Нам было сложно, чего таить… Таким всегда сложно. Нам всегда суждено видеть свою инаковость. Поэтому я уже прекрасно понимала, что ждет меня – нас! – дальше. Ведь в моем сердце уже были вы.

Дальше было все, как в жизни: поэзия неминуемо сменялась прозой. Таких, как мы, в этом мире тогда было уже порядком, но мы все равно вынуждены были скрываться. Общество всегда консервативно, и признать, что рядом с тобой теперь навсегда, на веки вечные, будут жить такие, как мы, мог в то время далеко не каждый.

Но мы смогли, мы выстояли. Мы создали свой мир. Чтобы появились вы. Ведь вы что?..

– …с самого начала поселились в твоем сердце, хоть ты и не хотела верить, – вывел знакомую фразу стройный хор.

– Правильно, милые. Так и есть, – я открыла глаза, посмотрела на них, улыбнулась и перевела взгляд на долину. Солнце стыдливо опускалось в горы, пытаясь спрятаться от ветра, который, как и много веков подряд, настойчиво щекотал его золотые пятки, утверждая: «Тебе все равно не уйти».

«Точно как дед» – с усмешкой пробормотала я.

– Что, бабуль? – стройные голоса внуков заставили меня очнуться.

– Ничего, милые. Я говорю, солнышко садится. Бегите, а то крылышки и шейки отморозите. И знаете что? Позовите мне деда. Будем с ним чай пить. И пусть поторопится – закат сегодня что надо. А то засиделся с гитарой.

Внуки вскочили с гамака и, весело щебеча, побежали в дом, заботливо прикрывая друг другу ладошками крылышки и кутаясь в шарфы, под которыми, на шейках, бились дополнительные сердца – наш родовой признак.

Вывеска действительно была невзрачной. Как и обещал тот радостно щебечущий голос в телефонной трубке. И висела она как-то косо, между «Ремонтом паровых котлов» и «Кундалини-йогой для всей семьи». «Да уж, компания под стать. Развелось же ж всякого…» – саркастично хмыкнула Оля, но, ни на секунду не задумываясь, потянула на себя пластиковую дверь.

В помещении было светло, неожиданно уютно и пахло лавандой. За небольшой стойкой сидела улыбающаяся женщина средних лет:

– Добрый день! Меня зовут Анастасия. Вы по поводу аппарата?

Оля кашлянула:

– Да, я Ольга. Мы созванивались вчера вечером.

– Да-да! – защебетала Анастасия. – Вот, пожалуйста. – И она протянула Оле какую-то белую трубочку, похожую на тампон для тех самых дней. В запаянном полиэтиленовом пакете.

Оля недоверчиво взяла аппарат двумя пальцами.

– Вот здесь две кнопки, – сказала Анастасия. – Нажимаете верхнюю – и тело уменьшается на двадцать процентов. Здесь встроенный сенсор, работает на базе фотошопа, так что будет постоянно считывать ваш внешний вид и постепенно делать из вас красотку, как эти все инстателочки. Но напоминаю! Прибор экспериментальный! Патент мы зарегистрировали, но испытания еще не окончили. Вы практически участвуете в его тестировании. Поэтому за результат наша компания не ручается и поэтому же выдает вам его бесплатно. Ой, вам же есть восемнадцать?

– Да, недавно исполнилось, вот паспорт, – Оля протянула документ. – А вторая кнопка?

– Вторая возвращает все назад. Точнее, отменяет предыдущий шаг. По крайней мере должна… – голос Анастасии вдруг стал менее уверенным. – Но пока все шло хорошо, все отзывы положительные. Берете?

Оля кивнула, спрятала «тампон» в сумку и вышла на улицу.

Была зима, но за эти пять минут в помещении она успела облиться с ног до головы потом и теперь пыталась прийти в себя. Когда ты весишь без малого 130 кило в 18 лет, то совершенно неважно, зима или лето, – жизнь твоя все равно невыносима и точка. А одногруппницу Светку все время хочется убить и тоже точка. «Фотомодель, блин. Обычно им до таких, как мы, дела нет, мы просто не существуем. И чего она ко мне привязалась…» – уныло думала Оля, уже бредя на пары.

В универ она пришла за пятнадцать минут до звонка, аудиторию как раз открыли, и вся группа ломанулась внутрь с целью поскорее занять места на «камчатке», подальше от унылого препода по эстетике. Внезапно Олю кто-то сильно толкнул, и она по инерции чуть сама не снесла нескольких человек рядом.

– Айй!.. Корова жирная, куда прешь! Как ты уже достала! Ты мне еще и кофту порвала, гадина! – конечно, это была, как назло, Светка. Обычно у Оли в таких ситуациях немедленно появлялось желание исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю. Но сейчас она вспомнила про аппарат и неожиданно почувствовала злой азарт.

Поток уже выплюнул ее в аудиторию, народ рассосался и начал рассаживаться. «Сейчас я вам всем покажу, – кипя от ярости, думала Оля. – Сейчас вы все увидите, что со мной произойдет». Она подошла к Светке, вытянула вперед руку с аппаратом и победоносно нажала на кнопку. Но прибор оказался и впрямь экспериментальным, потому что едва успевшая удивленно взглянуть на Олю Светка в ту же секунду растворилась в воздухе, а на пол аудитории аккуратно и печально опустились свитерок со свеженькой дырочкой, джегинсы, два браслета, три колечка и бельишко. И составили компанию внезапно осиротевшим ботильончикам.

Дети давно просили кота.

Сын – черного мальчика. Дочь – белую девочку.

Когда аргументов «против» не осталось, в приюте был отыскан подходящий вариант – белый мальчик.

С именем мои старорежимные дети не заморачивались. Барсик, говорят, он будет. И все тут.

Ну ок. С моей точки зрения. Я тоже этот, консерватор. А вот Барсик оказался пофигистом. Его что Барсиком, что кыс-кысом – ноль эмоций. На своей волне чел. Что есть кот, что нету. Сегодня откликнусь – завтра нет. Сегодня погладишь – а завтра фиг.

В остальном проявлял себя довольно по-котиному. Днями сидел на кухне и почему-то сверлил глазами вентиляционную решетку. Ночью спал. Никаких претензий. Лоток уважает. Сухой корм грызет. За ноги не цапает.

Притерлись. Но знаете, как-то без души. Не того хотелось детям. Не на такого питомца рассчитывали. На более классического, что ли. Чтобы и с бумажкой с ниточкой, и погонять, и спать с собой поукладывать.

Однажды ночью я проснулась от звуков. С кухни. Кто-то что-то отодвигал, придвигал… Я пугливая невероятно. Разбудила мужа, пошли вместе. Он впереди, я за ним.

На кухне горит свет, решетка от вентиляции валяется на полу. На столе стоят чашки, гринфилд наш черный пакетированный, печенье. За столом – Барсик. Натурально по-человечьи, нога за но… тьфу, лапа за лапу. Рядом с ним, на другой табуретке – человечек… Нет, скорее, кукла. И какая-то, знаете, до боли знакомая.

Мы с мужем, понятно, остолбенели от картинки. Но дальше было круче. Открывает Барсик пасть свою и выдает приятным баритоном:

– Сергей, Ирина! Ну вот клянусь! – и лапой себя в грудь. – Не по тем я делам. Люди вы хорошие и дети у вас не совсем монстры, и привык я к вам, чоужтам. Но… не могу. Не то у меня нутро. Социопат я. Но не могу просто уйти. Поэтому нашел себе преемника. Кузьма любезно согласился быть вашим домашним домовым. Поверьте, это даже лучше, чем котейка. Ус даю!

Мы с мужем смотрим на человечка – и точно! Это же домовенок Кузька из мультика! А он так:

– Здрассссьте, – шелестит и стеснительно глазками стреляет.

А Барсик:

– Вооот… Ну, вы тогда знакомьтесь, а я, значит, в общем, оревуар.

Задрал хвост, вскочил на подоконник, открыл форточку и выпрыгнул в ночной туман.

«март, 1965.

Это кафе на 14-й улице тесное и тусклое, но мне почему-то здесь уютно. И кофе очень хорош. Я прихожу сюда уже третий раз и по странному стечению обстоятельств каждый раз вижу его. Не знаю… Наверное, так бывает, когда вереница людей ежедневно просто проносится мимо, но однажды взгляд и память застревают на каком-то человеке. Так и здесь. Он довольно молод, гладко выбрит и все время в окружении друзей. Они галдят, курят и что-то бурно и весело обсуждают.

декабрь, 1965.

Я прихожу в это кафе исправно каждую неделю. Он появляется здесь по четвергам, я уже вычислила. Всегда не один, всегда! Это так удивительно. Ведь я, например, так и не нашла себе компании для походов сюда. А им с друзьями всегда весело и есть о чем поговорить. Нет, за все время он так и не приметил меня, хотя мы, можно сказать, каждую неделю несколько часов проводим практически вместе. Я знаю наизусть уже каждую складочку у его рта, всю коллекцию усмешек, три седых волоска на левом виске и изогнутую венку на правом. За этот почти год, что мы «знакомы», он стал более, что ли, зрелым, а разговоры за столом – более тихими и отрывистыми.