Виктор Петрович ощутил приступ отчаяния и выключил надоевший прибор. Его взгляд остановился на бутылке водки, одиноко стоявшей на кухонном столе. Может быть, стоит выпить? Для успокоения нервов и… Нет! Являться пьяным к сыну своего товарища, да ещё на первую встречу, – это безнравственно и пошло. Пережив таким образом всю гамму чувств – от воодушевления до отчаяния, – к четырём часам Виктор Петрович достиг состояния блаженной отрешённости и мог бы сравниться (в своём спокойствии) с самим Гаутамой. Длинный чёрный автомобиль представительского класса долго вёз Виктора Петровича по каким-то закоулкам и наконец остановился у невысокого здания, искусно скрытого от нескромных взоров небольшим парком из густо ветвившихся деревьев. Огромный охранник услужливо открыл перед Виктором Петровичем тяжелую дубовую дверь, и Виктор Петрович с трудом поборол желание потрепать громилу по щеке, а затем оставить ему на чай. Внутри помещение оказалось больше, нежели оно представлялось снаружи. Здесь пахло какими-то изысканными благовониями (зажмурив глаза, Виктор Петрович представил себе ряд миниатюрных японок, одетых в традиционные кимоно), и негромко играла музыка (вариации Гольдберга в исполнении Гленна Гульда, отметил про себя Виктор Петрович и невольно усмехнулся – вкус хозяина помещения совпадал со вкусом одного широко растиражированного киноманьяка). Виктор Петрович в нерешительности замер и в этот момент увидел слабый лучик света, робко пробивающийся из-под двери, расположенной справа от входа. Решительно дёрнув дверь на себя, Виктор Петрович смело шагнул внутрь и замер в нелепой позе, глупо приоткрыв рот. Перед ним стоял человек, лицо которого было известно всем, кто хоть чуть-чуть интересовался современной российской политикой. Его считали серым кардиналом Кремля, его наделяли сверхъестественным влиянием на первых лиц государства, ему приписывали чудовищную изощрённость и коварство, его считали творцом нынешнего политического режима. Периодически он выступал в СМИ с какой-нибудь резонансной статьей, доводившей так называемую либеральную общественность до бурного сквирта (если пользоваться терминологией порнографов, чьё искусство является таким же нравственным, как и искусство политиков). Его идеи о «суверенной демократии», «долгом государстве» вызывали бурные дискуссии в среде политологов и будоражили сознание политических фриков годами. Патриоты обвиняли его в сдаче интересов государства иностранным державам, так называемые либералы ставили его на одну доску с Гитлером. Виктор Петрович инстинктивно сделал шаг назад и с трудом выдавил из себя:
– Это какая-то ошибка… Я не туда попал…
Хозяин помещения приветливо улыбнулся и протянул Виктору Петровичу большую тёплую ладонь. Его рукопожатие было в меру сильным, в отличие от некоторых людей, любящих сплющивать руку собеседника при пожатии, он на миг сжал руку старика, продемонстрировав недюжинную силу, и тут же ослабил хватку.
– Никакой ошибки здесь нет, вы приехали именно туда, куда нужно.
Виктор Петрович замешкался.
– Но… ваша фамилия…
– Моя настоящая фамилия… – хозяин назвал фамилию, которую носил спасённый Виктором Петровичем из Белого дома товарищ.
– Ах да, – опомнился Виктор Петрович, – я же об этом слышал (об этом слышали все, но никто не знал, соответствует ли это действительности).
– Присаживайтесь, Виктор Петрович, – хозяин радушно усадил гостя в огромное кожаное кресло, – выпить не предлагаю, знаю, что вы этим не увлекаетесь… Виктор Петрович, давайте мы не будем заниматься тем, что на Востоке называют «чесать мелкую шерсть», и сразу перейдём к делу. Вы нужны Родине!
При этих словах Виктор Петрович почувствовал тянущую боль под правой лопаткой (именно туда он получил ранение в тот последний раз, когда он был нужен Родине).
– Нам с вами повезло жить в чудесную, исключительную эпоху! На наших глазах с громким треском рушится система либерального мирового порядка – брекзит, «желтые жилеты», рост популярности правых в Австрии и Германии – всё это симптомы наступления новой эпохи, эпохи новой феодальной раздробленности в Европе. Пронырливые торгаши, люди «короткой воли» теряют власть, на смену им приходят прагматики…
Виктор Петрович с тоской вспомнил незабвенное «а жулик он, кажется, большой».
– …в этой ситуации наша страна представляет собой островок стабильности…
«Чего он со мной как на митинге?» – подумал Виктор Петрович, а его собеседник, внимательно следивший за Виктором Петровичем, уловил что-то в выражении его лица и, приблизившись на расстояние, которое в психологии называют интимным, и понизив голос до шёпота, произнёс:
– Не пройдёт и полгода, как политическая ситуация в стране кардинально поменяется. Пост президента станет формальностью, синекурой. Полномочия перейдут к реформированному государственному совету, своеобразному аналогу совета старейшин. Будет проведена конституционная реформа, которая позволит нашей стране и в дальнейшем демонстрировать спокойствие в этом бурном политическом океане. Предвижу ваш (совершенно справедливый) вопрос – при чём здесь я? Очень даже при чём! О реформе известно давно, и либералы хотят использовать открывшееся окошко возможностей для реванша. Они хотят провести своих людей на ключевые должности, взять под контроль финансово-экономический блок и осуществить тотальную сдачу государственных интересов в угоду западному корпоративному капиталу. Сделка будет включать отказ нашей страны от права вето в ООН, контроль западных стран над нашим ядерным оружием, прямое управление страной ставленниками запада, следование инструкциям МВФ, с последующей ликвидацией России как субъекта международного права и передачей территории Сибири и Дальнего Востока под мандатное управление Китаю и США. Вы спросите: а как же Папа? Отвечаю. Он устал, и Большая Игра уже не приносит ему былой радости – нет достойных противников, так, какая-то мелюзга беспозвоночная копошится у ног… Да и возраст уже сказывается… После реформы Папа займёт какую-нибудь незначительную должность и фактически удалится от дел. Я вам больше скажу, уважаемый Виктор Петрович, уже завтра будет объявлено о создании переходного правительства, которое будет действовать до момента окончания реформы. Папы в нем не будет. В ваших глазах я опять читаю невысказанный вопрос (должен заметить, что вы – прекрасный собеседник!): какое отношение это имеет к вам? Отвечаю! Выборы в Государственный совет будут проходить по смешанной системе, и повлиять на выборы по партийным спискам вы не сможете, а вот в одномандатных округах у вас и ваших сторонников очень хорошие шансы на победу. Да-да, не надо смотреть на меня так, как Ленин на буржуазию, я всё знаю, я знаю о ваших политических взглядах и разделяю их! (При этих словах хозяин кабинета так сильно сжал правую руку Виктора Петровича, что вызвал гримасу боли на его лице. «Похоже, что он припадочный», – мелькнула в мозгу Виктора Петровича шальная мысль.) Наша с вами задача – провести как можно больше представителей левопатриотических сил в Государственный совет, нам надо полностью переформатировать политическую систему России, мы не клоуны в цирке Барнума, по заветам которого живёт западный политикум, мы, не побоюсь этого слова, патриоты! Пользуясь вашим авторитетом в левых кругах, вы должны найти новые лица, воплощающие идею новой России, свободной от дешёвых демократических иллюзий. В ваших глазах я читаю новый вопрос – о, вы опасный собеседник, Виктор Петрович! Что от этого выиграете лично вы? Резонный вопрос! В данный момент рассматривается возможность декриминализации статьи, по которой обвиняется ваш сын…
Виктор Петрович ощутил мгновенный приступ дурноты, как будто бы в сердце ему воткнули длинную тонкую стальную иглу и стали её аккуратно проворачивать из стороны в сторону, испытывая его на крепость. Сын Виктора Петровича находился под следствием, это была его (Виктора Петровича) постоянная и ноющая боль.
…и в случае успеха нашего совместного предприятия я смогу посодействовать ускорению процесса его освобождения. Новой России нужны горячие неравнодушные молодые люди, каким, несомненно, является ваш сын. Это минимум того, что я могу и должен сделать для человека, спасшего жизнь моему отцу…
