— Я видела странное. Лежала у алтаря, смотрела в небо, на звезды… знаешь, они… разные. Одни — словно бы наши, большие, близкие, пушистые, как одуванчики. Казалось, руку протяни — и можно погладить. А другие… мелкие, острые, как иглы… или алмазные крошки. Невообразимо далекие, чужие и равнодушные. Их было много, так много, что и не сосчитать… нет таких чисел. А между ними — пустота и ветер. Не знаю, как такое выходит — но пустота и ветер, похожий на далекий собачий вой… страшно, тетя. Мне показалось, еще немного — и я туда упаду.

Потом я вспомнила, что у меня есть вино, мясо, немного фруктов и хлеб. Я действительно положила все это на алтарь, и ела. Кощунствую, наверное? Но тогда я, признаться, забыла про Всеотца. Помнишь, ты рассказывала про звездный ветер? Может быть, это был он — ветер межзвездных пустынь. Все стало неважным. Я была наедине с чем-то настолько высоким, что наши понятия стали пусты и неважны. Там были только я — и бесконечность. Так странно сейчас вспоминать, как я ела, переодевалась в платье, прятала за камнями куртку и штаны… и была вместе с тем, что больше мира, больше тьмы и света…

Я видела наш остров, спящий, погруженный в море ночи. Песчинка — меньше песчинки в Эа, поля и леса, реки, горы, города и люди… и все было хрупкое — такое хрупкое, что лишь дохни, и развеется. Наставница! Ты спрашивала, готова ли я разделить с королем бремя власти? Отвечу — да, потому, что теперь я поняла, как он любит нашу землю. Как я люблю их обоих — Эленну и его.

Ну, а к утру у меня осталась лепешка. Я поднялась к алтарю, чтобы посмотреть на солнце, и услышала шаги. И Эле действительно увидел меня с хлебом у алтаря. И говорили мы примерно, как ты написала. Ты все знаешь, да? Я, наверное, утомляю тебя болтовней.

— Нет, родная, — тихо отозвалась Литиэль. — Мне интересен твой опыт. Я рада, что ты пережила то, что возвысило и изменило тебя.

— Изменило, да… — Гиланнет смотрела куда-то в пустоту. — Знаешь, я такая глупая была. Столько ерунды у меня в голове было — смешно и вспомнить. Теперь все стало проще. Точнее, не стало, просто я больше не боюсь. Вообще ничего не боюсь. Раньше боялась — что семья скажет, что люди подумают, да как справлюсь, да полюбит ли, да не разлюбит ли… а теперь даже смерти не боюсь — только того, что когда уйду в эту бездну, то у меня не останется вообще ничего. Ни любви, ни радости. Золота и шелков — тем паче, а уж чужое мнение — вовсе сор. Мы будем праздновать свадьбу осенью, как положено, а до того — помолвка. Мама умерла, тетки своими детьми заняты, отец сыновьями занят. И ближе тебя у меня никого нет. Так что, Эле к тебе придет благословения просить.

— Надеюсь, не всем двором.

— Не всем, но он сказал, что самые знатные люди придут. Это не больше десяти человек. Угостишь их своим настоем?

— Обязательно.

— Спать хочу, — призналась ученица. И улеглась на лежанке. — Пока там была — и усталости не чуяла, а сейчас навалилось…

— Отдыхай.

Литиэль отошла к окну. Странно — план удался, а чувство такое, что где-то ошиблась или обманулась. Она взяла кувшин, отхлебнула прямо из горлышка, прищурилась, глядя на блики, скользящие по темной поверхности настоя. Короны и обнаженные мечи, кровавые лужи и искры пожаров. Все так, как должно было быть. Как должно случиться.

И правильно.

— Ты еще пойдешь на гору? — тихо спросила она.

— Мм? — сонно отозвалась девушка. — Нет. Второй раз я столько в себя не вмещу — это Эле благословленный, а я просто влюбленная девочка. Может быть, позже… лет через десять…

— Хорошо. Спи, — Литиэль бережно погладила золотые волосы ученицы.

Да.

Через десять лет она умрет.

========== Часть 17 ==========

— Верхнее платье оттенка сапфира и дымчато-белый испод. Да-да! И платок с узором «морская пена». Нет-нет, никакого льна! Шелк, только шелк и шерсть тончайшей пряжи! Лебяжий пух… не успеем! Валинорские лебеди, они сейчас живут в истоке Сириля. Нужна парочка… нет, десяток! Пух и перо для накидки. Для полога кровати тоже понадобится… и наверняка многие захотят себе такие же накидки. Ох, госпожа моя, как вы прекрасны!

Гиланнет смущенно улыбалась, поворачиваясь, как велела мастерица. Литиэль пила отвар ацелас, стоя у окна. Когда закончится обмерка будущей королевы, то же ждет и ее. Король хочет, чтоб все были в праздничном — что ж, можно и принарядиться.

Она улыбнулась. Для того, чтоб произвести нужное впечатление, понадобится особое платье… на королевскую свадьбу все придут пестрые, как южные птицы, в мехах и перьях, стремясь перещеголять друг друга украшениями… поймет ли мастерица то, что ей нужно?

Устало вздохнув, она прикрыла глаза. Зная, что многие будут недовольны тем, что женой Короля стала безвестная воспитанница жрицы из небогатого семейства, она знала и то, что некоторые захотят что-нибудь с этим сделать. Будут те, кто ограничится злобным шипением и злословием… будут и те, кто решит устроить юной невесте небольшое падение с лестницы — благо, ядовитых грибов в благословенной земле не произрастает, а все известные знахарки и ведуньи под присмотром госпожи Гвайтрен, ставшей кем-то вроде наблюдателя и помощника для живущих в королевском домене целителей. Она знает всех, кто обучается ведовству, и всем неустанно втолковывает, что лишь милостью короля они нынче стоят столь высоко. Ведь и правда — по нынешним временам, когда здоровье людей так увеличилось, целители нужны были гораздо меньше, чем раньше. Сама Литиэль попала на такое хлебное место, как большой город с идущими на окраинах стройками только по знакомству — как ученица подруги арминалетской «смотрящей».

Да, «Смотрящая» — хороший титул. Надо бы ввернуть на ближайшем собрании, должен прижиться. Хотя бы в качестве неофициального.

А еще на такое событие, как королевская свадьба, непременно приедут наставница, госпожа Дайгрет и девы из Горного Храма, и их надо будет принять. Последним, кстати, что-то потребуется лично от нее — Литиэль болезненно сощурилась в раздражении от мыслей о пустых интригах за власть. Как хорошо вести по пути Гиланнет — простая влюбленная девочка, не то, что эти… чайки, дерущиеся за тухлую селедку!

Впрочем, ей нетрудно будет подыграть.

Литиэль поставила чашку и обернулась. Воспитанница уже высвобождалась из паутины мерных лент, а мастерица, улыбаясь, манила ее на место Гиланнет.

— Прошу, госпожа! У вас такие красивые волосы, такой чудный цвет! Я бы посоветовала вам…

— Подожди, почтенная, — мягко остановила она. — У меня есть некоторые предложения. Скажи мне, сможешь ли ты сшить…

***

— Она? Точно она?

— Та самая?

— Валар клянусь! Я ее на всю жизнь запомнил!

По старому правилу нарядиться красиво на праздник означало — ярко и украшено, и конечно, желательно в светлых цветах — эльфийской краски, дающей плотные темные цвета, привозили немного, и она быстро линяла под солнцем и ветром с моря. Да и не очень-то при дворе такое ценилось — когда еще живы были те, кто помнил черные знамена и черные платья рыцарей врага. Да и черный цвет Дома Феанора оставил по себе недобрую память…

Словом, вырядиться в жесткий шелк, ослепительно белый для простого платья и угольно-черный для верхней мантии, расшитой по рукавам и вороту узкими белыми перьями… это было несколько вызывающе. А учитывая неизменное мифрильное ожерелье, которое понемногу стали считать ее личным знаком, порождало сходство с узким белым клинком в темноте.

А еще шла она прямо за невестой, опережая даже ошалевшее от внезапной чести семейство Коррахов, и ловя обращенные на нее взгляды, чувствовала в них опасение и тревогу. Должно быть, здесь были люди, которым запомнилась та ночь, и убитый за песню мальчишка…

Кого-то это должно было отпугнуть. А кого-то спровоцировать. Вон, ползет по толпе гостей настороженный шепоток…

— Жрица Единого… целительница она, точно! Двоюродному дяде сломанную руку сложила, да так хорошо, будто и не ломал!