А еще весь его вид безмолвно заявляет – я крайне опасен! Порву!

Сидящий волк чуть сместился. Внутри его тела что-то зажужжало, клацнуло, дернувшись, зверь едва слышно взвизгнул, на мгновение припал брюхом к земле, выгнул поясницу, вывалив почернелый язык, часто задышал, тяжело ворочая боками с проступившими под шкурой ребрами. Немалая часть страшных бурых клыков обломана под корень, изъеденные гниением десны и язык представляют собой страшное зрелище.

Держась за ствол дерева, я медленно поднялся, глядя как следом за мной движется волчий взгляд. Выставив перед собой пустые ладони, тихо сказал:

– Мир тебе, боец. Меня тащить никуда не надо.

Секунда…

И вставший волк двинулся прочь, бесшумно переставляя массивные лапы. Одного взгляда на его походку было достаточно, чтобы даже неискушенный в физиологии мог твердо заявить – у зверя серьезная беда с позвоночником. Зад сдвинут как-то в сторону. Настолько сдвинут, что задние лапы заносит налево, волку постоянно приходится подправлять свой маршрут.

Еще одно зримое свидетельство того, что все здесь медленно, но неуклонно гниет и выходит из строя. Сколько уже десятков лет киборгизированный волк несет свою службу?

А это несомненно она – служба.

Он поставлен здесь для выполнения четко прописанных функций.

Охрана Доброй Лиственницы, очистка тундры и леса от любой падали – будь то сдохший олень или сыроед. А еще защита сыроедов и всего острова от угроз. Каких угроз? Да любых, с которыми может справиться гигантский сильный волк. А еще Иччи является мобильным системным глазом – старый стальной нагрудник с тускло поблескивающим окуляром камеры трудно было не заметить. Не знаю работает ли камера сейчас, но руки зачесались проверить интерфейс. Я удержал этот порыв. Еще успею.

Бросив последний взгляд на Лиственницу, я повернулся и зашагал прочь, обходя кочки, карликовые березы и уже не обращая внимания на шустрых хищных зверьков охотящихся среди трав и мхов. Покинув Смертный Лес, я сделал еще десяток шагов и… рухнул под очередную кочку, ткнувшись лицом в пряно пахнущее цветочное созвездие.

Дерьмо… опять?

Оглядев толстенную книгу, я опустил тяжелый том на залитый солнечным светом обрывок ковра и недовольно пробухтел, обращаясь к жилистой черной спине согнувшегося над грядкой старого Грина:

– Она слишком большая и тяжелая! Дай другую!

– Читай – не оборачиваясь буркнул старик, выливая на листья молодого дайкона десяток капель драгоценной воды.

– Зачем только она вынырнула в том контейнере… лучше бы вечные кексы были в той коробке…

– Читай.

– Но зачем?

– Чтобы понять.

– Понять что?

– Что такое настоящие непреклонность, решимость, бесстрашие и готовность пожертвовать всем и всеми ради достижения поставленной цели. О непрестанном и непоколебимом движении вперед и только вперед. А подготовке на ходу, о том, как надо становиться сильнее прямо в движении! И о том, что в сраном мире нет сраных добрячков бескорыстно желающих помочь – каждый пытается урвать что-то для себя! Держи это в голове – и читай!

– Но тут сзади написано что-то про благородного стрелка, сдвинувшийся мир и темные силы… Сказка?

– Читай!

– А можно я с друзьями вместе читать буду? Так интересней.

– Нет.

– Но книга большая… долгая…

– Нет! Съешь сам, парень! Съешь сам! Жуй и наслаждайся вкусом! И читай вслух.

– Это не дайкон, чтобы наслаждаться – вздохнул я и с надеждой вздохнул на перешедшего к следующей грядке Грина. Но старик никак не отреагировал на мой намек. Тяжело вздохнув, я откинул обложку, положил дочерна загорелую ладонь на пожелтелую страницу и начал читать, стараясь не делать столь нелюбимых Грином пауз:

– Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его…

Фыркнув, я сонно встряхнул головой и поднялся. Долбанный флешбэк. И опять я не помню почти ничего. Какие-то обрывки. Слова тощего чернокожего старика, рисунок выцветшего ковра, потрепанная толстая книга раскрытая на первой странице с изображением мрачной черной башни.

Мелькнула тень…

Подавшись в сторону, упал на бок. И в землю с глухим стуком ударил длинный гарпун. Перехватив древко, дернул на себя, вырывая оружие из слабых рук вождя Гыргола. Завладев гарпуном, оперся о него и поднялся с насмешливым ворчанием:

– Подлый ты старик… и глупый, раз заходишь со стороны солнца.

– Не убивай меня – попятился Гыргол, с надеждой оборачиваясь и глядя в сумрак Смертного Леса.

– И не собирался – усмехнулся я, поворачиваясь и шагая прочь – До завтрашнего полудня.

Я, как и старый Гыргол, заметил стоящего в тени дерева седого волка, что внимательно наблюдал за происходящим. Еще целый пласт информации для размышления. Если меня убьет вождь – Иччи накажет его? А если я убью вождя? Или волку плевать на внутренние раздоры сыроедов? Кто знает. Но проверять на практике я не собирался – очень уж опасно парадоксально выглядел Иччи Смертного Леса. Умирающим, но при этом полным опасных сил.

Гарпун – деревянное древко, стальной двузубый наконечник – я оставил у первой яранги. Чуть подправил маршрут и двинулся к высящейся над стойбищем скале, невольно вспомнив безликую белую стелу, вздымающуюся в центре безобидных дэвов великанов. Тут прослеживается что-то общее. Будто лепили по одному лекалу… по одной системе… только внешний вид различается. Но оно и понятно – там пародия на никому ненужный лагерь рабочих-чистильщиков. А здесь как-никак живая музейная витрина…

Гарпун.

Этот примитивный смертоносный гарпун.

А если точнее – копье.

Во время беседы с гнидой Хваном, он пару раз упомянул о торчащем в его животе копье. Что и понятно. Когда увидишь в своем животе глубокую рану и ушедшее туда оружие – поневоле запомнишь на всю жизнь. Меня заинтересовал внешний вид копья, и я задал пару вопросов. И получил пару неожиданных автоматических ответов.

Какое древко? Рукоять?

Я думал он ответит – железо или пластик.

Но гнида, сам не замечая, что он говорит живущим в стальном мире гоблинам, сказал – дерево.

Точно дерево?

Конечно! Он отчетливо видел срезы рядом с насаженным наконечником. И глубокие отпечатки чьих-то зубов – будто некто, кому пронзили живот, изогнулся и с яростью обреченного впился в убивающее его оружие…

Наконечник какой?

Железный. Вроде плоский. Очень длинный. Примотан к древку чуть разлохмаченной бечевкой.

Я кивнул и велел рассказывать дальше про скитания ползком в вонючей тьме. Но уже решил – чем бы не закончился его рассказ, мы в любом случае пойдем к тому «соленому свету», где новорожденных призмов убивают копьями с деревянными древками и примотанными бечевками листовидными наконечниками.

И в голове снова ненадолго возникло это долбанное слово – эльфы. Эльфы, эльфы….

Это ведь с ними как-то связано волшебство, жизнь в лесах, ненависть ко всему чуждому и чарующая внешность? Копье с деревянным древком вряд ли могло напрямую относиться к высшим созданиям, но оно точно не имело ни малейшего отношения к нашему стальному миру, где копье – это заточенная арматурина, которую тебе вбивают в печень в темном закоулке.

К тому же деревянное древко – это дерево. Настоящая древесина. Обточенная ветка или ствол молодого прямого деревца. Так ведь? Подобные мысли и стучали в моей голове, когда я тащил бойцов по безымянным стальным коридорам и заполненным вонючей жижей трубам.

И вот мы здесь…

Внутри музейной витрины с регулярно устраиваемыми клоунскими представлениями, что должны показать древние обычаи и уклад жизни племени сыроедов…

Что ж… не совсем то, что я ожидал. Но ведь вон в той стороне море. А за морем земля. Вроде как темнеет кромка леса, а за ним к небу вздымается что-то еще…

Поэтому, оставив за спиной бессильно скрежещущего остатками зубов злобного старого Гыргола и куда более старого Иччи, я с воодушевлением двигался к скале, оттуда намереваясь прямиком двинуть к ярангам и задать уже куда более конкретные вопросы.