Других мыслей не было, только страх и наслаждение: ледяной пол, воздух, который легко проходил и выходил из груди. Мелочи, но какие прекрасные. Я бы уснула здесь, но помешал голос:

— Глупая девчонка! Я велел тебе не ходить здесь одной!

Слова показались не яснее журчания воды. Потребовалось время, чтобы понять смысл.

— Зачем ты бродишь в ночи? — прозвучало совсем рядом.

Это был Калсан, наверняка он услышал мой крик и прибежал. Говорить не хотелось, ничего не хотелось, просто валяться здесь и дышать.

— Ну? — рявкнул чародей.

— Услышала крики, — буркнула я и приподняла голову.

Свет из коридора падал прямо на мою руку. Хвала богам, не виднелось ран или укусов — все померещилось. Чуть в стороне от нее виднелась ткань, из-под которой выглядывала пара мужских сапог.

— Благородно. — Калсан прыснул. — Хорошо, я все равно собирался посылать за тобой, идем.

Ткань всколыхнулась, он повернулся и бросил кому-то:

— Подними ее.

Раздалось знакомое шарканье и сопение — Анадор. Перед носом появились ладони с толстыми пальцами и огромными суставами. Благодаря черной одежде они словно вырастали из мрака.

— Нет! — закричала я и встала сама, опираясь о стену. — Почему вы не предупредили, что расставили в замке такие заклинания? А если бы оно убило меня?

— Это от крыс, — сказал чародей.

— Я же не крыса.

— Поэтому ты бы не умерла.

— Я думала иначе, когда лежала здесь и задыхалась!

Калсан не ответил. Мы направились к огоньку в конце тоннеля, и эхо шагов наполняло голову. Сквозь него пробивался женский голосок и всхлипывания, но мне было все равно. Я чувствовала себя воздухом без стержня внутри, ноги подкашивались, все ломило. Мне бы сесть, или лечь куда-нибудь. А перед этим пнуть чародея.

Коридор закончился входом в круглую комнату. Стоило зайти, как в нос ударил такой сильный запах трав, что пришлось вдыхать через рот. Лицо обдало жаром — здесь витала горячая дымка. Я во все глаза рассматривала ее и боялась, что сейчас появится дух, которых наверняка полно в логове чародея.

Дым клубился и закручивался, он остро мерцал, будто показывая когти. Я не сразу поняла, что это блестели склянки на полках. Их было много, и все стояли в беспорядке, наполненные разноцветными порошками и кореньями. Иногда между ними попадались книги или горящие свечки; пламя выглядело тусклым и походило на призрак настоящего огня.

Я рассматривала его и не обратила внимания на стол в центре комнаты, потому что возле него стояли двое чародеев в красных сутанах. Они скрывали лица под капюшонами плащей и не двигались, только дышали. В замке нередко попадались такие безликие истуканы, и всегда хотелось спрятаться от них. Эти тоже пугали, еще и Калсан принялся звенеть склянками и бубнить.

Дым, вонь, истуканы, неясные слова — ко мне вернулся страх. Сердце пропустило удар, когда на столе зашевелился ворох белой ткани. Я прищурилась и увидела толстую косу Снежинки, до этого скрытую туманом. Леди всхлипнула, и от стен отразилось грустное эхо.

Не верилось. Я хлопала глазами и не могла понять, что делать. Вряд ли она была здесь по своей воле, но почему-то не уходила.

Продолжая бормотать, Калсан повернулся и шагнул к ней.

— Нет! — вскрикнула Снежинка.

Она принялась извиваться, и ножки стола загрохотали об пол. Тут я заметила, что ноги и руки леди были пристегнуты к поверхности ремнями.

— Не смей, не надо! — крикнула она и рванула так, что ремни затрещали.

Чудовищная картина: Калсан подходил, Снежинка кричала, истуканы замерли над ней. Нужно что-то сделать, она просто испуганная девушка, и плевать, кому поклоняется.

В груди клокотало, но чародеи выглядели грозно. Высокие, безмолвные, уверенные в своей правоте. Я с трудом возразила:

— Оставьте ее, она ведь боится!

Никто не обратил внимания. Снежинка заплакала, когда Калсан замер возле нее. Мне хотелось думать, что она лишь чувствовала вину, и плохого не будет. Проклятый дым царапал горло и изводил, я молилась и с трепетом ждала развязки.

Когда в руке Калсана блеснул нож, на меня будто рухнул потолок: двигаться не получалось, в голове стало пусто. Было только маленькое тонкое лезвие.

— Не надо! — Я вздрогнула от крика Снежинки и рванула к ней.

Это слишком, так нельзя. Лезвие приближалось к ее руке быстрее, чем удавалось переставлять ноги. Оно блестело, словно от яда — нужно успеть!

Вдруг рядом мелькнула черная тень, и меня ударили по лицу. Хлестко, больно и с такой силой, что я упала на пол. Щека горела, но задуматься не дал истошный крик Снежинки. Он напоминал подхваченные ураганом осколки, которые со звоном бились о склянки, врезались в стены, в людей. Я закрыла уши руками, но это не помогло. Пришлось впиться ногтями в кожу, сдавить голову изо всех сил, только бы отвлечься.

Боги, пусть она замолчит. Перед глазами мелькнул образ перерезанного горла, крови и мертвых глаз. Не могу, пусть она замолчит!

Глава 11. Он говорил

Я давила на уши, и боль пронзала голову. Под ногтями собралась кровь, но было мало — крик не прекращался, просачивался между пальцами. Еще сильнее, нужно давить сильнее. Пусть сдирается кожа и трещат суставы. Все, что угодно, только не крик!

В ушах звенело, громче и громче. Скоро звук стал невыносимым, но так лучше. Я даже улыбнулась и расслабилась, когда сквозь тонкое дребезжание пробился голос Калсана:

— Вот и все, и стоило так бояться?

Слова прозвучали ласково, и меня затрясло. Чародей велел связать пленницу, стоял над ней с ножом, мучил, а теперь говорил с отеческой теплотой. Калсан грел ее подобно огню, чтобы сжечь.

— Ты не понимаешь, что творишь. Он узнает, — выдохнула Снежинка.

Голос напоминал летящую стрелу. Я даже побоялась наткнуться на острие и вздрогнула.

— Он узнает и отомстит, будь уверен, — говорила она.

Каждое новое слово было злее, резче и брезгливее. Леди не походила на жертву. От удивления я открыла глаза и увидела рядом черные сапоги. У Анадора были такие, и щека горячо запульсировала. Это он меня ударил, не сомневаюсь.

До чего большие у него ноги, и подошва на сапогах толстая — если пнуть такими, влечу в стену. А он пнет, Анадор же безумец, наверняка давно мечтал об этом. Я затаила дыхание, боясь сделать что-то не так. Калсан не защитит, еще и добить попросит, чтоб не мешалась.

Гнева не было, только ужас; чародей похитил нас, запер в нелюдимом замке, что дальше? Зачем я поехала с ним, сидела бы сейчас дома с любимыми, ела кашу.

— Не узнает, милая, и не отомстит, — пропел Калсан.

Голос обволакивал и успокаивал. Нельзя! Следует ненавидеть его, он чудовище. Анадор нависал надо мной и не двигался, словно боясь пропустить момент для удара. Я ждала боли и вздрагивала от малейшего звука, но все-таки взглянула на стол. Нужно увидеть, что натворил Калсан, и никогда не верить его сказкам.

Но со Снежинкой все было хорошо. Чародей сделал только маленький надрез на ее предплечье и собирал кровь в маленькую металлическую миску.

— Он узнает, он все узнает, — лепетала она, то всхлипывая, то угрожая.

Я ничего не понимала, но ощущала зло. Что-то дикое, первобытное и невероятно жестокое витало в комнате, проникало в меня с воздухом, делало частью ритуала. Не хочу, не хочу видеть, слышать или знать!

Нельзя делать такое с людьми. Кровь — основа жизни, он чуть ли не душу крал, нам с детства это вдалбливали. Возможно, запугивали, чтобы детей не обдурили темные чародеи. Хоть бы так, боги, молю, хоть бы так.

Закончив, Калсан аккуратно вытер кровь и наложил на рану мазь. Потом он отошел, и двое истуканов последовали за ним. Анадор шевельнулся, его сапоги оказались совсем близко. Решил пнуть?

Я дернулась, вцепилась ногтями в каменную плитку пола и рванула от него. Ноги путались в юбке — проклятье! Надо скорее, вот-вот обрушится удар, начнется боль.