В задачу Стаса входило получение «посылки» от курьера из Стокгольма в гостинице с названием «Ради ун Драуги», «Друзья и родственники», в самом сердце Старой Риги переупаковка тайника в свой багаж, перелёт в Стамбул, передача курьеру, который передаст ценности неизвестному заказчику. Оплата по возвращении в Россию, в автосалоне, по документам о возврате денег покупателю в связи с непоставкой машины…
Стас уже сидел перед выходом на посадку, чтобы его расслабленного заранее видели таможенники, отвлечённо в уме пытался повторить работу кинооператора при съёмке порнофильма: от таких мыслей о нюансах профессии на лице регулярно появлялась улыбка или усмешка, которая должна была показать наблюдательным сотрудникам аэропорта, что пассажир ведёт себя расслабленно, а значит не переживает перед досмотром и вылетом, такого можно особо не шмонать.
– Стасян! Лохматый! – вдруг услышал Стас знакомый голос, отчего сердце забилось радостно. Этот любимый голос, его можно было слушать бесконечно!
– Дашенька! Здравствуй, солнце наше ясное! Ты как здесь?! – искренне удивился и обрадовался Стас. Какая же это радость, увидеть Дашу! «За эти пятнадцать лет она стала ещё прекраснее!», рассматривал Стас подходящую к нему нежно любимую женщину. Даша уже дважды была замужем, родила двух детей, заметно прибавила в весе. Когда-то тонкие руки и хрупкие плечи стали округлыми, талия стала шире, но осталась такой же пропорциональной по отношению к округлившимся бёдрам. Улыбка алых губ стала какой-то мудрой.
– Куда это ты собрался? – не отвечая на вопрос, сама спросила Даша.
– В Стамбул, – ответил Стас правду, – по делам.
– А что тебе там без меня делать? Давай лучше со мной, обратно, домой, – предложила Даша. От этого всё внутри у Стаса оборвалось.
– Надо. Очень надо. А оттуда уже и домой, – отозвался Стас.
– Никуда ты не полетишь. Я тебя не отпускаю, – уверенно заявила Даша, прямо глядя в глаза Стасу. – Я тебя, может быть, люблю. Я, может быть, специально сюда за тобой приехала. Хочу жить с тобой, ребёнка от тебя хочу…
Стас перестал соображать. Сколько же власти над ним было у этой женщины, которую она проявила в нескольких словах! К чёрту все дела! Никто не будет ему указывать! Он прямо сейчас обменяет билет, оставит контрабанду и документы «на машину» в кабинке туалета и навсегда останется с ней, с ненаглядной, с самой прекрасной женщиной! Плохо помня себя, Стас впервые за всё время их знакомства обнял и притянул к себе Дашу. Она улыбнулась, не отвечая на его объятие. С колотящимся сердцем Стас потянулся вытянутыми губами вперёд, чтобы впервые поцеловать её, самую прекрасную…
– Нет-нет-нет, не надо, не целуй меня, пожалуйста, – нахмурила брови Даша и начала отстраняться от него. На них укоризненно смотрел мужчина. Он подошёл несколько секунд назад, поставил на пол сумку и смотрел очень нехорошим взглядом.
– Пусти! Это мой муж! – ошарашила Стаса Даша. Он разжал опустевшие руки, она подошла к своему мужу и что-то непрерывно ему заговорила, увела его в сторону, со Стасом не прощалась. А весь мир Стаса рухнул. Почернел… Опустевший, с тёмными кругами в глазах, он едва стоял на ногах. За несколько мгновений вся сказка, которую он так лелеял внутри себя столько лет, исчезла.
Вспомнилась самая первая мысль, та, которая неосознанно пронеслась в мозгу Стаса в первую секунду, когда он ещё даже не знал имени Даши, а только увидел её в сопровождении взрослого мужчины: «Мелкая мерзавка, старых козлов совращает!». Сейчас эта мысль стала доминирующей: «Мерзавка! Какая же мерзавка!.. Зачем она всё это мне наговорила?! Зачем?!». Трудно было возвращаться в этот мир.
Нужно было проходить паспортный контроль и досмотр. В таком состоянии Стас мог привлечь внимание и завалить всю операцию, но выбора не было. Стасу стало всё равно. Если поймают – так даже лучше. Жить больше незачем. К нему действительно внимательно присмотрелся латвийский пограничник.
– С вами всё в порядке? – на русском спросил служивый.
– Бабы, – тяжело уронил Стас непослушным языком. – Долбаные бабы, – вложил всю горечь в ответ Стас.
– Красивая? – певуче уточнил пограничник.
– Очень. Вон она, третья от рамки, – головой указал Стас на соседнюю очередь.
– Решила ехать с другим? – продолжал допрос пограничник. Стас с тяжёлым вздохом кивнул. Пограничник видел всю сцену несколько минут назад, молча вернул Стасу паспорт и махнул рукой, веля проходить на посадку минуя досмотр.
Больше Станислав с Дашей не встречался. Он не мог её забыть, свою любовь к ней, простить свою ненависть… «Время, конечно, лечит, но как в бесплатной больнице», иногда думал Стас про Дашу.
***
– А я просто мужчин люблю. Замуж, семью – не хочу. А мужчин люблю. Особенно тех, кто не конючит и звонками с сопливой любовью не донимает. Вот, я вроде и женщина, а всякую сопливую любовь не выношу, – ответила через паузу «Анфиса». – Детей вообще никогда не хочу. Не выношу их…
– Что так? – удивился Стас очередному перепаду настроения.
– Несколько лет назад, когда родственнички меня уже задолбали, что пора замуж, я заявила своей семье, что я злостная чайлд-фри, не хочу детей и семью. Что тут началось… Что началось… Как все на меня накинулись… Что дети – это предназначение любой женщины. Только забыли, что когда мне было семь лет – на меня взвалили трёхмесячного брата, а в девять лет прибавилась новорожденная сестра. Что меня лишали всех детских прогулок и радостей, потому что я должна была следить за детьми, мыть их, менять пелёнки. Забыли, как родители меня били, когда эти мелкие уроды орали, что я не могу их успокоить. Как на меня в двенадцать лет взвалили водить младших с утра, ещё до школы, в детский сад и забирать их потом каждый день. Как меня лишили содержания, когда я после девятого класса сбежала из дома в другой город, в училище, потому что родителям теперь пришлось самим «ставить на ноги» этих малолетних недоумков, и я сама себе зарабатывала с пятнадцати лет. Нет уж, спасибо, теперь я ненавижу детей. Теперь я буду жить только для себя. Детей я уже навоспитывалась. – После молчания добавила с какой-то горечью: – Как я выросла, так «все твои друзья и одноклассницы уже замужем, детей завели, и тебе пора». А как в детстве – «а если все пойдут с горы прыгать – ты тоже пойдёшь?». Главное, всегда знают, что мне лучше, а меня не спрашивают. Понимаю вас, мужиков, которые баб истеричками считают. Я тоже баб терпеть не могу! Особенно яжматерей!
– Обожаю жизнь… Первую половину жизни зарабатываешь себе комплексы и психотравмы, а вторую половину пытаешься от них избавиться. Чудесно… – проникся рассказом «Анфисы» Стас. – Как это у Александра Галича: я живой ещё пока, но, как видишь, дёрганый…
– Каждая девушка немножко Мэрлин. Но только некоторые из них Монро, а остальные Мэнсон, – улыбнулась «Анфиса». – Я тебя уже раздражаю, да? Ничего не могу с собой поделать… – «Анфиса» помолчала. Зевнула, продолжила: – Обожаю, когда кто-то говорит «у меня сложных характер» и выдаёт это за достоинство. А на самом деле это просто тупой, невоспитанный мудак. Просто сидит в человечишке говно, а он его гордо называет «сложный характер». И я такая же, – опять грустно закончила «Анфиса». – А что у тебя дома из еды есть? Я уже сильно голодная, аж звереть начинаю.
– Всякое есть. Супчик, борьщик, мясо с картошкой, вермишелька с котлетками, – задумчиво перечислял Стас, продвигаясь на несколько сантиметров вперёд.
– А чего так много всего? – искренне удивилась «Анфиса».
– Люблю вкусно и много поесть, готовить люблю, – признался Стас.
– А ты хорошо готовишь?
– Да. Лучше многих женщин. – «Анфиса» удивлённо-недоверчиво приподняла брови. Стас усмехнулся и развил тему: – Мужики лучшие в мире повара, но готовят редко. Мой опыт показывает, что мужик, поедая современную женскую еду должен молчать, когда приготовлено не вкусно, и не молчать, когда вкусно. Поэтому есть мужское правило: когда я ем, я глух и нем… А мою стряпню едят с похвалами. Кстати, знаешь лучший рецепт на восьмое марта? Записывай: берёшь одну женщину, используя вино или коньяк очищаешь её от верхней одежды, выкладываешь на кровать. Если женщина настоящая, то от неё вкусно пахнет и мыть её не надо. После этого разглаживаешь её по всей длине и начинаешь жарить тридцать-сорок минут, или дольше, если получается, но регулярно переворачивая, до образования довольного румянца. Блюдо готово!
