Пустота обступила со всех сторон, она давила так, что нельзя было вздохнуть. Лежала, глотая ртом воздух, и не знала, что делать дальше.
Слез не было. Лишь темное, невозможное отчаяние… И неверие.
Неужели это все? Неужели ничего нельзя исправить? Это не сон? Может, в лимонад, которым угощали в схроне, что-то подмешали? Наркотик или галлюциноген? Знаю, что ребята ими баловались, но Ларс строго следил, чтобы мне ничего такого не предлагали. И сам не употреблял.
И все-таки это казалось лучшим вариантом. Рано или поздно наркотический бред развеется, и я приду в себя. На диване в подвале, в больнице или дома, в собственной кровати – неважно. Главное, что мама и папа будут живы, и эта пустота исчезнет…
В попытке проснуться я укусила себя за руку. И взвыла от боли. На коже отпечатались следы зубов. Ровное полукружье с капельками выступившей крови.
Не сон. Это. Не. Сон.
Слез не было. Отчаяние выжигало их еще внутри, не позволяя вырваться наружу. Жизнь рушилась, как рушится старая кирпичная стена. А может, это и есть – конец? Нужно просто подойти к краю и боль исчезнет? Ну и что, что вместе со мной? Зато не надо будет снова и снова переживать этот кошмар… Один шаг. В пустоту, где нет спасительного козырька.
Я даже поднялась на ноги и подползла к обрыву.
Внизу творился кошмар. Сверкание проблесковых огней, куча машин, вой сирен… Как будто случилось что-то ужасное.
Да оно и случилось! Моих родителей убили! Но даже сейчас, не понимая, как жить дальше, я сообразила: смерть простых граждан не может вызвать такого столпотворения. Полиция, медики, какие-то черные машины… Я даже потянулась к коммуникатору на запястье, чтобы посмотреть новости. Но вместо этого решительно выключила устройство. Наверное, надо бы выкинуть, по нему меня отследить пара пустяков, но рука не поднималась. Это означало окончательно порвать с прошлым. Признать, что все изменилось. Но я пока была не готова.
И прыгать вниз – тоже.
Пустота начала заполняться. Боль отступила, освобождая место ярости.
Меня решили наказать? Лишить всего? Ну так они узнают, что не только саро умеют мстить! Нужно лишь…
Панель вспыхнула, заставив меня отшатнуться вглубь ниши. Вскоре она осталась единственной защитой от ослепляющего света, залившего фасад дома.
Да что все-таки случилось?
Я понятия не имела, что делать дальше, ясно было одно: пора сматываться. А думать буду потом.
Вариантов спасения оказалась три. Первый – спускаться по стеклянной стене – я отмела сразу: заметят, да и устала так, что могла потерять осторожность. Второй – по вентиляционной шахте. Но огромные отверстия были забраны мощными решетками, отогнуть которые голыми руками не получится.
Оставался третий – через узкую дверцу в стене.
Она открывалась очень редко и только для обслуживания воздуховодов. Оставалось вскрыть замок.
У меня не было смазки, не было отмычек. Но и механизм оказался примитивным! Мы вскрывали такие в заброшках тонкой проволокой. Её у меня тоже не было, и тут вспомнилось о сломанной собачке на молнии.
Она давно ждала починки, мама ругалась, что я хожу со скрепкой, но толстовка была любимой, и расстаться с ней даже на несколько дней, пока у мамы руки дойдут перешить молнию, было выше моих сил.
Пара минут, и отмычка готова! Замок немного клинило, но кого это остановит. Интересно, чтобы сказала мама, увидев дочь, вскрывающую замки, как обыкновенный медвежатник? Мысль скользнула на грани сознания и исчезла. Не время. Думать о родителях буду потом, когда выберусь из западни.
Щелчок показался небесной музыкой. А вот скрип давно не смазываемых петель оглушил. Кажется, теперь вся округа знает, где меня искать.
А, может, суматоха поднялась по другому поводу? Если рассудить здраво, кому сдалась простая девчонка, школьница? Даже саро не настолько мелочны, чтобы бросать на мои поиски всю полицию района.
Ну, мне показалось, что всю.
Но что тогда произошло? Я терялась в догадках и понимала одно: нужно сматываться. Думать буду потом.
Дверь закрывалась медленно, словно нехотя. На ней даже доводчиков не было, пришлось прилагать усилия. Сразу стало темно, но я успела разглядеть бесконечные ступеньки в бездну.
Эхо подхватывало звуки и швыряло на стены. Они отскакивали гулкими мячиками и уносились вниз. Если решат проверить этот проход, я попалась. Но, к счастью, это никому и в голову не пришло, так что спустилась я спокойно. Только вот ноги стали подгибаться. Немудрено: сначала этот бешеный спуск по наружной стене, теперь вот – по бесконечным ступенькам…
Ведущую на подземную стоянку дверь решилась открыть не сразу. Долго сидела на полу, приходя в себя и прислушиваясь к тому, что творится снаружи.
Там шумели. Что-то кричали, хлопали дверями авто… Выходить сейчас казалось безумием. Оставалось ждать.
Напряжение, усталость и темнота высасывали силы. Спать было нельзя, я до синяков щипала руки, закусывала губы так, что они покрылись коркой, но все равно проваливалась в подобие бреда, когда не знаешь, сон это или явь.
За дверью послышались шаги, заставив замереть. Я боялась даже дышать и закусила руку, чтобы не вскрикнуть, когда узкая створка распахнулась, полоснув по глазам лезвием света. В проеме показался темный силуэт – мужской, ошибиться было невозможно. Эхо подхватило стук его каблуков, умчалось куда то за спину, по лестнице, заглушая стук сердца, и я не сразу поняла, что даже оно перестало биться от ужаса: передо мной стоял саро.
Тот самый.
Он успел переодеться, сменить костюм на серый. Взгляд скользит по белоснежной рубашке и замирает у воротника – две пуговицы не застегнуты.
Но пугает не это.
Смотреть сейчас в глаза саро значит… умереть. А жить хочется до боли, до тошноты, до тугого узла в животе! У меня одна надежда на спасение – мчаться прочь, вверх по лестнице вслед за эхом! Стальная накладка ножен гулко ударяется об пол. А я, зажатая между стеной, саро и мечом, оседаю на пол.
Это… конец?
Видеть, как приближается смерть, не хотелось, и я закрываю глаза так сильно, что вижу разноцветные круги.
И чувствую дыхание.
Оно пахнет чем-то сладким. Роза?
От неожиданности открываю глаза.
Он улыбается! Эта сволочь еще и улыбается! Ехидно и чуть снисходительно. А потом тянет руку к лицу.
Прикосновение жжет, словно кислотой плеснули. Хочу смыть его с себя горячей водой, нет, кипятком! И бежать!
А не получается! Я как кролик перед удавом. Его глаза – бездна, и я падаю, падаю… Вижу резкий замах и холодный блеск стали, чувствую боль…
И просыпаюсь.
Это… сон? Но какой правдоподобный! Даже удар меча почувствовала, бок до сих пор болит.
Осторожные ощупывания показали, что это край ступеньки впился в тело, пока я спала. Всего лишь неудобная поза, а ощущений от неё – масса. Нет, я так свихнусь, надо выбираться.
Парковка оказалась полупустой. Да она всегда была такой, машины имелись не у всех, жильцы дома предпочитали пользоваться общественным транспортом: метро, монорельсом или фуникулерами. А значит, можно проскочить незамеченной. Главное вспомнить, где здесь камеры.
Ну почему я не изучала их расположение так же тщательно, как схему внутренних коммуникаций? Теперь придется положиться на удачу!
Я выскользнула из коридора, перекатилась за широкую квадратную колонну и поняла, почему никто так и не догадался проверить, что за дверью.
Они её просто не увидели!
Узкая, выкрашенная в тон основных стен, да еще утопленная в нише, она была незаметной!
Прячась за авто и колоннами, я пробралась к выходу и влилась в людской поток. И… все? Никто не преследует, не хватает за руку с криком «поймал», не указывает пальцем. Неужели получилось?
От счастья даже голова закружилась. Я шла, сама не зная куда, лишь бы подальше от дома, прочь от преследователей и ночного кошмара.
Осознания, что это все на самом деле не было. Казалось, я действительно напилась чего-то запретного и осталась ночевать в подвале. Вот явлюсь, получу от сходящих (с ума?) от беспокойства родителей трепку и пойму: все хорошо.
