Если это Маркус, и он пришел не один, то для нее и Дерека все очень скоро закончится. Вряд ли бывший министр при всех своих способностях сможет устоять перед вооруженным отрядом. «Он ведь недавно уничтожил целую группу Альберта», — напомнила себе Брюн, но у внутреннего голоса были дрожащие слабые нотки.

Впервые за все время она испугалась по-настоящему. Даже подземелье с его невидимыми обитателями так не пугало.

По гостиной кружил ветер, подхватывая пыль и мусор и закручивая их в широкий дымный столб в самом центре комнаты. Пахло грозовой свежестью, долгожданнымдождем, листьями, сбитыми с ветвей. Где-то снаружи глухо и сердито заворочался гром, и в гостиной сгустилась тьма — на улице начиналась буря. Брюн схватила Дерека за руку: воздух сгустился, застревая в горле, и по полу пробежала нервная дрожь.

В ту же минуту все кончилось. Снаружи хлынул дождь, забарабанил по окнам так громко, что у Брюн заболели уши. Крутящийся пыльный столб исчез — из него соткалась высокая фигура Маркуса Хелленберта, который неторопливо подошел к спящей Марселлин, заглянул ей в лицо и рассудительно произнес:

— Да, дружище, заварил ты кашу.

Это было сказано с такой простотой и добродушием, с таким желанием помочь, что у Брюн онемели ноги от страха. Дерек мягко улыбнулся и с каким-то наивным, чуть ли не детским выражением спросил:

— Маркус, это ведь ты повредил артефакт в моем экипаже?

Брюн всем сердцем чувствовала, что он хочет услышать отрицательный ответ. Но Маркус вдруг нахмурился, слепо дотронулся до шеи и проговорил:

— Да. Да, Дерек, это был я. Прости, дружище. Не думал, что получится вот так…

Дерек устало прикрыл глаза. Ему надо было собраться с силами, чтобы принять то, что прозвучало в гостиной.

— Почему? — спросил он. — Маркус, почему, дьявол тебя побери?

— Хотел тебя убрать, — хрипло ответил Маркус. — Тогда никто не помешал бы мне в дальнейшем. Но вышло намного лучше, чем я задумывал.

Дерек улыбнулся.

— И ты даже оживил меня, чтоб никак не замараться в крови вин Габенов… Ты не сможешь врать, дружище, — сказал он с прежней мягкостью, и его лицо на мгновение исказило гримасой мучительной боли. — Во мне сейчас кровь Белого Змея, и пусть ее совсем немного, она не позволит тебе солгать… или умолчать.

Во взгляде Маркуса мелькнуло понимание и отчаяние.

— Мы ведь были друзьями, — вздохнул он.

— Были, — с легкостью признался Дерек. — Я любил тебя как брата. Маркус, ты сейчас-то зачем пришел?

Правая сторона лица Маркуса потемнела, угол рта оттянуло книзу, и Брюн испугалась, что сейчас его хватит удар.

— Прибрать тебя, — произнес он и снова дотронулся до шеи, пытаясь ослабить невидимую петлю, не дававшую ему дышать. — Тебя и девчонку. Дружище, ты должен был убить ее, а не красть. Тогда все было бы намного проще, — Маркус кашлянул и продолжал: — Всех младших вин Габенов надо было убрать твоими руками…

— Расчистить дорожку, да? — усмехнулся Тобби. — Для кого?

Пальцы Маркуса снова заскребли по шее. Марселлин вздохнула на диване и что-то пробормотала во сне. Сиреневый камушек под рубашкой Брюн стал таким тяжелым, что она едва не рухнула на грязный пол.

— Ни для кого, — промолвила Брюн и не узнала собственный голос, ставший низким и хриплым. — Для себя.

Дерек рывком обернулся к ней — он действительно был поражен до глубины души.

— Я не знал, — почти извиняясь, проговорил Маркус. — Дружище, я в самом деле не знал.

— Он бастард покойного государя Пауля, — слова вырывались из Брюн, пробиваясь сквозь незримый заслон, голову наполняло гудящей болью, и Брюн понимала, что не сумеет удержаться на ногах. — Когда узнал об этом, то решил не тратить времени даром и все сделать чужими руками.

А потом они с Маркусом сказали хором:

— Молодые вин Габены списаны со счетов, королева Аврения будет править недолго и скоро умрет от горя. А потом министр инквизиции, которого уважает вся страна, вполне законно займет трон Хаомы.

Гостиная скользнула куда-то в сторону, и все, что случилось дальше, Брюн видела сквозь какую-то туманную пелену. Знакомые руки подхватили ее, не позволяя упасть, и Брюн ощутила легкий запах одеколона с османтусом — значит, Эрик все-таки пришел, с ним все было хорошо, и он успел к ней… Дерек легко вскинул руку, и смертоносный металл сверкнул в его пальцах расплавленным серебром, но Альберт буквально рухнул на него откуда-то сзади и, впившись в запястье Дерека, отчетливо произнес:

— Нет, друг мой, нет.

Дерек рванулся в сторону, пытаясь выйти из захвата, но силы были не равны: все-таки бывший министр Тобби был не борцом, а лишь знатоком холодного оружия. Альберт скрутил его и повторил:

— Нет. Ни в коем случае. Его будет судить Аврения, — Дерек снова дернулся, и Альберт добавил: — Ну и потом не слишком разумно убрать главного свидетеля твоей защиты.

И, услышав имя матери, Марселлин сонно села на диване и спросила:

— Уже все? Мы победили?

Артефакты из запасов Эрика выбросили всех из заброшенного дома в вечерний парк при королевском дворце. Гроза прошла, деревья, кусты и дорожки, все еще сырые после дождя и залитые сиянием выглянувшего солнца, так и приглашали прогуляться. Откуда-то доносилась негромкая музыка и голоса. Держа Эрика за руку, Брюн вдыхала свежий чистый воздух и никак не могла надышаться.

— Я так рада, что ты пришел, — промолвила она, глядя Эрику в глаза, — и рада, что не сердишься.

Тот улыбнулся и легонько поцеловал Брюн в губы.

— Сержусь, конечно, — сказал Эрик. — Но, похоже, мне надо смириться с тем, что у меня будет строптивая жена. Строптивая и отважная.

— Хватит миловаться, голубки! — воскликнул Альберт. Он держал Хелленберта, и было ясно, что Маркус при всем желании не сможет освободиться, не лишившись при этом руки. Вот только он не делал никаких попыток сопротивляться, и его посеревшее лицо было обреченным и пустым. Дерек неотрывно смотрел на бывшего друга, и, когда Эрик попытался задать вопрос, ответил:

— Не волнуйтесь, господин Эверхарт. Сейчас он под полным контролем.

Эрик вопросительно посмотрел на брата, и Альберт ответил:

— Да. И не сможет ни убежать, ни соврать. Сильная штука наша кровь, братишка.

Принцесса Марселлин, на которую Дерек больше не оказывал воздействия, дернула бывшего министра за руку и указала куда-то вправо.

— Скорее! Мама сейчас там с Патрисом, они всегда в это время гуляют! Скорее!

Ее величество Аврения сидела в открытой беседке, увитой плющом. Черное траурное платье делало женщину похожей на большую нахохлившуюся птицу, и шляпка с густой вуалью не могла скрыть покрасневшего от слез лица. Рядом с матерью сидел Патрис — тот же молодой человек, каким Брюн запомнила его на балу: о его безумии говорил лишь взгляд, метавшийся так, словно Патрис ни на чем не мог сосредоточиться. Чуть поодаль расположилась темная стайка фрейлин — компанию им составлял пожилой мужчина в одеянии лейб-медикуса. Именно он первым увидел выбежавшую из-за живой изгороди принцессу и оторопело поднялся со своего складного стульчика.