Его левая икра, показавшаяся из-за одежды, пряталась под толстым слоем бинтов, пропитавшихся кровью. Они были замотаны криво, будто бинтующий куда-то торопился и совсем не переживал о результате. Когда кусок белой марли отлетел в сторону, я увидела множество кровоподтеков, глубоких царапин, словно кто-то пытался полоснуть его снова и снова, и одно четко выделяющееся ранение, скорее всего, ножевое. Теперь стало ясно, почему он тоже хромал. А я не обращала внимания, думала, мозоль натер или вроде того. Мужчина одернул ткань джинсов.

– Прошу меня простить за столь неэстетичный вид. Надеюсь, у мисс не пропадет желание продолжить трапезу, – с явной издевкой проговорил Себастьян, манерно склонив голову. Вместо ответа я демонстративно набрала полную ложку супа и съела ее. Зрелище и вправду было не самым приятным, но в подобное время ко многому привыкаешь. Раньше, например, медики с таким же успехом могли обедать около вскрытых трупов.

Он сел обратно за стол и продолжил:

– Томас сам не был настроен на дружелюбные разговоры. Сама подумай: скорее всего, он хотел набрать припасов и удрать, чтобы не пахать на благо всей общины. Спрятался бы где-нибудь да медленно точил еду, не зная бед. Я пришел к нему один, чтобы не накалять обстановку, хотел разрешить это более или менее мирно, но Том прикинул, чем ему грозит воровство, и без слов кинулся на меня, завязал драку. Оставив во мне нож на прощание, он решил, что выпал подходящий момент для побега. Я – следом, а Лея, как обычно, воинственно кинулась за нами.

– А дальше я уже видела, – сказала я. И задумалась. Звучало достаточно правдоподобно. С ворами сейчас поступают жестоко, неудивительно, что они не захотели его отпускать. Я решила эту ситуацию на время опустить и задать другие возникшие у меня вопросы, пока Себастьян в хорошем расположении духа. И пока я сама вообще здесь. Один вопрос горел явнее других и терзал мое любопытство очень уж сильно, но я не могла решиться, стоит ли его озвучивать.

Ложка с тихим звоном стала касаться дна, и вскоре пустая тарелка была отставлена в сторону. Я вернулась к чаю, не поднимая глаз и раздумывая. Напиток обжигал, но я этого не замечала, сжимая чашку в руках всё крепче и крепче.

Себастьян заглянул мне в глаза.

– Ты хочешь что-то спросить?

Какой проницательный. Ну раз так…

– Зачем вы меня сюда привели? – не выдержала я, оторвавшись от измученного чая. – Могли бы просто оставить там без чувств. Полежала бы пару часиков, очнулась, вернулась к своим делам. Или вы изначально могли сбежать сразу после того, как застрелили Томаса.

Он замер, остановил зрительный контакт и отрешенно уставился на стол. «Всё, – обреченно подумала я. – Сейчас скажет, что у них здесь секта, и я нужна им для жертвоприношения. Или просто изнасилует и убьет. Или наоборот: сначала убьет, потом изнасилует. А может, все одновременно».

– Лея бы не позволила, – Себастьян прервал поток моих панических мыслей, перестал напоминать каменное изваяние и принялся то водить пальцами по столу, то перебирать их. – Она у нас идеалистка. Всех-то ей нужно спасти, всем помочь.

– А с чего вы взяли, что я нуждаюсь в спасении? – нахмурилась я.

Мужчина помолчал. На кухне все также шумели повара, кто-то из общины приходил за едой, но, взяв тарелку, уходил, хотя я была готова поклясться своим братом, что обычно прием пищи проходил тут. Но столы рядом с нами продолжали пустовать, только неизменная троица сновала туда-сюда, занимаясь вопросами быта. Девчонка иногда задерживалась у соседнего стола с тряпкой подозрительно долго, видимо, грея уши. Пары выразительных взглядов от Себастьяна оказалось достаточно, чтобы она ушла в дальнюю часть обеденной.

– Мы все прошли через… Многое, – мужчина посерьезнел. – У каждого своя история, свои причины доверять или не доверять людям. Но выживать группой в любом случае безопаснее и проще. Мы пытаемся создать крепкое и надежное членство, куда могут приходить выжившие со спокойной душой, зная, что они могут рассчитывать на нашу помощь.

Он говорил твердо, убедительно, а тем временем перед моими глазами снова возник труп с простреленной головой. Кровь на белом снегу. Неестественно изогнувшиеся руки, в которых не было оружия. Растрепавшиеся после падения волосы.

Себастьян, словно прочитав мои мысли, снова заговорил, и теперь в его голосе я услышала нотки, отдающие сталью. Такие же холодные и безапелляционные, как оружие, что из нее куют.

– Это – мир для сильных людей, Лия, – мужчина говорил громче и отчетливее, чем раньше, будто пытаясь донести какую-то простую истину, которую понимали все, кроме меня. – Мы должны уметь принимать сложные решения, что другим будут не под силу. Все, кто ставит наше состояние под угрозу, должны покинуть общину.

– И лучше – вперед ногами, – добавил он, откидываясь назад. По моей коже пробежались мурашки. Мне не понравилось то, что я увидела в его глазах. В них был холод, тот холод, который ты почувствуешь, когда тебя вышвырнут на улицу, как котенка, не подумав о том, что метка термометра уже опустилась ниже -30. На тебе куртка из тонкого нейлона, и как бы ты ни обхватывала плечи, как бы ни терла их руками, будешь чувствовать только обжигающий мороз. И снег, хлопьями бьющий тебе в лицо и щипающий за каждый миллиметр не прикрытого одеждой тела, будет последним, что ты увидишь.

Вот что пугало меня больше открытой враждебности. Двуличие. Неопределенность. Сейчас он поит меня горячим чаем, шутит и широко улыбается, напоминая Чеширского кота, а потом выкинет что-то из ряда вон выходящее. Конечно, я не могла знать этого наверняка, ведь пока что все его слова были более или менее обоснованы – защиту своей коммуны, пусть даже такую радикальную, я тоже могла понять – но выяснять на собственной шкуре не хотелось. Я разрывалась на две части: рядом с ним я ощущала и чувство безопасности, и исходящую немую угрозу. Поэтому не могла определиться – схватиться за него и не отпускать или бежать подальше без оглядки.

Не знаю, противоречивые эмоции ли отразились на моем лице, или Себастьян решил, что болтовни на сегодня достаточно, но он поднялся из-за стола и проговорил:

– Я не могу решать за кого-то. Выбор остается за тобой. Советую тщательно всё взвесить и не принимать поспешных решений, о которых впоследствии можешь пожалеть.

Он огляделся по сторонам. По его лицу почему-то проскользнула тень, и я непроизвольно подалась вперед, всматриваясь в него.

– У нас хорошие люди. Любой, кого ты видишь в этих стенах, прошел проверку на надежность, – выражение его лица, омрачившееся на долю секунды, мгновенно сменилось на то, что было раньше, будто он одним движением надел маску. Это напрягло меня еще сильнее. – Поговори с ними, если захочешь услышать субъективное мнение о проживании в нашей общине. С Лорелеей ты уже так или иначе знакома (я вспомнила про шишку на голове и слегка коснулась ее пальцами. Уже почти не болит), можешь пойти к ней. Поищи на первом этаже, скорее всего, она оккупировала самый большой стол, разложила на нем наши карты и рисунки, и теперь до мелочей планирует вылазки.

Я кивнула. Себастьян уже собрался уходить, но я внезапно поняла, что он может мне помочь.

– Подожди…те! – исправилась я, чуть не обратившись к нему на «ты».

– Я вроде не настолько старый, – заметил мужчина. Он состроил обеспокоенное лицо и дотронулся до своего лба и уголков глаз. – Или морщины уже дают о себе знать? В любом случае, переставай выкать.

– Извинит… Извини. Я… Мне и правда нужна кое-какая помощь.

Себастьян взглянул на меня с интересом. У него хобби такое – рыцаря из себя строить, или я просто выгляжу как человек, который таких слов обычно не произносит?

– Я ищу лекарство, точнее, всё, что с ним связано. Зацепки, наводки, кто над ним работает и где, – я выпрямила спину и заговорила четче, с холодным блеском в глазах. – Если моя цель идет вразрез с вашей, я вряд ли смогу остаться здесь, но, если вы располагаете какими-то знаниями на этот счет, я сделаю всё что потребуется в обмен на информацию. Любую услугу.