– Мам, ты чего?
– Они злятся. Говорят, голуби всё испачкали.
Теперь понятно. К нам на подоконник прилетают обедать (завтракать и ужинать) голуби. Мама их различает, дала имена. Есть Какао и его жена Мраморная башка. Прилетал одинокий голубь Рентген, антрацитово-серый, с белесыми размывами на кончиках крыльев. Недавно познакомил нас со своей молодой изящной супругой. Голуби никогда не меняют пару, хранят верность всю жизнь. А еще у этих птиц строгая иерархия – молодым не дают есть те, кто старше, бьют и прогоняют. И то ласковое «гуль-гуль», что мы слышим из-под крыш, вполне может быть звуковым оформлением жестокой драки. Маме все это очень интересно. А о страданиях соседей она как-то не задумывалась.
И вот соседи возмутились, решетку велели вымыть, а голубей больше не кормить.
– Все равно кормить буду, – бурчит мама. – Обыватели! Зато я рассказ хороший написала.
– Про голубей?
– Нет, про поселок.
Вот те на! А я думала, у нее уже прошло. Мы даже договорились с Борькой не напоминать – нам сейчас и Калининграда хватает…
– Неси табурет домой. Я уже всё. Сейчас рассказ читать буду!
– Есть хочу!
– Что за люди! Одним голуби мешают, другим муки голода жить не дают… Иди, там цыпленок с тимьяном в духовке.
Вы не поверите: когда мама разделывает на кухонном столе какую-нибудь очередную уточку или курочку, голуби, столпившись на подоконнике и жадно вытянув шеи, наблюдают сквозь стекло за процессом. Прямо студенты-медики в анатомичке. Сначала мама стеснялась птиц, потом махнула рукой:
– Уж таков наш безумный мир!
Но все же, открыв форточку, торжественно пообещала голубей без крайней нужды не есть.
***
Внезапно вернулся папа, и они с мамой умчались заполнять какие-то там анкеты на выезд, которые в одиночку не заполняются. А потом домой приплёлся из школы Борька в весьма дурном настроении.
Когда я ему сделала замечание, вякнул:
– Что, дура, депрессию подняла?
Тут же получил за неуважение к старшим «сушняка» в плечо.
Включил все телевизоры, комп, магнитолу, микроволновку, лампы по всей квартире и вообще всё, что только можно, и стал проводить опыт. Поспорил с одноклассником. Тот хвастался, что живет в новом доме и там надежная электропроводка. И дразнил Борьку, что в нашем «сарайчике» чуть что, и пробки вылетают. Братец решил доказать, что дом у нас хороший.
Пробки вылетели. Мы сидели в сумерках, а Борька продолжал заунывно гундеть:
– Все равно. И дом хороший. И район. И город. И республика…
Ну, не хочет уезжать человек. А я, даже если мне что-то здесь нравится, стараюсь найти в этом и негатив. Я не буду мучиться от тоски в далеком Калининграде! Пусть уж лучше здесь будет плохо и еще хуже – мне это только на руку. И если этот придурок выбрал себе подружку – очередного «сантехника» в розовой куртке «Адидас» и с рэпчиком в наушниках – то так ему и надо!!!
Кстати, если когда-нибудь его встречу, надо сделать такое сочувственное лицо и сказать: «Ну, вот, видишь – даже ты, и то хоть кому-то пригодился».
Братец утверждает, что знает, где надо что повернуть, и свет в квартире загорится вновь. Но я запрещаю ему подходить к счетчику – боюсь пожара.
Главное, и родителям не позвонишь: единицы кончились. Ладно, дождемся. Хотя Боре не завидую…
– А давай песни петь! – предлагает он.
И вот мы уже поем-поем, и про «две собаки под окном», и «моя любовь на пятом этаже», и даже гимн республики на казахском… Начинает лупить чем-то железным по батареям злобная соседка снизу.
– Что это?! – вздрагивает братик.
– Баба Валя бесится.
– Не-ет, на кухне…
– Что… что на кухне? – я перехожу на шепот, так как, кажется, понимаю…
– Две-ерца от буфета…
Я подскакиваю на диване и визжу от страха.
Довольный кабан Боря потирает шкодливые копытца.
Глава 10
Всё-таки идею съемок фильма о городе жаль. Ещё сильней жаль, что у меня нет нормальной камеры – давно бы сняла сама. Зато есть Интернет! Пишу: «Кто с камерой? Давайте сделаем киношку о городе». Игнорю Юлю, сообщившую «заборчиком»: «КаМеРаЕзТь!»
Неожиданно объявляется Виктор. Тот самый, друг этого… Предлагает помощь. Точно, как же я о нём не вспомнила, он и на репетиционку с камерой однажды приходил. К тому же, с Виктором будет весело.
Договорились на ближайшее воскресенье. Только что Виктор хочет снимать?
Оказалось, ничего. Виктор болеет.
«Да ты заходи за камерой. Я не заразный, только разговаривать не могу», – пишет.
***
По крайней мере, этот человек понимает, что гостей нужно кормить. Я пришла к Виктору сразу после школы, и теперь сижу у него на кухне. А он греет мне суп в завывающей, как буран в степи, микроволновке.
Уютно. Виктор молчит, потому что у него ангина. А я молчу, потому что он молчит.
– Да, а я-то чего молчу? В общем, у меня шесть объектов: квартира, подъезд, двор, квартал, ну, и пара улиц в городе.
Виктор ставит передо мной тарелку с горячим супом и выразительно стучит костяшками пальцев по своему лбу. Потом, чтобы я уж наверняка поняла, крутит пальцем у виска.
– Почему это?!
Крутит кистью руки, показывает – мол, наворачивай быстрее, ложку бери, хлеб.
Шепелявит кое-как:
– Ешь. Потом поговорим.
Совершенно невпопад приходит мысль: «А язык он уже зарастил?»
– Ты язык зарастил?
Ну, зачем я только спросила!
Открыл свою пасть, а там…
– А-а-а!
Локтем попадаю в горячий суп.
– Убери, уйди сейчас же! Ну, ты и придурок!
Довольно ухмыляется, сипит:
– Что, страхово тебе?
– Это как: принцип двуязычия в действии?
– Это сплит.
– Раздвоенный на кончике язык… Гадость. И – это же больно. Как ты мог? А ангина?
Он кивает:
