– У меня просто импульс идет. Я хочу тебя, и все. Зачем все так усложнять? – продолжает он спорить.

– Иногда, может и не стоит усложнять. Тем не менее я считаю это важным. Я могла бы молчать и не говорить тебе о своих чувствах, оставить в себе. Но мне кажется, так нечестно и непонятно. Я ж не могу догадываться о твоих чувствах, как и ты не можешь догадываться о моих, – она старается, ведь училась всю жизнь и уже набила кучу шишек.

– Можно судить по поступкам. Человек реален в действии.

– Это так, согласна. Но он не всегда в действии, какое-то время бездействует, размышляет, созерцает, осознаёт. Это, кстати, и есть высшая форма жизни. Действие очень часто бывает импульсивным, вот, как и ты живешь импульсами. Импульс – это моментный толчок. Как будто кто-то пнул тебя, и ты стал действовать. Получается, решение принимаешь не ты сам, осознанно, а как будто кто-то за тебя. Можно предположить и надеяться на то, что это божественная сила тебя направляет. Здесь я могу объяснить все с точки зрения психологии в большей части. Когда ты живешь с непрожитыми эмоциями, они являются толчком, и их ты не осознаёшь. Они подавлены, или, как ты любишь говорить, отрицаемы.

– Не знаю, не знаю. Вот ты, осознанная, проработанная личность. И тем не менее, как ты говоришь, испытываешь влечение ко мне. Это импульс?

– Да, когда ты рядом, и я возбуждена, мне сложно осознавать свои процессы, обусловленные природным инстинктом. Есть что-то еще, кроме инстинктов.

– Вот, значит, и тобой кто-то движет.

– Да, и вот это из области сверхъестественного. Это чувство отверженности будет со мной всю жизнь. Может, я проживаю это чувство здесь, на Земле, потому что меня отвергли где-то там? Ищу безусловную любовь во внешнем мире, хотя она только во мне. Я – это Бог. Ух, чувство спирания внизу от ощущения божественности. Да, воистину, – мы любим не самого человека, а ощущения, рожденные рядом с ним и в его отсутствие, рожденные фантазиями, мыслями о нем, чувства и ощущения. Возбуждает не тело, а воображение.

Он появляется у Адимы в гостях все чаще и чаще. А она чувствует себя мудрой взрослой женщиной. Прямо как мама. А он постоянно торопится. Просто не может сидеть на месте. И не может быть в реальном мире. Адима может. Научилась. Эти встречи и вообще их связь затягивают, и она боится раствориться. Это уже было. Больше не надо.

– Я же знаю, что он не спасет меня, – страдает Адима.

И правда, мысль о спасении зашита глубоко в подсознании, и она надеется на чудо. Хотя реально понимает, что он не спаситель. И если она может четко осознать, что он не спаситель, вероятно, сможет описать спасителя. Кто будет для нее спасением или что? Каждый подсознательно ищет любовь, свою половинку, того, кто поймет и разделит тяготы и радости. При встрече эти ожидания накрывают с головой облаком фантазий. И каждый общается уже не с партнером, другим человеком, а со своей фантазией. От этого больнее всего разочарование. Можно сказать, что весь окружающий мир – это фантазия, воображение. Так проще всего и понятнее описать проекции на обывательском языке. Адима относится к нему как к своей слабости. Она знает, что рано или поздно эти отношения закончатся. У нее нет иллюзии, что они будут вместе до смерти. Хотя, может, здесь она как раз таки себя и обманывает. Заранее облегчает возможную боль отверженности. Как она сможет отказаться от своей слабости? Никак. И это в то же время пугает. И его день рождения, как у предыдущих близких, значимых людей. Блин, страшно представить. Какое с ним будущее? Адима не сможет его переделать, значит, должна принять таким, как есть. С его распущенностью, как он называет свою склонность к получению удовольствий. Но ведь и она склонна. Поэтому выбрала его, чтобы увидеть в нем свои недостатки и принять их. Она чувствует себя наполненной и автономной личностью. Как будто у нее все есть, и ей больше ничего не надо. Не хочется никуда торопиться, спешить. Эта гонка уже неинтересна. Неужели она повзрослела? Гонка чтобы выжить, чтобы успеть быстрее. А куда быстрее? Зачем быстрее? Успеть все до смерти. Но ведь так человек наоборот приближает смерть. Он не успевает жить. Почитать, поразмышлять, заглянуть внутрь себя. Что там внутри? Внешнее отражение внутреннего. Главное, не надеяться ни на что, не ожидать ничего от мира. Спасителя не будет. Все умрут. Так, может, пока жив, полностью отдаваться ощущениям и чувственному удовольствию? К чему себя ограничивать, обвинять в распущенности? Да и кто кидает эти обвинения? Мама, папа, близкие люди? Они любят осуждать, сами боясь распуститься. Они, как бутоны, всегда сжаты, ограничены и напряжены. Они сами подавляют в себе свои желания. И для чего или для кого живут тогда? Тяжело так. А другая крайность – вседозволенность. Например, евреи своих детей воспитывают именно так, у них слово «нельзя» при воспитании запрещено. Ребенку можно все. И в этих условиях отсутствия запретов ребенок сам делает выводы, что ему нравится, а что не нравится, что несет за собой боль, а что удовольствие. Все же должен быть баланс в этом.

У Адимы чувство, что жизнь начинается с чистого листа. Она установила новый софт на ноут. Ей инсталлировали программу более нового поколения, но, как это ни обидно, она все равно уже устаревшая. Просто невозможно успеть за прогрессом и всемирной системой. Или она просто не может идти в ногу со временем? Необходимо каждые пять лет покупать новую технику. Каждый год обновлять софт. Старые версии с какого-то момента просто перестают работать. Это такая зависимость! Адима любила свой старенький Мас и не хотела покупать новый компьютер. А может, это она стареет и боится перемен? Но ведь это просто техника.

Договорились снова встретиться с другом. Адима ждала его. Во время этого ожидания волна возбуждения накатывала на нее снова и снова. А когда он наконец-то пришел, они слились в экстазе.

– У тебя не было мысли, что я могу забеременеть? – спросила Адима, принимая душ.

– Так ведь уже поздно, – он заглянул в ванную комнату.

– Думаешь, я уже залетела?

– Нет, у тебя возраст уже.

– У меня еще нет климакса. И я всю жизнь беременею, как кошка. Могу забеременеть.

– Даже не знаю, что тебе на это сказать.

– Может, это мой последний шанс родить ребенка, – Адиме самой было непонятно, серьезно ли она это говорит и нужен ли ей вообще ребенок. И вообще, она ли это говорит или какая-то ее субличность.

В мозгу около миллиона километров нейроволокон. А биологи утверждают, что три миллиона. Точно реальный космос.

Интернет-сети создавались по принципу устройства мозга. В мире все устроено идентично. Одни и те же принципы. И другой принцип, – что все живое временно. Активность и популярность Адимы в сети Интернет набирает обороты. Люди слушают, что она говорит, читают, что она пишет. Иногда эта ответственность пугает, но не настолько, чтобы молчать. В смысле, – природой заложено, что женщине надо вынашивать потомство, поэтому она менее, чем мужчина склонна к риску и опасностям.

Адима пошла принимать ванну. Погрузилась в горячее водное пространство, как во чрево матери. Да, там было безопасно. С тех пор как она вышла на свет, так и лишилась защиты и безопасности. И никто не защитит, не спасет. Свои первые годы ребенок не помнит ничего. Большинство детей. А она помнила все. Родители, – мама и папа, – были расплывчатыми объектами, размазанными. У нее было другое видение мира. И она не понимала ничего. И память отсутствовала, пока не накопила опыт.

– Харе Кришна, Харе, Харе, – звучали слова в плейере, пока Адима наслаждалась горячей обволакивающей водой с пеной и солью.

Такие на первый взгляд бессмысленные слова способны оторвать от собственных мыслей и чувств и привести к гармонии и спокойствию.

Слова это ложь. Сложно писать, когда осознаёшь, что слова пусты. Хотя пустота и есть истина. Сколько она еще проживет, неизвестно. Все может завершиться в один миг. Но ей не страшно. Ее друг рекомендует ей группы музыкальных исполнителей. Сейчас она слушает «Убийц» – Томская группа, девушка читает рэп. С матом, всё как положено… Адима млеет. Сибирский родной акцент, слова, фразы, давно забытые и оставленные в памяти прошлого, всплывают с голосом певицы. Да и голос, как у нее. Как будто она сама читает. Да, память не стереть. Это надо удалить гиппокамп, и то будет нарушена только кратковременная память, а долговременная остается. Как одному больному, страдающему эпилепсией, удалили гиппокамп. Он не помнил, что совершал минуту назад, если переключал внимание. И так в моменте жизни он прожил до 80 лет. Отличный результат. Он не утратил умственные интеллектуальные способности. Только кратковременную память. Но сохранил память навыков. Память разделяется по времени хранения информации и целям деятельности.