— Почему ты исчез? — решила наплевать на присутствие Лючии. Мне нужно было это знать! Немедленно! Сейчас! — Виктор! Не молчи! Ответь!

— А сама не догадалась? Я думал, ты умнее! Приперлась на мою голову!

Крик, полный даже не злости — злобы. И издевательский женский смех.

— Девочка, он уехал, потому что я ему велела уехать. Ты невнимательна, иначе бы запомнила, что я не люблю, когда трогают мои игрушки. Кайо! Она тебе нравится?

Он тут же замолчал. А потом прошептал что-то, отчего Лючия развеселилась.

— Он говорит, что не нравишься!

Кайо перевел не сразу, Лючие пришлось ткнуть его ногой под ребра. Монотонно донося до меня слова своей госпожи, он стягивал футболку, торопясь, путаясь в тянущейся ткани. На спине, в окружении венчика застывшей крови темнел четкий след о каблука. Но Лючия не смотрела. Просто взмахнула рукой, добавляя длинный росчерк. Кайо вздрогнул, но не произнес ни звука. Пока не пришлось переводить снова:

— Виктор, ты мне так и не ответил: ты хочешь снова увидеть грудь своей возлюбленной?

— У меня нет иной возлюбленной, кроме Госпожи.

— Да ладно?

Я вздрогнула, когда разрезанный лифчик отлетел в сторону. Я уже не чувствовала даже холода. Только прикосновение острой стали. И когда она, царапая, обвела вокруг соска, забыла даже дрожать.

— Почти идеальная форма! — восхитилась Лючия. — Дорогой, как думаешь, а ели… — Нажим стал сильнее.

— Не трогай её! Умоляю!

Виктор бился в путах, отчего крюк раскачивался все сильнее. Голос охрип открика, а рядом монотонно звучал перевод.

— Бедный, бедный мой Виктор, — вздохнула Лючия и оставила меня в покое. — Ты сам не знаешь, чего хочешь!

Нож поднимался медленно, очень медленно. А потом с усилием пополз по коже, прямо по татуировкам на плече.

— Она мне не нравится. Ты испортил мою работу! А я так старалась!

38

Одно дело мелкие порезы. Но видеть, как с живого человека срезают кусок кожи… Я уже молилась о том. чтобы потерять сознание, ослепнуть, умереть, потому что то, что творила Лючия не лезло ни в какие ворота.

— Ты… психопатка!

— Разве?

— Маньячка!

Нож со звоном упал на пол. Она проводила его взглядом:

— Ну вот. теперь снова точить придется. Ты понимаешь, что натворила?

— Госпожа, НЕТ! — взвыл Виктор, когда Лючия сделала шаг ко мне.

Она не обратила не него внимания:

— При падении нож затупился. Возможно, даже погнулось острие. А ты знаешь, как это опасно — играть с плохо заточенными ножами? Они могут порезать против моего желания. Например, когда я прикоснусь здесь, — палец коснулся шеи, где билась жилка, — или здесь, — двинулся ниже, провел по животу, по тонкой ткани трусиков, отчего стало жарко, несмотря на одуряющий холод и остановился на бедре.

— Как думаешь, что будет, если проткнуть вот здесь?

— Лючия, отойди от неё! — паника в голосе Виктора бросала то в жар, то в холод. Но глаза… глаза пылали страстью.

— Ты ревнуешь? — улыбку Лючии можно было назвать милой. — Какой…

Смотреть, как Виктор тает от ей прикосновений не было сил. А потом Лючия взялась за хлыст.

Красные рубцы вздувались на спине и боках. Виктор сначала просто вздрагивал, а потом сквозь плотно сжатые губы стали прорываться стоны. Все громче и громче… и вдруг я понял, что они — не от боли.

— Хороший мальчик, — кусочек черной кожи на кончике хлыста огладил истрезанную кожу, — хороший. Но… еще рано. Подожди.

Хотело закрыть уши, чтобы не слышать этот змеиный шепот. Закричать, чтобы заглушить. Но на меня словно парализовало. А вот на мужчин голос Лючии действовал, как дудка гамельского крысолова: они подались вперед, а на лицах проступали восторг, восхищение и… предвкушение? У Кайо даже голос изменился. Из монотонно-механического превратился в живой, горячий, страстный.

— Да, еще рано, — продолжала шептать Лючия. — Я хочу услышать, как ты кричишь.

— Я буду кричать так, как желает моя Госпожа…

— Конечно, будешь, — она хлопнула его по заду ладонью. После хлыста это казалось почти лаской. — Только… я подарю тебе новые ощущения. Ты хочешь?

— Да!

Он выдохнул ей прямо в губы, словно перед поцелуем. И Лючия расцвела, как обычная женщина, получившая комплимент от любимого человека.

— Я постараюсь, милый. Мой будущий муж останется доволен своей невестой!

Шрамированный словно мысли читал. Лючия еще только поворачивалась ко мне, а он уже подавал развернутый чехол, в котором, как ручки в пенале, крепились ножи. Был выбран один, с закругленным лезвием. Он чем-то напоминал столовый.

— Свечу!

— Лючия, пожалуйста! Не трогай её!

— Милый, ты же хотел новых ощущений. Я не могу тебя подвести!

— Пожалуйста! Пожалуйста, — повторял Виктор, как заведенный. И смотрел прямо на меня.

Хотелось спрятаться от этого застывшего взгляда. И не смотреть, как приближается трепещущий огонек.

Его жар опалил замерзшую кожу и показался нестерпимым в этом холоде.

— Тебе же нравятся любовные игры? — поинтересовалась Лючия. — Они всем нравятся. Скажи, а на том острове… вы пробовали это?

Горячий воск капнул на грудь. Прямо на сосок. И тут же застыл уродливой кляксой.

— А вот так?

Капли превратились в тонкий ручеек. Лючия водила рукой, создавая из него узоры, похожие на морозные узоры на окнах. Такие обжигающие снежинки. Они покрывали плечи, грудь, живот… Несколько капель упало на ноги, расплавив капрон чулок. Удержать крик было почти невозможно и я всхлипнула. Я смотрела в полные ужаса глаза Виктора и заставляла себя терпеть. Потому что по щекам любимого мужчины текли слезы. А губы продолжали шептать:

— Пожалуйста! Умоляю!

— Нравится? — вопрос, заданный нам обоим. Но сил ответить не было и я просто висела на перекладине. Рук и ног давно не чувствовала и в сознании оставлась только благодаря силе воли.

Скользнуть в тьму беспамятства казалось заманчивым. Но тогда я могла упустить шанс вырваться из этого пыточного зала, сбежать, спастись… И спасти Виктора.

— Не слышу! — повысила голос Лючия.

— Не надо! Умоляю! Не надо!

Виктор рыдал в голос. Я не понимала — почему. Конечно, нож — это страшно, а горячий воск — больно. Но не смертельно. Пока Лючия не делала ничего, способного навредить по настоящему. Несколько ожогов и порезов не в счет. Они затянутся. И если повезет, не останется даже шрамов.

— Милы, ты сам не знаешь, чего хочешь, — повторила Лючия. И её голос снова ласкал, обволакивал, манил.

И вызывал ярость.

— Отойди от него! — не выдержала я.

То, что её руки ласкали обнаженное тело, я еще могла вынести. Но взгляд Виктора менялся. Кроме слез и боли там полыхало желание. И оно же горело в паху.

— Ты хочешь меня! — умилилась Лючия, не обратив на крик внимания. — Хочешь доставить мне удовольствие?

Её пальцы по хозяйски обхватили член, бережно коснулись головки. Виктор выгнулся и застонал не в силах сдержаться.

— Ты хочешь?

— Да!

— Но тебе придется подождать — я еще не готова. Да и ты пока не сдержал обещания: я не слышала твоих криков!

— Не надо, — молил Виктор и одновременно тянулся к ней всем телом. — Не трогай её! Зачем тебе Ева? Ведь у тебя есть я, твоя личная, персональная шлюха!

— Увы, уже не персональная! — палец указал на меня. — Но я исправлю эту оплошность. Я же еще тогда сказала, что ты — только мой.

Нож из рук она так и не выпустила. И теперь аккуратно соскребала им воск с моего тела.

— Теперь понимаешь разницу между тупым и острым? Сейчас увидишь еще больше!

Тонкий, похожий на шило ножик сменил «столовый». И улыбка Лючии превратилась в оскал.

Я обещала себе молчать. Клялась. Но не сдержала клятвы. Как молчать, когда с тебя срезают куски кожи?

Нож вонзался глубоко и Лючии приходилось приложить усилие, чтобы продвинуть его хотя бы не несколько сантиметров. Первые минуты я крепилась, потом не сдержала стон. И вскоре уже выла но одной ноте, терея разум. И слышала, как кричит Виктор, как умоляет прекратить. Но каждая его просьба вызывала лишь очередной виток боли.