В этом мы можем найти объяснение такому феномену проявления человеческой натуры, как лень. Ведь и в животном мире сытое и удовлетворившее сексуальный инстинкт животное предпочитает отлёживаться где-нибудь в укромном месте, экономя свои жизненные ресурсы, пока вновь возникшее чувство неудовлетворённости не нарушит его внутреннюю гармонию.

Таким образом, первопричиной творчества является не разумная деятельность, не эмоциональная сфера и не социальная организация человека, а взаимоотношение этих составляющих, имеющих в своей основе конфликт, являющийся продуктом необходимости соизмерять свои эмоциональные потребности с жизненными реалиями, социумом, а главное – с цензурой собственного, воспитанного на общественной морали самосознания.

Конфликт этот не осознаётся человеком как таковой ввиду того, что эмоциональная сфера находится вне пределов сознания, и переживается им, как чувство неосознаваемого дискомфорта и беспокойства. Творческими людьми это состояние определяется как вдохновение. Изживая своё вдохновение в творчестве, человек достигает катарсиса, а попросту – снимает стресс от затянувшегося психологического конфликта в себе самом.

Так что всем известная поэтическая «Муза» не есть нечто существующее вне художника и произвольно навещающее его время от времени. Она находится в самом художнике и обнаруживает себя только умеющим услышать её иногда очень слабый голос и дать ей выход в творчестве.

Мы знаем знаменитое признание Гоголя, который утверждал, что он избавляется от собственных недостатков и других влечений, наделяя ими героев и отщепляя таким образом в своих комических персонажах собственные пороки. Такие же признания засвидетельствованы целым рядом других художников. По свидетельству психоаналитиков, Шекспир и Достоевский потому не сделались преступниками, что изображали убийц в своих произведениях и таким образом изживали свои преступные наклонности. При этом искусство является чем-то вроде терапевтического лечения для художника и одновременно для зрителя – средством уладить конфликт с бессознательным, не впадая в невроз4.

Эти признания дорогого стоят… Не может художник создать что-либо значимое, не будучи предельно искренним перед самим собой, не обнажив и не вывернув наизнанку все глубинные, сокровеннейшие закоулки своей души. Наиболее «правильные» и актуальные с позиций здравого смысла умозаключения не могут быть основой для создания по-настоящему художественного произведения, если они не пропущены через глубины собственного переживания. Даже самые «реалистические» шедевры мирового искусства, рассчитанные самими авторами, казалось бы, только на рациональное восприятие, именно в силу врождённого таланта художника оказываются носителями того самого подсознательного содержания, выраженного в композиционном строе, языке, колорите, ритмике и других формальных проявлениях, позволяющих говорить о неповторимости индивидуального творческого языка автора. Это даёт право отделять их от громадного количества умозрительно таких же по смысловому содержанию, но не «шедевров». В хорошем реалистическом искусстве подсознательное содержание проявляется через наслаждение великолепной формой и подтекстовый эмоциональный образ, но отнюдь не только через смысловое содержание. В противном случае мы будем иметь, пусть даже высокопрофессионально исполненное, но «мёртвое» произведение, удовлетворяющее лишь такие же умозрительно-рациональные запросы возможного зрителя или читателя.

«Нецензурность» и неосознанность сексуальных побуждений человека к творчеству, как правило, не дают возможности для приверженного определённым культурным традициям автора выразить их в ясной для сознания форме – в виде смыслового содержания (за исключением эротических и порнографических форм творчества, подвергаемых, как правило, осуждению общественной моралью). Именно поэтому запретные желания при помощи искусства достигают своего удовлетворения опосредованно: в наслаждении художественной формой. Подобно тому, как во сне подавленные желания проявляются в сильно искажённом виде, так же точно в художественном произведении они проявляются замаскированные от цензуры нашего сознания формой.

И вот эта возможность изживать величайшие страсти, которые не нашли себе исхода в нормальной жизни, видимо, и составляет область биофизиологической основы искусства.

Очевидно, что исследовать природу творчества невозможно без анализа этой основы, определяющей выразительные возможности языка искусства – художественной формы, и истоков появления таких возможностей в психике человека.

Природа не создаёт ничего неоправданного. Если необходим человеку генетический опыт – он есть. Это подсознание. Если стал необходим разум – он и появился, как инструмент, резко повысивший конкурентоспособность человека в борьбе за биологическое выживание.

Существование человека невозможно без способностей адаптироваться к изменяющейся среде обитания. Обе составляющие человеческой психики – разум и эмоции – являются в своём единстве средством такой адаптации. Причём эмоции здесь – консервативное начало, сохраняющее биологическую суть человека, а разум – инструмент, помогающий приспосабливаться к изменяющимся условиям внешней среды.

Взаимодействие разума и эмоций позволяет человеку гармонически соответствовать среде обитания, не теряя своей биологически предопределённой сути. При любой дезорганизации этого соответствия, либо со стороны природы (стихийные бедствия, землетрясения и прочие катаклизмы), либо со стороны человека (психофизические патологии или отклонения в равновесии между разумом и эмоциями), нарушаются благоприятные условия для его существования, что определяется нами как дисгармония.

Природа существует сама по себе. Она – никакая: ни хорошая и ни плохая. Только в субъективной оценке человека природа наделяется либо хорошими, либо плохими качествами. То, что благоприятно для человека, оценивается им рационально как полезное, а эмоционально – как приятное. И вместе – как гармоничное.

Человек и действительность воспринимает одновременно по двум каналам: эмоциональному и рациональному, то есть эмоциями и разумом. Эмоциям приятно или неприятно то, что хорошо или не хорошо по отношению к его генетической памяти, а разуму хорошо или плохо то, что кажется ему полезным или вредным с позиций его прижизненного опыта.

Представьте себе влюблённую девушку. Естественно, её чувства глубоко эмоциональны. Причём, чем более они сильны, тем более глубинный генетический опыт задействован в процессе и тем меньше здравого смысла в её предпочтении. Она полюбила видного из себя красавца. Высокого, сильного, смелого, здорового. А то, что он не окончил и средней школы да ещё, к примеру, в тюрьме сидел, для нашей Джульетты не столь существенно: «Сердцу не прикажешь». Или того круче: «Любовь зла – полюбишь и козла». Мама девушки, как правило (хотя бывают исключения), в него не влюблена и воспринимает парня по естественному в такой ситуации каналу: рационально. Для неё имеет значение, где он работает, из какой семьи, сможет ли материально содержать её дочь. А то, что у него ноги прямые или кривые и пузо висит или поджато – это для неё не столь существенно. Вот тут вам конфликт между эмоциями и разумом – и нет мира в семье.

И, напротив, если дочь полюбила красавца, да он ещё и нобелевский лауреат, то тут и мама довольна, и гармония в доме.

Напрашивается вывод, что соответствие наших эмоциональных желаний с нашим же здравым смыслом, воспринимаемое нами как глубоко положительное переживание, и является тем, чему человечество дало название «гармония».

Принцип гармонии проявляет себя не только в восприятии людьми жизненных ситуаций. Точно так же этот механизм срабатывает в любых проявлениях человеческой психики, в том числе и в творческой деятельности. Творчество не может быть выражено иначе, чем через ту или иную форму. Форма – это прежде всего инструмент диалога художника со зрителем или музыканта со слушателем, или даже автора с самим собой.