Это интересно и в государственной жизни. Когда люди всё нараспашку распахивают перед своими якобы сегодня друзьями, а завтра, может быть, и врагами, то они попадают в большие беды. Современные эксперты, политологи и историки говорят, как американцы ходили по нашим ядерным заводам, по лабораториям, по военным заводам, по пусковым установкам, прямо как у себя дома, с кадрами, с шифрами, со всем. Они просто как дома у себя были.

В то ельцинское время были добрые все, такая любовь захлестнула всех, что они всё показывали. И золото, и серебро, и ароматы, и оружейные комнаты. Но, говорит пророк, всё заберут у тебя. Заберут всё. И рабом тебя сделают. Поулыбаются с тобой, а потом поработят тебя. Потому что увидали силу твою и найдут у тебя немощное место, не закрытое броней.

Так надо и в государственной жизни, и в житейских своих делах, и в духовной жизни, конечно же, быть не то что прижимистей, а быть целомудренно сдержанным на похвалу самого себя. И на то, чтобы похвалиться детьми, машинами, деревьями плодовыми, домами, картинами или денежными сбережениями. Не надо. Сдержанность никогда человеку не повредит, наоборот, будет сохранять его во время сна и во время бодрствования, покроет его прохладной тенью.

Поинтересуйтесь, почитайте. Полезное чтение. Четвертая Книга Царств, глава 20-я. Ветхий Завет.

Люди должны любить друг друга. Это истина прописная, вместе с тем почти никем не исполняемая и к тому же замусоленная долгими разговорами вокруг нее да около. Чтобы любить, нужны благодать и готовность на жертву. Иначе – только эгоизм и утомительное словоблудие. И не правда ли, когда слышишь об обязанности любить, то, с одной стороны, чувствуешь, что нужно сделать что-то о-о-очень большое, а с другой стороны, возникает провокационный вопрос: «А что, собственно, делать?»

Если к любви относиться не как к приятной эмоции, а как к полю, которое нужно возделывать, то нужны конкретные упражнения, конкретные действия по приближению к цели. Например, прежде чем что-то хорошее делать, нужно учиться хорошо думать о людях. Все наши видимые дела вырастают из невидимых мыслей. В конечном итоге мы поступаем именно так, как мыслим. Вот увидел из окна своей колесницы остановившиеся и мигающие машины (в ДТП попали), и можно процедить, проезжая мимо: «Доездились, растяпы», а можно сказать: «Бедняги. Помоги им, Господи!» Дело кажется не стоящим выеденного яйца, но это не так. Это два совершенно разных отношения к жизни и людям, за фасадом которых скрываются совершенно разные поступки, соответственные мышлению. И я никогда не скажу плохого слова о человеке, тем более не подниму на него руку, не напишу донос, если прежде не уничижу его в помысле. Точно так же, думаю, дела обстоят и у вас. Заставлять себя хорошо думать о людях, не осуждать их, сострадать им, не радоваться их унижению – это и есть попытки стяжать любовь, хотя ничего заметного еще не сделано. Вся работа происходит внутри, невидимо.

Вы пошли на пикник. Что-то жарили, что-то откупоривали, о чем-то говорили с семьей или друзьями. Потом настало время возвращаться домой. Нужно потушить костер, чтобы ничего не тлело. Нужно подобрать за собой весь мусор и объедки, стекло, пластик и прочее. Нужно сделать все так, чтобы вы сами пришли через неделю на это же чистое место с удовольствием или другие пришли туда. Не в грязь, вами оставленную, пришли, а на чистое место. И это не ахти какая, но все же любовь. Это человеколюбие.

Так же как человеколюбием является отказ шуметь или слушать громко музыку с наступлением позднего вечера. Справа и слева через стенку отдыхают люди, и их нужно уважать. Может, уснули маленькие дети, и матери рады нескольким часам тишины. В любом случае нужно думать о людях, потому что мы не одни на свете живем. И если это не та высокая и сверхъестественная любовь, о которой говорится в Евангелии, то это нечто элементарное и необходимое, без чего не будет никогда ничего большего.

Во всем, как вы хотите, чтобы поступали с вами, и вы поступайте так же и не делайте другим того, чего себе не хотите (ср. Мф. 7, 12). Эта двуединая заповедь просвечивает сквозь всякое старание не причинять людям страданий, наоборот – облегчать им жизнь. Каждый день предоставляет нам немало случаев, чтобы поупражняться в этом занятии. Особенно чиновникам. У них есть соблазн смотреть на людей как на назойливых мух. Особенно начальникам. И у них есть та же опасность. Стоит между людьми возникнуть разделяющей границе в виде окошка в кассе, или прилавка, или стола в присутственном месте, как их отношения рискуют выстроиться в форме сдержанного противостояния. «Скажите, пожалуйста…» – «Чё пришел?» – «Не могли бы вы…» – «Говорите быстрее», – «Я бы очень хотел…» – «Ничего не знаю. Придите завтра». Один унижен, второй высокомерен. А раздражены оба. Всего этого очень много. Слишком много. И это даже понятно.

Человек не ангел. Он устает. От многолюдства устает особенно. У него свои проблемы есть, до каких никому нет дела. Его бы самого пожалеть, этого чиновника или начальника. А к нему все ходят и ходят, просят и просят, надоедают и надоедают. Это понятно. Но должно быть так же понятно, что все эти ситуации и есть школа взаимного терпения, кротости, братской любви, наконец. Такова любая очередь, хоть в поликлинику, хоть в паспортный стол. Такова любая толкотня, хоть в метро в час пик, хоть в гардеробе театра после представления.

Невозможно двигаться к совершенству, пренебрегая рабочими и служебными обязанностями, делая свою работу тяп-ляп. Ты кондитер? Делай свое дело с мыслью о тех, кто будет твои изделия есть. Ты штукатур? Плиточник? Думай о тех, кто будет жить в доме, тобою обустроенном. Водитель, портной, доктор, инструктор по вождению… Это всех касается. Человек должен делать свою работу так, чтобы его благословляли пользователи его трудов. Благословляли, а не проклинали и не злословили. Здесь одним мастерством не обойдешься, поскольку есть мастера жадные, мастера хитрые, мастера, никого не любящие. Здесь нужно к мастерству добавить сердце, заботящееся о клиенте, видящее в нем брата. Вещь элементарная, однако довольно редкая.

Нужно думать о людях, и, конечно, думать хорошо. Лишний раз их обижать и жизнь им усложнять не надо. Вспышки раздражения с их стороны стоит гасить благоразумным терпением. Все это любовь, доступная нашей худости. По крайней мере, это путь к ней.

Вряд ли нам придется совершить какие-то большие дела. Будем довольствоваться делами маленькими, которыми полон каждый день. Как говорил один из Оптинских старцев: «Святой Герасим был велик – у него был лев. А мы маленькие. У нас кот». И поглаживал при этом котофея, примостившегося у него на коленях.

Новый год – один из тех редких дней в году, когда масса народа не спит, совершая пьяную и обжорную пародию на всенощное бдение возле салата оливье, голубого (в разных смыслах) экрана и т. п. Это при том, что ночью не спать наш народ не привык. Сон – одно из немногих утешений бедняка. Сон бедняка, как говорит царь Соломон, сладок; и не важно, много или мало он съел. Богатый, напротив, отягченный лишним съеденным и выпитым, ворочается на ложе своем до рассвета. Это тоже говорит Соломон (см. Еккл. 5, 11). Нетрудно догадаться, что бедный народ наш в подавляющей массе своей на протяжении длинной истории спал крепко хотя бы потому, что, как говорил Портос, «кто спит, тот ест». То есть мало тратит сил и забывает о пустом желудке.

Но вот в Новый год мы не спим. Не привыкли. И возникает хорошая мысль. А именно: встретить Новый год молитвой в храме, ночью, не за изобильным столом, и не лицом в салате, и не в чужой квартире с вопросом утром «где я?» или «кто ты?». В храме встретить календарное начало нового года! Чем не красота и чем не благодать?

Часы на кремлевских курантах пробьют двенадцать раз, и раздастся по миру всякое «ура» на русском языке, и хлопнут открытыми пробками бутылки шампанского. Но именно в это время во многих храмах священники скажут: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа», – и начнутся литургии. И ничего лучше невозможно придумать.