Эти стороны личности, вероятно, и предопределили синтез историософской устремленности и строгого научного поиска, вооруженного инструментарием археологии, в творчестве Д. А. Мачинского. Провиденциальность русской поэзии, в наивысших своих проявлениях касающаяся общемировых судеб, в сочетании с превосходной выучкой исследователя прошлого создали феномен этого ученого.

Что казалось и продолжает казаться важным и по сей день актуальным в той давней публикации? Прежде всего ясное понимание того, что в силу географии Россия обречена на масштабность: «Я в отличие от многих произношу слово „империя“ без ненависти или восторга. <…> Единство России (в любых формах) может быть сохранено и возрождено, да и сами эти формы могут быть выработаны лишь при неосознанной, а лучше осознанной, апелляции к крупным реалиям, идеям, образам и силам, которые предопределили имперское единство на территории, именовавшейся древними греками Скифией». В этом смысле империя как тип государства, осуществленный Россией, может быть трансформирован на новом этапе с учетом пережитого травматического опыта в нечто новое, способное, приняв вызов времени, организовать свое огромное целое на более справедливых и органичных основаниях. В тесной связи с этим второй момент – отчетливое осознание особой роли великороссов (нынешних русских в дореволюционной терминологии) вбирать и объединять в себе, претворять в российскую культуру самые разнообразные компоненты освоенной ими географии. Российская нация в силу сформировавших ее исторических обстоятельств – исходно полиэтнична: «Тенденция к национальному обособлению и чистоте глубоко противоречит всей истории русских и великороссов, построенной изначально на органичном и непрерывном, сознательном и бессознательном вбирании в себя разнообразных этнических компонентов, вносивших свой вклад в формирование генофонда, этнопсихологии, религиозности, социальности и т. д., – компонентов, не изменявших, однако, до сих пор природу единого „государственного стержня“ русско-великоросского сознания и истории». Наконец, чрезвычайно важным представляется разъяснение Д. А. Мачинского о трех русских народах, имеющих общие корни в Древней Руси, и избавление этнонима «великоросс», к сожалению упраздненного, от имперско-шовинистической шелухи, навязанной ему ложно понятым интернационализмом в советское время: «Только больное советско-российское самосознание могло из всей гаммы смысловых оттенков в самоназваниях (великороссы, малороссы. – В. М.) акцентировать именно имперско-шовинистический и посему – упразднить сами названия. <…> Однако – в эпоху провозглашенного „братства народов“ – почему было не обратить внимания на другие, основные оттенки, на всю смысловую гамму? И тогда оказалось бы, что прилагательное „великий“ в именовании части русских означает – не более чем в названии „Новгород Великий“ – просто большие размеры территории расселения, ведущую роль в воссоздании единого государства и государственного самосознания и отсюда – большую, „великую“ меру ответственности за все, содеянное в России».

Таково, на наш взгляд, основное послание эссе Мачинского. В первое десятилетие XXI века, по завершении переходного периода 90-х годов, когда стало ясно, что в силу разных причин, в том числе из-за болевого шока недавних перемен, российское самосознание ищет знакомых путей, поводов для оптимизма значительно меньше, этот текст стал казаться несколько утопическим. Однако на фоне последних событий, когда все опасности повтора пройденного, хождения по заколдованному кругу собственной истории все более очевидны, он вновь приобретает ценность неусвоенного урока. Именно поэтому мы сочли необходимым опубликовать его – как послание в будущее.

Древо России[3]

Эта книга о корнях российской истории, а отчасти – и о едином стволе ее, и об отдельных ветвях, и совсем немного – о цветах и плодах – пишется <…> в начале последнего десятилетия двухтысячелетней христианской эры, а если принять во внимание, что реально Иисус родился около 7–4 годов до н. э., то и совсем на исходе христианского двухтысячелетия.

Последнее столетие, как ни одно предшествовавшее, воплотило многие мечтания человечества – преимущественно в области внешнего освоения и устройства жизни – и вместе с тем, как ни одно другое, обнажило всю мерзость, укорененную в человеческой природе, и ослабило надежды на ее преображение. Это столетие первых мировых войн и первой системы всемирной безопасности. Россия, сыгравшая одну из ведущих ролей и в том и в другом, на утренней заре столетия подарила миру странный цветок своего Серебряного века, уместившегося в три десятилетия, – века небывалых начинаний в сфере духа и в области культуры, среди которых центральное место занимает феномен русской религиозной философии, истинное воздействие которой на широкие и глубокие пласты российского общества начинается только ныне, на исходе столетия. И та же Россия в том же столетии реализовала совершеннее и завершеннее, чем кто-либо <…>, ад на земле, его круги по нисходящей и восходящей вплоть до самых низких и мерзостных. И, находясь на низшем круге собственного ада, вступила в противоборство с Германией, творившей свой ад в центре Европы, и – ад восстал на ад – победила ее, спася мир от болезни более опасной, чем поразившая Россию, так как классический фашизм грозил перерождением важнейшему органу земного сознания – европейской цивилизации.

В уходящем столетии человечество совершило невероятное погружение в тайны вещественного микромира и устройства Вселенной. Но по-прежнему практически запечатаны недра земли, мы плохо знаем «внутреннюю жизнь» нашей уникальной планеты даже на физическом уровне, а тем более – на уровне Планетарного Сознания, его различных сфер и энергетических каналов, а сущность человеческой души и соотнесенность ее с различными уровнями Мирового Сознания постигаются нами, пожалуй, менее глубоко, чем древними. На путях самопознания мы еще не обогнули «мыс Доброй Надежды», не исследовали всерьез грань между жизнью и так называемой смертью, не говоря уж о более дальних областях Великой Жизни Сознания.

Можно предположить, что самые великие открытия, самые смелые путешествия, полеты и погружения в ближайшие десятилетия будут совершены (а отчасти уже совершаются) на путях, ведущих в глубь человеческой души и земной природы, к постижению различных сущностей, уровней и форм Космического и Планетарного Сознания.

Все свидетельствует о том, что человечество, впервые в середине XX века организовавшее себя как мировое сообщество, ныне, на рубеже II и III тысячелетий христианской эры, подошло к существенному рубежу в своей истории. Тонкая пленка человеческого сознания, распластавшаяся на поверхности земли, пытается пульсировать как единый организм. Из всех цивилизаций, образующих этот организм, наиболее радикальным изменениям как внутреннего уклада, так и в сфере внешних отношений подвержена ныне Российская цивилизация (а также та часть человечества, которая вольно или невольно была вовлечена в большевистский эксперимент). И суть российской метаморфозы отнюдь не только в том, что жуткий эксперимент, поставленный на российских просторах, исчерпал себя, – нет, ныне намечается и изменение некоторых принципов всей российской истории. Многое в России ныне происходит впервые всерьез за ее тысячелетнюю историю, и, хотя некоторые из этих новаций для европейской и североамериканской цивилизаций отнюдь не новы, можно не сомневаться, что своеобразие российских традиций переработает общечеловеческие институты в нечто невиданное ранее.

В известном смысле в России заново начинается ее история, прошедшая через период «антиистории», начало которого отмечено обещанием «клячу истории» загнать (В. Маяковский), а весь период заслуженно получил имя – «годы безвременщины» (Б. Пастернак). Заметим, что некоторое «выпадение» России из истории Европы и Азии, а позднее и из мировой истории (отчасти связанное с ее местом на карте), имело место и ранее. Однако происшедшее в XX веке беспримерно и, хотелось бы надеяться, неповторимо. Имело место некое «нисхождение во ад» в немыслимой роли – претерпевающей муки на всех его кругах. Но если спуск происходил стремительно, то восхождение растянулось, пытку заменила растлевающая души ложь, пронизавшая почти все уровни жизни и своей системностью и всеохватностью создавшая у большой части населения ощущение стабильности и «нормальной жизни».