пробраться мимо него и попасться на очи хозяину.

– Что тебе здесь нужно? – не обращая внимания на слова слуги, устало спросил граф. – Отпусти ее, Джаиль, куда ей бежать? – равнодушно добавил он, холодно глядя на меня.

Я резко повела плечами, бесцеремонно освобождаясь от жестких объятий Джаиля.

– Вино, – напомнил ему граф, и слуга обманчиво мягко пошел к дверям, с недвусмысленно мстительной миной оборачиваясь на ходу. Я засомневалась, правильно ли определила его как слугу. Ходил он как опытный воин, а его руки привычно шарили по бедру, явно в поисках оружия.

– Итак, что тебе здесь нужно? – графу нужен был отдых, я видела это, но вместо жалости меня охватывала злость: этот паук, сидящий в центре своей красной паутины, охватившей почти все королевство, явно задумал нечто дурное, если не сказать ужасное. И я ему в этом помогаю?

– Я хочу знать, что означают знаки, которые я вышиваю.

– Зачем?

Я молчала, от страха у меня все переворачивалось внутри. В голове крутилось только одно: превратит или не превратит, выйду ли я отсюда живой, когда и в каком виде. Граф устало потер пальцами глаза и продолжил:

– Зачем тебе нужно знать? Ты никак не можешь умерить свое непомерное любопытство? Не можешь сдержаться? Тебя поразил типичный недуг охочих до сплетен городских кумушек, которых хлебом не корми – дай первой выведать чью-либо тайну? Или тебе не дает покоя тщеславие? Обычное примитивное тщеславие, самый лелеемый порок всего человечества? Ты, конечно же, считаешь, что твое шитье достойно большего, чем исчезать неизвестно куда? Как же, разве есть кому в этой глуши оценить искусность твоей работы?

Если бы я не была так напугана, то сгорела бы от стыда: я и вправду иногда так думала, а он говорил так, будто читал мои мысли. Страх страхом, но я чувствовала, что предательски краснею.

– Я не хочу, чтобы то, что я делаю, использовалось во зло, – набралась я храбрости.

– Какое тебе дело до того, как используется то, что тебе не принадлежит? Ты согласилась продавать мне свой труд, так имеешь ли ты право задавать мне вопросы?

– Я хочу понять смысл моей работы, – чуть не плача перебила я, раздосадованная тем, что он совершенно сбивает меня с толку правильными, в общем-то, рассуждениями, без малейшего изъяна в логике, и тем, что я до ужаса его боюсь.

– Весь смысл твоей работы в том, чтобы выполнять то, что я скажу. Не думаю, что ты интересовалась у каждого озабоченного своей внешностью клиента, зачем ему на заднице хризантема или почему на полах его камзола должны петь петухи? Вот и меня не изводи своими вопросами.

Вошел Джаиль, отдал бокал хозяину и стал рядом с ним, демонстративно сложив руки на груди.

– Я не буду шить для Вас. Вы можете запереть меня в этом замке и не отпускать, но Вы не сможете меня заставить! – гордо выдала я, ужасаясь собственной смелости.

– Не могу заставить? – с кривой улыбкой тихо спросил колдун и легонько щелкнул длинными пальцами. Я замерла, не способная пошевелиться. Потом в такт едва заметному движению пальцев графа ноги мои стали попеременно сгибаться, бодро замаршировали на месте, а руки принялись браво махать в стороны. Я шагала и шагала, и это совершенно не зависело от меня. От невозможности что-либо сделать или хотя бы остановиться, а больше от нарастающей злости, я заплакала. Слезы текли, проделывая дорожки на щеках, но я не могла даже утереть их. Граф еще раз щелкнул пальцами, и я без сил упала на пол.

– Видишь? – спокойно пояснил колдун. – Для этого почти ничего не нужно. Люди по своей сути так легковерны, так просто подчиняются, что мне не составило бы труда ими управлять. Но я не делаю этого.

– Я не верю Вам, – со злостью пробурчала я, демонстративно усаживаясь на полу поудобнее. Слезы сами собой высохли.

– Я и не жду твоего доверия, – смотрел на меня свысока граф, с наслаждением потягивая вино и устало запрокидывая голову на обитую вишневым бархатом спинку кресла. Его бледное лицо расслабилось и неожиданно смягчилось. Лицо, но слова от этого мягче не стали. – Мне не нужна твоя поддержка, как и твоя участливость, жалость или глупые советы. Мне просто нужна твоя безупречная работа, которую, увы, никто другой в этом городишке сделать не сможет, а искать где-то еще у меня просто нет времени. И было бы лучше, чтобы ты делала ее так же безупречно и дальше и при этом не задавала ненужных вопросов.

– Вот именно это и заставляет меня задавать вопросы! – взорвалась я, вскакивая. – Каждая пень-колода говорит мне о том, что я должна молчать! Каждый в этом замке первым делом предлагает мне заткнуться! Но с какой это стати? Почему я должна делать то, что может принести вред людям? Ну? Почему я должна потакать Вашему злобному чародейству? Ведь я же знаю – не отпирайтесь! – что вышитые мною буквы Вы используете для колдовства! Но только больше этого не будет, я не стану потакать Вам в этом. Заставляйте меня, если хотите, но я больше работать не буду!