— Я сказал, воды ему дайте! — закричал Перестарок тонким, дребезжащим голосом. Никто из нас не двинулся с места. — А ты, Джон-газ, сядь и успокойся!

Однако и сам Перестарок был явно далёк от спокойствия.

— Это что же такое творится, а? — запричитал он. — Откуда вообще эти оги лезут на нашу голову?

— Из-под пропавшего Купола, — сказал Тимур с уверенностью, так часто возникающей из внезапных озарений. — Вот откуда.

— Они как дети, — подал голос Джон-газ. Он тяжело опустился на лавку, под которой валялась обувь. — Подростки. Я вообще сначала не понял, что это оги. Если бы не одежда…

— Из биоткани?

— Да. Когда я подошёл… — он сглотнул, — я ведь сперва не понял, что это лежит… а когда понял, мне показалось, она шевелится… — Он обвёл наши лица тяжёлым взглядом. — Разве это нормально? Когда одежда кажется более живой, чем те, кто её носит?

— Ну, всё, — сказал вдруг Перестарок. — Хватит с нас этих ужасов. Иди на кухню, Джон. Впрочем, нет. Надо закрыть жалюзи на всех этажах.

Заши открыл рот, порываясь что-то сказать, но Перестарок остановил его сердитым жестом.

— Мы сами этим займёмся. А вы не смейте и носа высунуть на улицу. Идите-ка лучше слушайте новости!

— Новости, шновости, — проворчал Заши, медленно поднимаясь по лестнице. — Развели тут дедовщину!

— Хочешь посмотреть на биоткань, которая шевелится? — подколол Тимур.

— Бррр, избави боже! — Заши зябко передёрнул плечами. — Я и к огу-то близко не подойду!

Мы снова расположились в холле. Даже не расположились, а сгрудились тесной кучкой около телевизора. Заши прибавил звук. Но старания наши были напрасны: свежий новостной выпуск не вышел ни в четыре, ни в пять, ни даже в семь часов вечера. Через полчаса телевизионного бдения Тимур, измучившись ожиданием, попытался войти в сеть. И тут выяснилась вторая странная вещь: наш единственный на всю общагу, бесценный ТСМ рвал все подключения. Перестарок, который к этому времени заканчивал отпаивать Джона коньяком, недоуменно пожал плечами и пробормотал, что «давненько в Таблице не разражалось такого кризиса». Джон-газ выразился короче:

— Переворот у них, что ли?

— А что, — неуверенно сказал на это Заши, — может быть, оги уже захватили власть во всём городе. И теперь мстят за смерть своих товарищей.

Акимов посмотрел на него диким взглядом.

— Постучи три раза и сплюнь! Кобольд этого не допустит!

Я не сразу вспомнил, что Кобольд — главный шеф по части безопасности. Сказывались минуты, проведённые у мерцающего экрана.

— Но вообще, это плохо, — тоном знатока продолжал Тимур. — Могли бы сказать хоть что-нибудь. Искажение важных событий подрывает основы Реальности.

— Так поэтому они и помалкивают! — возразил Заши. — До поры до времени.

До чего же у нас все становятся умные, когда дело касается политики или религии! Иногда это действует мне на нервы. Лично я никаких теорий развивать не стал бы. Повременил бы с теориями. Хотя про подрыв Реальности — это чистая правда. Не помню, кто мне об этом рассказывал. Кажется, подвыпивший репортёр в «Мосандере». Он божился, что в Таблице правдива даже реклама. Но вот я смотрел на чистенькую ухоженную девицу, возносящую дифирамбы какому-то моторному маслу, и, как ни тщился, не мог представить её на тёмных улицах, где лежат тела, похожие на тряпьё. Вместо этого я отчётливо представил, как копошится возле этих тел бесхозная биоткань в бесплодных попытках растормошить хозяев; как элементарный инстинкт самосохранения в конце концов заставляет её отрываться от трупов и нырять в канализацию, и вот она скапливается у стоков, создавая маленькие запруды, а оголённые тела уже наполовину в воде… Тут я вздрогнул и проснулся. Комнату озарял только синий, болезненный прямоугольник экрана. На фоне его выделялась фигура Зенона, молча озиравшегося по сторонам. Я привстал из кресла, в котором задремал, и потёр ладонью затёкшую шею. Зенон обернулся на шорох и недовольно прошептал:

— Спи, спи…

— Сколько времени? — Я зевнул.

— Неважно. Дрыхни дальше, — повторил он, сместившись в темноту. Я услышал осторожные удаляющиеся шаги, и это окончательно меня разбудило. Сон в кресле и сам по себе не сулит приятных ощущений, а тут ещё странное поведение Зенона… Интересно, когда он пришёл? А главное, куда намылился снова? Я медленно встал и, заслонившись ладонью от назойливого голубого света, оглядел холл. Два тёмных холмика на диване, судя по издаваемому сопению, были Тимуром и Заши. Стараясь не шуметь, я добрался до лестницы и остановился в нерешительности. Дом казался пустым и каким-то враждебным. Я хотел окликнуть Зенона, но тихие голоса из прихожей остановили меня.

— Я вижу, ты передумал?

— Угу. Молодёжь в это лучше не впутывать.

Говорили Зенон и Перестарок. Я нащупал ногой первую ступеньку и начал спуск.

— Включи свет, я должен одеться.

— Ты понимаешь, что вдвоём мы не справимся? — сердито просипел Перестарок.

— А кто сказал, что ты в этом участвуешь?

— А кто мне запретит? Не забывай, это я поначалу был твоим шефом.

Зенон издал тихий смешок.

— Мы с тобой — упрямые старые дурни. Включи, пожалуйста, свет.

Щёлкнул выключатель. Свет резанул мне по глазам, заставив невольно отпрянуть.

— Тьфу ты, чёрт! — выругался Зенон. Тут он заметил меня и замер в полунаклоне, с позабытым ботинком в руках.

— Одного ты всё-таки разбудил, — ехидно заметил Перестарок.

— Ну, разве что случайно, — буркнул шеф. Непонимающе взглянул на ботинок и, опустив его на пол, выпрямился.

— Шпионишь, Бор?

— Н-нет… — неуверенно выдавил я. Спросонок получилось хрипло. Я откашлялся и добавил в голос наглости. — А что за аврал?

— Это не аврал, — мрачно ответил Зенон. — Это общегородской маленький апокалипсис.

Опустившись на лавку, он принялся яростно зашнуровывать обувь.

— Работа одна нарисовалась, — пояснил Перестарок. — Шибко срочная.

— Добровольцы нужны?

— Дома сиди. — Мой шеф, покончив с одеванием, поднялся на ноги. — Сами всё сделаем.

Не знаю, какие боги добавили мне смелости, — нынешний Зенон, суровый и собранный, мало походил на того благодушного дядьку, которому я выкладывал подробности своего путешествия с эмпатом. Но я собрался с духом и возразил:

— Вам нужны ещё люди. Я слышал.

— А всё твоё нытье. — Зенон повернулся к Перестарку. Тот хихикнул.

— Кажется, ты возлагал на него большие надежды?

Я не сразу понял, что речь обо мне. Зенон нахмурился.

— Возможно. Но это было до того, как мне намекнули…

— Это не он, — уверенно заявил Перестарок.

— А в чём дело-то? — вызывающе сказал я. — Если вы про засорившийся унитаз на третьем, то это действительно не я.

Зенон то ли фыркнул, то ли поперхнулся; оба они снова посмотрели на меня.

— Ладно, — наконец проронил шеф. — Собирайся, только быстро, и дуй в гараж. Надо взять фургоны… двух, наверное, хватит, да?

Перестарок кивнул. Рискуя нарваться на отповедь, я всё-таки задал последний вопрос:

— А это надолго, шеф?

Зенон шевельнул желваками и проронил:

— Как получится.

А Перестарок пропел:

— Не бойся, Бор, сегодня мы не будем покидать город. Мы едем в ДУОБТ.

«Департамент по утилизации и обработке биоткани» — так полностью называлось это учреждение. И работали в нём утильщики. Про утильщиков шутили, что они не нравятся никому, кроме себя самих. И немудрено. Ведь ДУОБТ — это, по сути, большой крематорий, в топках которого днями и ночами сгорает отработанная биоткань. Говорят, что в последние годы она ведёт себя более агрессивно. А значит, работы у утильщиков хватает. Люди они, конечно, малоприятные. Может быть, из-за тяжёлого запаха гари, въевшегося в их кожу от постоянного соседства с топками. С другой стороны, мы тоже пахнем бензином, а не духами. Не пахнут только бездельники… и оги. От кого я это слышал? И почему оги в моём сознании постоянно связываются с утильщиками? Должно быть, это из-за рыжего дезертира по имени Рем Серебряков. Его имя и фотография исчезли с телеэкрана вскоре после возвращения Джона. Вскоре после того, как оги начали умирать на наших улицах.