Перри затаила дыхание. В эти воды они еще не заходили. Гаррет всегда был спокоен и сдержан, но сегодня вечером все шло иначе. Глаза Гаррета потемнели, словно ему явилось некое откровение. И что бы он ни увидел, ему это явно не понравилось.

— Но не потерял же, — ответила Перри, стараясь собраться с мыслями.

— Но подумал. Однажды такая мысль меня уже посещала — три года назад, пока я искал тебя в туннелях под театром, но тогда было иначе. И я не могу, — его голос зазвучал грубее, — не могу тебя потерять. Все стало… сложнее.

Что ж. Перри потрясенно молчала. Сколько раз она мечтала услышать эти слова? Сердце сжалось в груди. Нет, нельзя обсуждать чувства, не сейчас. Он не это имел в виду. Невозможно.

На мгновение показалось, что ее сейчас снова накроет истерика.

— Мне не следовало отправлять тебя с Бирнсом, — признался Гаррет. — Я должен был сам пойти с тобой, должен…

— Подо мной провалился пол, — быстро перебила она, впиваясь ногтями в ладони и концентрируясь на дыхании. — Если бы ты там и был, это ничего бы не изменило.

— Да, но…

— Тебя грызет совесть, — сказала она. — Никто не виноват, ни ты, ни Бирнс. В качестве утешения могу добавить, что он тоже вряд ли сегодня выспится — хотя бы из беспокойства, а вдруг ты придешь и задушишь его во сне. — Она старалась говорить ровно, внутри же ее просто трясло. — Не угостишь бладвейном? Честно признаться, я сейчас не прочь пропустить стаканчик.

Гаррет уставился на нее:

— Твоя практичность порой граничит с бесстрастностью. Ты это сознаешь?

Перри устроилась обратно на диван. Она не бесстрастна, совсем нет. Сегодняшний день ей еще аукнется, но сейчас она была в безопасности, чистая и сухая. Перри давным-давно научилась ценить такие мгновения и не вспоминать о других. Нельзя. Иначе она просто развалится на части.

— Мы спасли двух девушек. У нас появилась хорошая зацепка в деле Келлер-Фортескью. Я же так устала, что хочу… просто ни о чем не думать.

— А можно просто взять и не думать?

— Я училась этому долгие годы. И у прекрасного наставника, заметь.

Он печально посмотрел на нее:

— Это другое дело.

— Почему?

— Потому что… — Он беспомощно взмахнул руками. — Просто другое. — Встав на колени, Гаррет вытащил пробку из бутылки и налил вино в бокал. На Перри внезапно обрушилась жажда, и мир расцвел разнообразными оттенками темноты.

Камин затрещал, и Гаррет прочистил горло:

— Выпей. Подумай о чем-то повеселее. О мести, например.

Чокнувшись с Перри, Гаррет поднес бокал к губам, и его глаза резко почернели от голода. Ее пронзил ответный приступ желания, и она жадно выпила вино в попытке его смягчить. Вот только кровь тут не поможет.

— Месть? — переспросила Перри, опуская бокал.

— Помнишь, как сводила меня с ума после атаки Фэлкона? Не позволяла мне вставать с постели, взбивала мне подушки, поила вином с кровью и все в таком духе?

— Не представляю, как тебе удалось все это вынести!

Он подарил ей поистине дьявольскую усмешку.

— Я вытерпел твою удушающую заботу только потому, что знал: ты обо мне заботишься. Как и я о тебе сейчас.

Перри резко выпрямилась.

— Ты не удержишь меня в постели. — Особенно когда где-то разгуливает сумасшедший, который вполне может оказаться Хагом. Ей просто необходимо заниматься этим делом. Она должна знать, сбылись ее ночные кошмары или нет. — Не посмеешь.

— Расследование становится опасным.

— И в этом нет ничего необычного.

— Да, но…

— Гаррет! — рявкнула Перри. — Если ты снимешь меня с дела, я… Я заставлю тебя об этом пожалеть!

— Весь дрожу.

— И правильно, — прорычала она, выхватывая у него бутылку. — Я могу быть дьявольски изобретательна, если захочу. — Угрозы не подействуют. Она читала это в его глазах. Перри продолжила, уже мягче: — Ты как-то спросил, почему это дело так меня беспокоит. Оно личное, Гаррет. Я не могу просто сидеть и смотреть. Не могу.

Стоило ей заикнуться про личное, как Гаррет впился в нее взглядом.

— Почему?

Вот черт. Он же теперь ни за что не отстанет.

— Потому что я знаю, каково быть беспомощной.

— Перри. — Он потянулся к ней.

— Не надо. — Она отпихнула его руку и налила себе бокал, а потом вернула бутылку ему. — Не хочу об этом говорить. Я стала голубокровной не по своей воле. И тот человек, который со мной это сделал … Он хотел, чтобы я могла восстанавливаться после того, что он намеревался со мной сделать, после всех тех ран, что он собирался мне нанести. Он вообще во мне человека не видел.

Убаюкивающий мед бладвейна растекался по венам и согревал желудок. А еще заставлял выбалтывать то, что она прежде никогда и ни с кем не обсуждала.

Черты Гаррета стали жёстче.

— Он тебя ранил.

Тихие, опасные слова. Перри подняла голову и удивилась черноте, захлестнувшей глаза Гаррета. Он ведь уже осушил один бокал. Откуда взялась жажда, да еще так быстро?

— Это было давным-давно.

Лицо Гаррета застыло, будто высеченное из камня. Но камень не способен излучать ярость и угрозу. Не может выглядеть так, будто жаждет кого-то убить. Плохо.

— Гаррет?

— Он мертв?

Его резкий шепот встревожил Перри.

— Д-да. — По крайней мере, она так думала. Теперь уверенность пропала.

— А он… Что он с тобой сделал?

Ну конечно. Гаррет редко говорил о матери, но Перри знала, что прежде чем перерезать бедняжке горло, над ней надругались. Он сам рассказал об этом однажды, напившись.

— Нет, — поспешила успокоить его Перри. — Тот мужчина не думал обо мне как о женщине. Его интересовала только боль… Ему нравилось резать… — Желчь подступила к горлу. — Пожалуйста, не спрашивай.

Она поспешно опустошила бокал. Вот так. Внутри разлилось тепло, снадобье медленно пробирало тело, унося с собой часть дурноты, что вызвали воспоминания о Хаге.

Гаррет протянул к ней руку, переплел их пальцы.

— Жаль, я тебе не помог.

— Вообще-то помог, — возразила Перри. — Ты оказался рядом, когда был мне так нужен. Прежде я не выносила чужих прикосновений, не говоря уже о том, чтобы жить среди десятков мужчин. Ты вернул мне веру в людей, а ведь столько человек меня предало.

Он сжал ее пальцы.

— И все-таки жаль, что меня там не было, когда все произошло.

— Тогда не останавливай меня. Если хочешь помочь, не отстраняй меня от расследования. Я хочу поймать этого ублюдка. — Особенно если это Хаг. — Пока он не изувечил других девушек.

— Хорошо. Ты будешь работать над этим делом. Со мной.

Повезет, если Гаррет позволит ей выходить на улицу без трех вооруженных до зубов охранников. Тем не менее Перри смущенно улыбнулась, высвободила руку из его ладоней и потянулась к бутылке.

— Спасибо. Давай подытожим, что нам известно. Вряд ли я сейчас смогу заснуть.

Весь следующий час они обсуждали расследование. Гаррет изобразил на ковре карту, поставив на место слив-завода винную бутылку и разложив медяки в других интересующих их районах. Одна монетка обозначала мужчину, прозванного «Стальной челюстью», еще одна — Толливера, третья — Сайкса.

— Чуть не забыл, — сказал Гаррет. — По крайней мере одну тайну я разгадал.

— Да ну? — Перри сонно опустила голову на диван.

С одной из своих умопомрачительных усмешек он встал и вернулся уже с маленькой латунной коробочкой, на крышке которой крепилась пачка прозрачных лент, вроде тех, что использовали в ЕСХН для записи звука.

— Я нашел нашего призрака, — сказал Гаррет, устанавливая устройство на стол и включая его. — Это было в лаборатории.

На ближайшей стене появился образ, бледный и неяркий из-за падающего от камина света. Но Перри все же смогла разглядеть женщину в белом, которая обернулась к проектору, широко раскрыв рот в беззвучном крике.

— Что за черт?

— Сейчас картинка не слишком четкая, но в темноте прекрасно способна отпугнуть какого-нибудь рабочего, случайно наткнувшегося на лабораторию. — Гаррет щелкнул выключателем. — Люди в большинстве своем весьма суеверны.