Переводчик: Мария Смирнова

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

12 апреля

07:00

Сегодня был мой сороковой день рождения, и первым делом мне нужно было разобраться с Джонни Уэйном Нилом. Судебный психиатр, которого я нанял, чтобы тот провел осмотр Джонни Уэйна, сказал мне, что тот был самовлюбленным, патологическим лжецом и социопатом, и это были его положительные качества. Он назвал Джонни Уэйна «неисправимым чудовищем». Я попросил психиатра не писать об этом в его заключении, так как не хотел, чтобы окружной прокурор увидел это. Чудовище он или нет, но Джонни Уэйн все еще являлся моим клиентом.

Джонни Уэйн Нил нанял двух своих приятелей — головорезов, чтобы те убили его красивую, молодую и хорошо застрахованную жену. Около года назад в одну из сред она проснулась в три утра и обнаружила двоих незнакомцев, склонившихся над ее кроватью. Мужчины неумело и жестоко резали ее, в то время как трехлетний сын Джонни Уэйна, который спал той ночью вместе со своей матерью, заполз под кровать и слышал, как умирала его мама.

Менее чем за неделю следователи из филиала ФБР в штате Теннесси и полицейского управления Джонсон-Сити выяснили, кто несет ответственность за это убийство. Джонни Уэйн был арестован и обвинен в убийстве с отягчающими обстоятельствами и в сговоре с целью совершения предумышленного убийства. Из-за отвратительного характера преступления, штат Теннесси просил для него смертную казнь. Один бессердечный судья назначил меня защищать его. Почасовая оплата составляла сто долларов — примерно столько же, сколько получали мелкие проститутки.

Прокурор предложил отменить смертный приговор, если Джонни Уэйн признает себя виновным в предумышленном убийстве, согласится сесть в тюрьму и отбывать там пожизненное заключение. Неделю назад я озвучил это предложение Джонни, и он принял его весьма неохотно. В девять часов утра нам нужно было быть в суде, чтобы Джонни Уэйн признал там свою вину. Так что рано утром я отправился в тюрьму, чтобы убедиться, что он не изменил своего намерения.

После того, как я просидел пятнадцать минут в комнате для адвоката, в нее ввели Джонни Уэйна, облаченного в идеально выглаженный, без каких-либо складок оранжевый комбинезон. На руках у него были надеты наручники, прикованные к поясу, представляющие собой цепь, а его лодыжки - закованы в кандалы.

— Прежде чем предстать перед судом, я хотел убедиться в том, что ты все еще готов принять эту сделку, — сказал я, как только конвойный вышел, и Джонни неуклюже сел на стул. — Как только ты признаешь сделку, пути назад не будет.

Джонни Уэйн уставился на стол. Его коротко постриженные, тонкие и хорошо уложенные волосы были цвета сломы в тюках. Он был намного ниже меня, под метр восемьдесят, худой и бледный. Его лицо и руки были покрыты мелкими розоватыми веснушками. Он начал постукивать пальцами по столу, и я заметил, что совсем недавно он сделал маникюр. От него пахло шампунем.

— Как тебе удается так хорошо выглядеть в этом месте? — спросил я. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты словно только что вышел из салона.

Он закатил глаза. Они были у него бледно-зеленые, близко посаженные, и в зависимости от угла освещения иногда радужка была усеяна красными крапинками, левый глаз слегка косил. Поэтому любому человеку было неловко смотреть ему в глаза. Я никогда не мог точно сказать, на чем он сфокусирован.

— Тот факт, что я нахожусь в тюрьме, не означает, что должен жить как скот, — сказал он. — Я могу приобрести здесь определенные услуги.

— Ты имеешь в виду парикмахера?

— У меня есть парикмахер. Раз в неделю ко мне в камеру приходит один из заключенных. Он подравнивает мою бороду, моет голову и подстригает мои волосы.

— Он и маникюр тебе делает?

Я взглянул на свои ногти.

— Я его делаю сам.

— Кто стирает тебе белье? Все мои клиенты имеют вид, словно спят в тюремной робе.

Могу сказать, что мои вопросы раздражали его, и это побудило меня продолжить задавать ему их.

— Мое белье стирается со всеми остальными, — сказал он. — Я только приобретаю кое-какую продукцию в магазине для человека, который относится к моим вещам с особым вниманием.

Он говорил тонким гнусавым тенором, но его дикция была идеальной. Я представил себе, как он засунул кучу конского навоза себе в рот только для того, чтобы коверкать слова.

— Почему тебя так интересует моя личная гигиена? — спросил Джонни Уэйн. — Это раздражает тебя?

— Нет, — сказал я, — Мне просто стало любопытно.

Его презрение ко мне было просто осязаемым. С каждым посещением я чувствовал, что оно растет как метастазы рака, но меня это не волновало. Он мне не нравился, так же сильно, как и я ему. Он обманывал меня десятки раз, пуская моего следователя и меня по ложному следу в поисках липовых свидетелей по всему Восточному Теннесси. Кроме того, он постоянно ныл.

— Итак, теперь у нас есть крайне важное дело на повестке, — сказал Джонни. — Объясни-ка мне еще раз эту «сделку», как ты красноречиво назвал ее.

— Все просто, — ответил я. — И идиоту понятно.

— Ты намекаешь, что я дурак?

Искренне отвечать ему на вопрос не послужит никакой благой цели, поэтому я сделал вид, что не услышал его.

— Суть сделки состоит в том, что ты признаешь себя виновным в умышленном убийстве и соглашаешься с приговором на пожизненное заключение без права на помилование. Ты отказываешься от своего права обжаловать приговор, но взамен ты получаешь возможность остаться в живых. Джонни Уэйн избавится от инъекции, если говорить понятным языком.

Он фыркнул презрительно.

— Для меня это не выглядит, как удачная сделка.

— Зависит от точки зрения.

— Что ты имеешь в виду?

— Это зависит от того, хочешь ли ты провести остаток жизни среди заключенных, где сможешь, по крайней мере, иметь некое подобие жизни, или провести ближайшие пятнадцать лет в изоляции в камере смертников, а затем умереть от смертельной инъекции.

— Но я невиновен.

— Конечно. К сожалению, доказательства говорят об обратном.

— Они все косвенные. Откровенная ложь.

— Я уже слышал эти слова множество раз. Почти каждый второй преступник, которого я представлял, заявлял о своей невиновности столько раз, что уже сам начинал верить в это.

— А как насчет распечатки телефонных звонков, которые полностью совпадают с показаниями Клайва и Дерека, которые они дали полицейским? — спросил я. — Они утверждали, что это ты звонил, чтобы проверить - едут ли они к Лоре, чтобы убить ее. А еще ты звонил, когда они возвращались после совершения преступления.

Мышцы его челюсти сжались. Джонни Уэйн не любил обсуждать факты.

— Как насчет четырех разных полисов страхования жизни, которые ты оформил на Лору за последние полтора года? Триста пятьдесят тысяч долларов, Джонни Уэйн.

— Многие люди застраховывают жизни своих супругов.

— Объясни тогда, почему Дерек и Клайв сказали, что ты их нанял для убийства Лоры и обещал заплатить десять процентов от денег, полученных по страховке.

— Они пытаются спасти себя.

— Если ты их не нанимал, то зачем они это сделали? Они даже не знали ее.

— Почему? Почему? Для чего ты задаешь мне все эти глупые вопросы? Ты вообще-то здесь в качестве моего адвоката.

Мне следовало напомнить ему про аудиозапись, но у меня не было никакого желания спорить с ним. Клайв и Дерек — отморозки, которых он нанял, в ходе допроса сразу сознались во всем. Они признались и рассказали полицейским, что именно Джонни Уэйн нанял их. Полиция надела на них записывающие устройства и послала на встречу с Джонни, который без задней мысли говорил с ними об убийстве и деньгах. Когда я в первый раз дал ему прослушать запись, его лицо приобрело довольно странный оттенок.

— Послушай меня, — сказал я. — Часть работы адвоката заключается в том, чтобы давать дельные советы своему клиенту. И мой совет состоит в том, что государственный обвинитель может привести дрессированную мартышку и признать тебя виновным за это убийство. Доказательства твоей вины неопровержимы, убийство было совершено особо жестоким способом, и твой маленький сын был свидетелем этого. Мой совет заключается в том, что вероятность того, что тебе вынесут смертный приговор, является почти стопроцентной.