Я слишком прочно вжился в свою роль игрока, впаялся в неё намертво, как древнее насекомое — в янтарь. Почему-то мне ни разу не пришло в голову, что у нашей игры были сторонние наблюдатели. Люди, которые сидели по ту сторону экранов, и делали ставки, и горстями ели горячий попкорн, запивая его разными напитками. Я представлял это слишком абстрактно, теперь же мне приоткрылась другая сторона этого процесса, увиденная глазами болельщиков…

Перестарок и Афидман отслеживали события по нашему ТСМ, и сначала всё было мирно, но чем дальше, тем сильнее ог начал выражать беспокойство. Первые признаки тревоги он проявил, когда с экрана исчезли световые сигналы Неоты. Спустя пару секунд видеокамеры показали в том районе два неподвижных тела, принадлежавших Заши и его противнику. Пока спортивные комментаторы Арены (о боже, у них были ещё комментаторы!) горячо обсуждали вопрос, что будет лучше — прекратить на этом игру вовсе, рискуя подвергнуться трёпке от разъярённых болельщиков, или направить вниз команду спасателей, чтобы на месте разобраться в ситуации, — основное внимание камер было сосредоточено на этом участке карты. Афидман ёрзал, грыз ногти, теребил себя за волосы и отращивал из комбинезона маленькие жгутики биоткани. Перестарку почудилось, что ог порывался напрямик подключиться к Терминалу. Во всяком случае, он строго отчитал моего подопечного, утешая его (и себя) тем, что техслужбы держат Арену под неусыпным контролем. Наконец комментаторы объявили публике, что самочувствие двух отключившихся игроков не вызывает беспокойства, а потому игра будет продолжена. Но время было упущено, и пока они переключались с камеры на камеру, пытаясь прояснить ситуацию, призрак утащил в бессознательное Марика Открывашку и вражеского стратега. Он угодил под объективы камер только в одиннадцать тридцать семь. В этот момент Перестарок услышал странное, ни с чем не сравнимое шипение и, обернувшись к огу, увидел, что тот выкинул сразу несколько длинных тонких бионитей, соединивших его с операционной системой нашего ТСМ. Тело его словно одеревенело, так что ог был больше похож на статую, чем на человека.

Внимание старого транзитника разрывалось между неподвижным огом и тем, что происходило в игре. Продолжая вполглаза следить за экраном, он потряс Афидмана за плечо, и, видя, что это не помогает, попробовал оттащить его от ТСМ. Одна из вибрирующих нитей при этом лопнула, забрызгав пол алыми бисеринами крови. Перестарок испугался и больше не пытался менять положение тела. К тому же его отвлекли изумлённые голоса комментаторов. Помимо чертовщины, творившейся с игроками, их волновала вышедшая из строя камера, расположенная в том же районе, где засекли призрака. Глядя на маленькое существо, лежавшее рядом на полу в позе эмбриона, Перестарок подумал, что это, скорее всего, работа Афидмана. И, словно в подтверждение его мыслей, на биоткани, покрывавшей тело ога, бледно проступили непонятные символы. «Вот такие», — сказал Перестарок и, позаимствовав у Оодзи ручку, несколькими штрихами изобразил на салфетке рисунок — плюсик с кружочком, придавившим сверху горизонтальную перекладину. «Какие-то крестики-нолики», — пожал плечами Заши. «Нет, — возразил наш стратег. — Египетский крест».

Перестарок не сразу прочухался от волнения, поэтому сделанные им относительно подробные наблюдения касались периода времени между 12:05 и 12:43. В этом промежутке до всех на Арене, похоже, дошло, что игра бесповоротно вышла из-под контроля. Наверху начали снаряжать спасательную группу, и минут десять камеры с разных ракурсов транслировали сборы бравых медиков и техников. Потом в студию, должно быть, поступило несколько возмущённых звонков, так как комментаторы признались в прямом эфире, что внизу творится полный бардак. Однако протесты граждан возымели эффект, и на экране опять замелькала панорама пустынных улиц. Спасатели подняли вопрос о том, связываться ли им с единственным активным игроком, то есть с Оодзи, как вдруг в поле зрения камер, словно чёртик из табакерки, опять появился я. У комментаторов возникла надежда на внятный финал игры, и хотя спасатели получили указания высадиться в южной части карты, им было велено не вмешиваться столько, сколько это возможно. Когда нога первого техника коснулась псевдоасфальта Арены, биоткань внезапно сошла с ума. Сверху это выглядело особенно впечатляюще: вся поверхность фальшивого города всколыхнулась, как воды Соляриса, и принялась бешено исторгать из себя вереницы новых строений. А потом один из новоявленных небоскрёбов начал оплывать, как свеча, и перед потрясёнными зрителями возникло запрокинутое лицо гиганта со слепыми, декоративными глазами. Многим оно, как и мне, показалось знакомым. Но, в отличие от меня, болельщикам ничто не угрожало, так что они сразу догадались об истоках этого дежавю.

Это лицо мы видели на афишах, плакатах, растяжках. Оно попадалось по всему городу, а его огромный, витражный, подсвеченный изнутри вариант сиял с центральной стены Собора. Человек в плотной двухцветной накидке, чья бритая голова была украшена митрой, а желтоватая кожа — почти лишена мимических морщин; на губах его играла слабая приветливая улыбка, а тёмные глаза спокойно и отстранённо смотрели сквозь зрителя — погружаясь, должно быть, в пучины будущего, нам, простым смертным, неведомые, но которые он, Гиаз, изучил как свои пять пальцев. Да, сомнений быть не могло, слепленный из биоткани гигант был не кто иной, как Субраманьям Гиаз, наш великий Отец-Основатель. Странно, как это техники Арены зевнули и не додумались отключить прямую трансляцию? Дело попахивало оскорблением светлой памяти покойного и из банальной хакерской проделки на глазах преображалось в нечто политически злободневное.

А гигантский Гиаз тем временем играл со мной в кошки-мышки. На экране, который Перестарок в запале едва не дырявил носом, маленький я на всех парах нёсся навстречу растопыренной ладони истукана. Я поднырнул под неё, и старый транзитник на секунду потерял меня из виду. Потом склонившийся гигант начал медленно распрямляться, и из-под тени, которую он отбрасывал, блеснул огонёк маячка. Внезапно он оторвался от моей фигуры и, поворачиваясь вокруг своей оси, полетел по направлению к Оодзи.

«Это был самый волнующий момент игры», — сказал Перестарок. «Если б Оодзи после стольких мучений упустил флаг, я бы лично его придушил». — «Разве я вас когда-нибудь подводил?» — вежливо уточнил Оодзи. «История не имеет сослагательного наклонения», — миролюбиво напомнил Джон-газ. «Скажи это Святой Машине», — заметил Заши.

Всё это время Афидман оставался недвижим. Хотя Перестарок чаще смотрел в экран, чем на бесчувственного ога. Душой и мыслями он был там, на Арене. Он едва не пустился в пляс, когда комментаторы наперебой закричали: «Флаг у стратега команды тразитников! Слава богу, игра закончена! Теперь спасатели получают зелёный свет…» Камера крупным планом показывала Оодзи с флагом в руках. За общим ликованием все как-то позабыли о проблеме в лице гиганта, который, наплевав на игровые правила, продолжал безнаказанно буянить. Покрытие Арены сотрясли несколько мощных ударов — это лже-Гиаз пустил в ход свои пудовые кулачищи. Отрезвлённые спасатели забили общую тревогу; со стороны же Перестарка она была предельно адресной и конкретной: транзитник потерял из виду меня и Оодзи и мог только молиться о том, чтобы безумный монстр не наделал из нас кровавых лепёшек. Потом одновременно произошло сразу два события: ог на полу нашей компьютерной комнаты забился в конвульсиях, а гигант на экране начал скручиваться по часовой стрелке. Точнее, скручивалась биоткань, из которой он состоял. Начиная с ног и заканчивая плечевым поясом, он делался всё больше похожим на штопор. Голова его откинулась назад и немного набок, и все болельщики, включая Перестарка, увидели столп света, хлынувший из раскрытого рта чудовища. Его спектр напоминал о солнечных лучах. Что произошло с гигантом дальше, осталось загадкой, так как освещение на Арене резко вышло из строя, и камеры погрузились в полную темноту. На этом прямой эфир закончился. Но не рассказ Перестарка.