Двурогая скала, водопад. Мы добрались туда не так быстро, как рассчитывали. По пути встретилась парочка заблудших ренейдов, не пожелавших убраться с пути, а лагерь из остатков побитых Писцов мы сами обошли стороной. Не будь я так занята собственными синяками - опыт для меня, признаться, новый - я непременно захотела бы разузнать, чем закончилась стычка у исчезнувшей Жилы. Но любопытство осталось на потом. Куда больше меня занимал вопрос, в пещере ли Лион? Если и был там, то остался ли до сих пор? Половина дня, ночь и утро - не слишком ли много времени для ожидания?

У водопада Паллад спешился. Вход в пещеру мы нашли довольно быстро, часть его скрывала водяная завеса, другую часть - нерукотворный каменный столб, обойдя который мы нашли легкую тропинку внутрь скалы. Проход оказался большим, вполне годным даже для лошадей.

Паллад пошел вперед, я же помедлила, предпочитая сползти с лошади в одиночестве и в отсутствии чужих, все замечающих насмешливых глаз.

Охая и рассержено морщась, я неторопливо спешилась, ...но звон стали впереди, слышный даже сквозь шум воды, заставил меня забыть о боли. Не раздумывая, не медля, я побежала в пещеру, неуклюже перепрыгивая через камни и лавируя между скалами. Но я опоздала. Хаос, ну почему я опоздала!

Утреннее солнце пронизывало пещеру сквозь тонкую пелену падающей воды, разбрасывая по стенам дивные мягкие блики, но тем страшнее оказалась картина, увиденная мной.

Прямо у входа лежал человек. Его рука, до сих пор сжимающая меч, была расслабленно откинута в сторону. Короткие черные волосы, припорошенные пылью, прилипли ко лбу. Темные глаза, застывшие будто в трансе, широко распахнуты. Рот раскрыт в болезненно-ужасающей гримасе.

Над ним молча стоял Паллад. Стоял всего одно мгновение, такое короткое, что я ничего не успела ни сделать, ни сказать. Маг быстро и мягко нагнулся и перерезал лежащему горло. Просто и равнодушно, будто резал хлеб. Не дрогнувшей рукой, явно привыкшей делать это не раз. Потом Паллад неторопливо вытер нож о чужой плащ, встал и обернулся.

Наверное, у меня были страшные глаза. Наверное, на моем лице было написано такое потрясение, что Паллад недоуменно нахмурился. Он ничего не понимал. Он сделал шаг вперед... И только тогда я обрела дар речи.

- Зачем? - яростно вскрикнула я, с силой толкая Паллада в грудь и проскальзывая мимо него к истекающему кровью человеку. Но помощь была бесполезна.

- Он же Хранитель, - явно не понимая, пробормотал маг.

А потом увидел, наверное, в моих глазах нечто такое, что заставило его в неверии отшатнуться.

- Аррэй мне помогал, - я упала на колени, не обращая внимания на лужу крови, схватила ладонями сведенное последней судорогой лицо. Опоздала. Хранитель меня уже не видел. Мальчик, бедный мальчик. Я не успела даже сказать ему последнее "прости".

- Он напал на меня, - холодно объяснил Паллад, отходя чуть в сторону, - Я не привык обмениваться любезностями с теми, кто решил меня убить.

Мне было все равно. Мне были безразличны оправдания, которые в устах Паллада звучали совсем не как оправдания. "Волка не отучишь есть мясо", так ведь? Ему куда проще убить, чем разбираться в причинах, стоит ли жить. Ему безразлична чужая жизнь. Ему плевать на других, он упивается своей силой. Он просто устраняет преграды на своем пути, любые преграды, вроде молодого Хранителя, защищавшего свою жизнь.

Ошибка Аррэя была в том, что он доверился мне. Мне, пославшей его на смерть. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять - в пещере ночевали, значит, Хранитель сдержал слово и Лион наверняка был здесь, но ушел, а Аррэй, чудом выживший после бойни у алтаря, остался, чтобы предупредить меня. А я не смогла его защитить. О Хаос, как мне с этим жить?

- Леди..., - холодно раздалось сверху.

- Нет, - яростно взвилась я, - Не подходи! Прочь, палач! Он доверял мне, а я привела его на смерть!

Как и остальных! Нун и Ваа были правы, я всех предала. Я потакала сомнительным планам Паллада, его непонятным целям, забывшись, кто я есть. У Лакита свои интересы, но, похоже, я слишком прониклась чужими. За время нашего путешествия Паллад явно переделал меня на свой лад, но сделал он это отнюдь не против моей воли. Я сама изменилась рядом с ним. Я сама себе изменила. Я сама себя предала.

- Я тебя ненавижу!

Хотелось рыдать, излить слезами свою боль и скорбь, но глаза мои были сухи, а губы крепко сжаты. В груди поселился скорпион, который непрерывно жалил меня, не давая передышки, отравляя ядом мои мысли, мои чувства, мои слова... И этим ядом я сполна делилась с тем человеком, кто был рядом. Да, он столько раз меня спасал, да, я должна быть ему безмерно признательна... и не могла. Сейчас - не могла.

Я задержалась у водопада ровно настолько, чтобы похоронить Аррэя - перенести груду камней было делом не одной минуты. Паллад, резкостью движений избавляясь от бушующего в нем гнева и ярости, молча помогал, но его молчание было слишком красноречивым, слишком вопиющим.

Когда мы отъехали от водопада, я обернулась, глядя на аккуратный холмик из серых камней. Здесь, рядом с Аррэем, я оставила слишком много своих иллюзий.

Мы ехали споро, за исключением тех моментов, когда Паллад спешивался, бродил вокруг, выискивая следы прошедших недавно людей, потом мы ехали дальше. Он не делился со мной результатами моих поисков, я не спрашивала, что он нашел или куда мы едем. Отчужденность, вставшая стеной между нами в пещере, по мере удаления от нее не исчезла. Наоборот, пропасть только росла, и я не стремилась остановить этот ужасающий процесс. Паллад тоже. С тех пор, как мы отъехали от пещеры, мы не сказали друг другу ни слова. Молчание окутывало нас непроницаемым коконом, слишком тяжелым, чтобы хотелось его разбить. В молчании мы прятали слова, непоправимые слова, сказав которые, поймем, что возврата назад нет. Я и так уже слишком много наговорила. Его и так больше не было, этого "назад". Рядом со мной ехал чужой человек, которого я не знала, который хмурился и мрачнел, бросая украдкой взгляд на меня. Который тоже вдруг обнаружил, что ничего обо мне не знает и совершенно меня не понимает.

Сейчас я хотела лишь одного - поскорее расстаться с ним, а пока лишь молча ехала, не глядя по сторонам и погрузившись в тягостные раздумья. Я должна была думать о будущем и явно страшилась его. Мне многое следовало переосмыслить. Маги, Жила, оружие... Когда-то я была убеждена, что в Лаките магии нет и быть не может. Но мне с моим Даром, который куда больше был похож на некую ущербность, вроде неразличения цветов, трудно было судить о магии правильно. Обычно жители Лакита считали, что маленькая магия все же есть, но она сродни затейливым балаганным фокусам с их красочными иллюзиями, от которых привычно несет фальшью. Мы жили себе в зачарованном мире, полагая, что так и должно быть. Что мы по какой-то причине особенные. Что враг бессилен нас победить, что сама природа нас защищает. Что Лакит по самой своей природе не способен удерживать в себе сильную магию. И даже приди на его землю сильные маги, им ничего сделать не удастся. Наивные... Создатель, как же мы поплатились за свою наивность!

А ведь я смутно догадывалась, что все не так просто. Если бы я была повнимательнее, я смогла бы о многом догадаться, ведь жизнь не раз и не два давала мне подсказки, да нет же, она просто тыкала меня носом в лужу, как глупого нашкодившего котенка, а я никак не желала видеть очевидное!

Сейчас, только сейчас я начала понимать, как слепа и глуха была к предостережением судьбы. А ведь они были, эти предостережения. То, что тогда казалось мне странным и непонятным, теперь становилось ясным и недвусмысленным... И вот одно из них.

Я вспоминала первые дни начала войны, дни после нападения на Тутарлу со странным чувством растерянности и расплывчатой смутности образов. Мне куда лучше помнились жесты и выражения лиц, чем то, о чем говорили, что обсуждали, что делали. В те дни я жила только чувствами и ощущениями, а они были не самые приятные. Они были худшим отражением эмоций моего отца, помноженным на мое собственное удивление. Страх, необъяснимая растерянность, нерешительность, пусть мимолетные и никому, кроме меня не видимые, - это было так непохоже на Риардона Каскора, что ни о чем другом думать я не могла. Я бродила за ним тенью, к счастью, он меня не замечал. Я смотрела, как он в ярости рвет рапорты с границы, и не могла поверить, что это мой отец, всегда спокойный, уравновешенный и царственный. Я видела тяжелый, мрачный взгляд, с которым он всматривался на север, видела обреченность на лице... но не могла понять - почему? Отец никогда не считал нужным посвящать меня в дела военные, скорее даже ограждал меня от всего, связанного с войсками и гвардией, а я и не стремилась туда, где была чужой. И все-таки слепой я не была. Я была твердо убеждена, что Лакит не безоружен и не бессилен. Его армии вызывали у соседей зависть, но куда больше - боязнь нападать. Однажды мне довелось побывать в одном из военных лагерей Северной армии, другой раз - в небольшом приграничном поселении-акроните, жители-воины которого защищали границы Лакита, мы не раз проезжали мимо прекрасно обустроенных гарнизонов и крепостей. Мне не нужно было знать подробности, чтобы видеть порядок и дисциплину, силу, мощь и умения.