— Лана, холоп, Царь Батюшка тебя прощает.

— Иди нафиг.

Мне было тепло в одеяле, уютно с Дином на бедрах, поэтому я снова заснула.

Я проснулась. В комнате темно. За окном — ночь.

— Диииин.

— Да?

Я подняла голову. Винчестер сидел около моей кровати и и задумчиво гладил мою голень.

— Где я? Какой сейчас год?

— Кекс, ты чо? Ты в нашей комнате. А год такой же, какой был с утра.

— Почему темно? Где дети? Свечка?

— Кекс, я уже все провел. Дети уже 2 часа как спят.

Я охуела.

— Смысле?!

— Ну, в прямом. Ты спала. Я по честному будил тебя. А ты спала. Сходил с ними на ужин, тебе принес. Провел свечку. И уже 2 часа торчу рядом с тобой и глажу твою ногу.

Я уставилась на его руку на моей ноге. Осознавала. Это че, это я с пяти часов и до двух ночи продрыхла?! 8 часов?!

— У меня нет слов…

Дин усмехнулся.

— Прикинь, я два часа молчал. Вообще ни слова не говорил. Целых два часа. Такая тишина стояла классная. Ты посапываешь. Знаешь, я бы вечность сидел около твоей кровати, гладя твою ногу и слушая твое сопение.

Я щас сдохну…

Надо было перевести тему. А то опять до поцелуя дойдет…

— Повязку менял?

— Неа. Она чистая.

— Я щас дам чистая. Ты весь день в ней ходишь, там накопились все твои заразные бактерии.

Я осторожно вытянула свою у Дина из рук.

Встала и подошла к его кровати. Наклонилась за сумкой. И тут на меня нашлооо…

— Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Начинался новый деееееень…

Я покачивала задницей в такт ритму, играющему у меня в голове. Сумка никак не хотела вылазить из-под кровати.

— Твоя сумка такая же вредная, как ты.

— Я ее специально подальше запихнул.

— Спасибо тебе.

Я наклонилась еще ниже.

— Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Начинался новый деееееень…

Наконец эта противная сумка все-таки вылезла. Я швырнула ее Дину. Тот не поймал, ибо засмотрелся.

— Щас въебу.

— Материться нехорошооо…

— Нехорошо смотреть, куда не нужно.

Дин показал мне язык.

— Если есть на что посмотреть, почему бы и посмотреть.

— Затухни. И завидуй молча.

Дин усмехнулся.

— Вставай.

Винчестер повиновался и встал ко мне вплотную.

— Не, и как я буду работать то.

Отошла на шаг назад. Он шагнул навстречу. Я назад. Он за мной. И так много раз. Я уперлась спиной в стену.

— И че ты всмысле?

— Ничего.

А сам пааалиииит.

— Щас лечить буду!

Я оттолкнула его. Дин усмехнулся. Я принялась за дело.

Распорола старый бинт, сняла повязку. Достала влажные салфетки и вытерла торс Винчестера.

— Мои мысли, мои скакуны…

— Иди в сраку. Я работаю.

— Работай-работай. Медсестричка.

— Щас как… АААА!

Дин усмехнулся.

Пальчиками пробежалась по ране.

— Почти затянулась. Завтра-послезавтра исчезнет. Шрам останется. Ммм…

— Ты че?

— Люблю шрамы. Просто оооо как люблю.

— Вылечишь меня, я тебе покажу все свои шрамы.

Я восторженно уставилась на него.

— Много?

Дин улыбнулся.

— Штук 10-20.

— ОООООООО.

Я намазала рану мазью. Размотала бинт и начала обматывать его вокруг торса Дина. Чтобы передать моток из одной руки в другую за его спиной, мне приходилось почти вплотную утыкаться ему в грудь лицом.

Наконец, я закончила.

— Шикардятина. Теперь давай фингалы.

Я намазала Винчестеру все его гематомы.

— А на лице?

Дин посмотрел на меня. Я уже убирала мазь в сумку.

— А на лице уже все прошло.

— Точно?

Дин взял меня руками за талию и притянул к себе. Заглянул в глаза.

— А если внимательнее посмотреть?

Наклонился к моему лицу и накрыл мои губы своими.

«И вот как это понимать?!» — пыталась думать я, отвечая на поцелуй Дина.

Он все крепче прижимал меня к себе. Мои руки обняли его за шею.

Господи… АААА… И что… ОООО… теперь будет то… Я же щас умру…

Дин целовал без напора, мягко, одними губами. Словно не хотел навредить…

Спустя пять минут поцелуя я потеряла возможность думать. Мое сознание просто взяло свой чемоданчик и красиво ушло в закат. Только он и я.

Руки Дина медленно поползли вниз, к моим бедрам. Оооо… Я уже хотела забыть, как дышать. Но они тут же вернулись на талию. Дин улыбнулся мне в губы.

— Мала еще.

Я улыбнулась в ответ.

Следующие полчаса пролетели незаметно. Мы просто стояли в центре темной комнаты и целовались. Медленно, со смаком. Я не знаю, как это можно объяснить. Правда, не знаю. И Дин, я думаю, тоже не мог обосновать свои действия.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Дин медленно оторвался от моих губ и замер в сантиметре от моего лица, прикрыв глаза.

— Знаешь…

Хриплый шепот…

— Такая огромная буря внутри. Просто не знаешь, что делать. Стоишь и ждешь, когда она успокоится и ты сможешь открыть глаза.

Винчестер, медленно восстанавливая дыхание, уперся лбом мне в лоб.

— Это… Я не знаю, что это было.

— Не имею ни малейшего понятия.

Дин усмехнулся.

— А у тебя получается, молодец.

— У меня был хороший учитель.

Так мы и стояли. Он — обняв меня за талию, я — не убирая рук с его шеи.

— Дин, а мы кто?

Винчестер усмехнулся.

— Друзья, наверное. Скорее всего, да.

— А разве друзья…

— Ничего не говори.

Я улыбнулась.

— Кекс, а че ты там за песню напевала?

— Мы сидели и курили?

— Да-да-да. Сыграешь мне?

— Не вопрос. Только… отпусти.

— Ни за что.

Дин разомкнул руки. Я взяла гитару. Винчестер сел на кровать, скрестив ноги по-турецки, я села перед ним. Повернулась спиной и наклонилась на него. Руки Дина тут же оказались на моей талии, а его лицо — в моих волосах.

Я заиграла.

— Шли над городом притихшим,

Шли по улицам и крышам,

По карнизам, переулкам,

Подшипникам и втулкам,

Где-то появилось солнце,

Значит где-то появилась теееень.

Дин усмехнулся мне в макушку. Да, прикольный мотив.

— Мы сидели и курили,

Начинался новый день.

Небольшой проигрыш.

— Шли красавицы на «тройку»,

Шли рабочие на стройку,

Трамваи по проспекту,

Арабы строем в мекку,

Шли парламентёры, шли монтёры,

Шли легко и без затеееей.

Дин хихикнул. Я улыбнулась.

— Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Начинался новый дееень,

Начинался новый дееень,

Начинался новый дееень.

Дин сцепил руки в замок на моей талии.

— Годы шли и шли недели,

Шли, пока не надоели

Недели, дни и годы,

Вступления и коды,

Солдаты в рукопашный,

Часы на Спасской башне,

Открытки и конверты,

Деньги шли и документы,

Все ушли, остались двое

В мире самых чокнутых людей.

Проигрыш перед припевом.

— И почему мне кажется, что песня про нас?

— Потому что мы чокнутые. Но мы не курим.

— Точно.

Последний припев. Дин поднял голову от моих волос.

— Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Сидели и курили,

Мы сидели и курили,

Начинался новый дееень,

Начинался новый дееень,

Начинался новый дееень.

А у нас неплохо получилось.

Я отложила гитару и удобно устроилась в объятиях Дина.

— Дин.

— Ммм?

— А сколько раз еще такое будет повторяться?

Дин понял, о чем я.

— Незнаю. Честно. Я бы пообещал, что больше не буду, но… я не могу этого сказать. Я не знаю. Когда ты рядом, я себя вообще не контролируууюююю…

Дин со стоном уткнулся мне в шею.

Если он себя не контролирует, то я вообще молчу.

Еще два часа мы сидели в полной тишине, думая каждый о своем. Просто. Молча. Дин дышал мне в шею, чуть щекоча кожу. Его руки обнимали меня за талию. Я полулежала на нем.