Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Для нас значение Александра Булгакова выразил Петр Вяземский, отметив, что его переписка отразила «весь быт, все движение, государственное и общежительное, события, слухи, дела и сплетни, учреждения и лица, с верностью и живостью», превратившись в «стенографическую и животрепещущую историю текущего дня».

Представленный материал увидел свет в «Русском архиве» в 1864 г. и представляет собою публикацию бумаг, найденных в архиве покойного А.Я. Булгакова, в частности, известий, полученных из Москвы начиная с 6 сентября 1812 г.

Новые подлинные черты из истории отечественной войны 1812 года

1. Выписка известий из Москвы от 18-го сентября[21]

Опустошения и пожары продолжаются; дома зажигаются, а потом стреляют в них ядрами, как бы в крепость. Сие учинено было с домами графа Растопчина, Остермана, Апраксина, графа Маркова, Пашкова, графа Панина и проч. В первом из сих жил Бертье, но через два дня оставил его, выехал из города, равно выехал и Мюрат из Баташова дома[22].

Своевольства столь велики, что были наказываемы, но теперь и сам Себастиани приносящим жалобы признается, что он не в силах их удерживать. Все Французы ежедневно пьяны после обеда, и жители их убивают, тогда и зарывают, но число всех жертв невелико.

Обе Басманные и часть Покровки сожжены, равно обе стороны бульвара[23], Никитская, Тверская, Немецкая слобода, Сретенка, Арбат и Лубянка. Во всех церквах сделаны конюшни. От святых икон сдирают оклады, а потом кидают их на улицу. Кремль цел, и неизвестно, что там делается, ибо строгие караулы никого туда не впускают, а думают, что грабят соборы.

Французы опечалены и ожесточены, что не требуют у них мира, как им Наполеон то обещал по занятии Москвы, а потому разорениями и грабежами думают к миру понудить.

Наполеон был один только раз в Москве, а другие говорят, что и 15-го числа приезжал в солдатском плаще, но на короткое самое время. Он живет в Петровском дворце, где и гаупт-квартира.

У жителей отнимают рубашки и сапоги, мучат их разными работами, не кормя, и когда они умирают от голода и усталости, то берут на улицах и в домах других на их места. Удивительно то, что у самих Французов ежедневно бегает по 100 и более солдат. За ними нет никакого присмотра, и они не слушают начальников своих. Ежедневно расстреливают за неповиновение.

Армия наша вся по Калужской дороге, французская также в 10 верстах от города и в 22-х от нашей гаупт-квартиры, в Красной Пахре.

Отделенный в Можайск, генерал майор Дорохов с 16 000 чел. кавалерии, отрезал у Французов сообщение с Францией. Он перехватил 16 фур, нагруженных золотом и серебром, кои посылались в Париж. Также перехвачен курьер с письмом Наполеона к сенату, где он говорит, что Москва не представляет тех выгод, которых он ожидал, и в негодовании, что не присылают ему снарядов, которым 1-го сентября надлежало уже быть в армии. Он прибавляет, что чиновники будут за то ответствовать своими головами. По всему ясно видно, что мир ему очень нужен и что устойчивость Русских не делать к тому никаких домогательств его приводит в большее ожесточение на Москву.

Говорят, что генерал Милорадович брался осадить Петровский дворец ночью и взять Наполеона живого или мертвого, но что князь Кутузов на то не согласился.

В Москве прибита афиша на французском и русском языках, в коей говорят, что известие, распускаемое, будто бы Молдавская армия имеет соединиться с Кутузовскою 25-го сентября, не справедливо, что Молдавская армия еще в Бухареште, не почитая мир с Турками прочным, что она состоит из 25 000 человек только, что слухи сии распускаются только для ободрения нашей армии, разбитой и побежденной, и для жителей Московских и проч.

Все радуются морозам в Москве, ибо улицы завалены мертвыми телами, коих и не хоронят.

Еще сказывал мне офицер, бежавший из Москвы, что прекрасный дом графа Разумовского на Гороховом поле с садом сожжен, а равно дома всех присутствующих в комитетах и многих других[24]. Также сожжен театр[25].

На всех домах богоугодных заведений Наполеон написал «Maison de ma mere»[26], также и в сумасшедшем доме, не знают, что он сим разуметь хочет.

Церковь и кладбище раскольников целы, потому что они встретили Французов с хлебом и солью и просили пощады.

Преосвященный Платон, узнав о взятии Москвы, умер апоплексическим ударом в церкви, в Вифании[27].

2. Перечень известий из Москвы и окружностей ея от 20-го сентября

Бывший содержатель пансиона в Москве Villers сделан обер-полицмейстером[28], а Обер, муж торговки Шалме, сделан плац-майором. У сей большие столы, и всякий день обедают генералы и другие чиновники[29].

Вот форма пропуска печатного, данного женщине, служащей у актрисы Носовой: «Place de Moscou. Par ordre de S.M.l’Empereur, le commandant de la place de Moscou, le general de division et comte de l’empire a toutes les patrouilles et detachements de l’armee franзaise. – La signora Aksinia, nourice, sera respectee dans sa personne et dans ses proprietes; en foi de quoi etc». Подписано le comte de Sebastiani[30].

Полагать должно, что мало или нет изменников, ибо в Москве один только переводчик. Человек князя И.М.Д. приходил к Мюрату жаловаться на буйства солдат, живущих в доме его господина, но узнал, что Мюрат с ним говорить не может, потому что переводчик послан в Кремль с препоручениями, а человеку велено приходить на другой день, в 8 часов поутру.

Сей же человек описывает своему господину виденное им самоглазно: за алтарем Архангельского собора спит французская кухарка, возле окна готовит она и кушанье, она сшила себе платье из риз поповских, бархатных и других. Да и сами Французы, когда дождливое время, показываются на улицах в священнических облачениях, дабы сберегать свои мундиры. Наглости всякого рода и ругательства, чинимые в церквах, столь безбожны, что перо не смеет их описывать: оне превышают всякое воображение. Поведение сие непонятно, ибо сим Французы более еще раздражают народ против себя.

Некоторые ряды заняты Французами, кои посадили туда своих жен, а сии торгуют мехами, полотнами, сукнами и продают все за самую сходную цену, но на серебро. Корысть сего торга начинает привлекать несколько людей в Москву. Цибик чаю можно иметь за 15 р., тогда как за хлеб платят Французы по два, по три и даже по пяти целковых. Чай, сахар и кофе валяются по улицам. Французы берут ящики и набивают их другим.

Вышеупомянутый человек видел сам князя Петра Алексеевича Волконского, Степана Абрамовича Лопухина и князя Дмитрия Васильевича Голицына, таскающих на плечах своих кули. Французы погоняли их, крича: ало! ало! – Неизвестно, как они остались в Москве, но слышано только, что на Голицына приходили люди жаловаться в тиранстве, и что они его не выпустили из Москвы.

Усердие аптекаря Нордберга заставило его остаться в Москве для шпионства. Здесь прилагается последний его бюллетень, по коему видно, что Французы оставляют, и очень поспешно, Москву, пробираясь по Смоленской дороге во Францию, откуда получены худые известия. Бюллетень сей получен на передовых наших постах по Владимирской дороге[31].

Обнародована в Москве афиша, коею все помещики приглашаются возвратиться в Москву, но сие объявление не произвело ни малейшего действия, тем паче что ни один помещик не может надеяться найти себе убежище.

вернуться

21

Здесь и далее указаны даты по старому стилю.

вернуться

22

Усадьба Баташева (Яузская ул., дом 11) была построена в 1796–1802 гг. для богатейшего российского заводчика И.Р. Баташева. Вскоре после начала оккупации усадьбу выбрал для своего проживания маршал Мюрат, однако пожар заставил маршала и его свиту покинуть дом. При этом французы не преминули захватить с собою и наиболее ценное имущество усадьбы, которое не удалось эвакуировать Баташеву. Усадьба значительно пострадала от пожара, позднее восстановлена. В настоящее время – городская больница № 23.

вернуться

23

Имеется в виду Тверской бульвар.

вернуться

24

Деревянный дом для графа А.К. Разумовского был выстроен на Гороховом поле по проекту арх. А.А. Менеласа в 1799–1802 гг. Главный корпус был деревянным, боковые корпуса – каменными. Ныне это дом 18 по улице Казакова.

вернуться

25

Арбатский театр стоял в начале современного Гоголевского бульвара.

вернуться

26

«Дом мэра».

вернуться

27

Спасо-Вифанский мужской монастырь в Сергиевом Посаде.

вернуться

28

Это тот самый магистр Московского университета Виллерс, что припал к стопам французского императора уже 2 сентября на Поклонной горе. Один из ярких примеров коллаборационизма и предательства. Виллерс не только сам вызвался служить оккупантам обер-полицмейстером, но и составил список подобных себе отщепенцев, которых французы могли бы назначить комиссарами московской полиции. Активно участвовал в проведении оккупационной политики. Бежал вместе с французами, однако, был пойман и арестован. Пользуясь личными связями избежал наказания, хотя по результатам расследования был приговорен к ссылке в Сибирь.

вернуться

29

О семье Оберов не раз упоминается в этой книге. Николай Обер и его жена Мари-Роз Обер-Шальме имели в Москве магазины модной одежды, один из них находился на Кузнецком мосту, другой в принадлежавшем им доме в Глинищевском переулке (ныне дом 6). Один из самых дорогих в Москве магазин отличался непомерными ценами на продаваемые товары, а его хозяйка угодила в роман «Война и мир» – именно к ней старуха Ахросимова повезла одевать дочерей графа Ростова: «На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m-me Обер-Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя». Мать А.С. Пушкина Надежда Осиповна тоже приезжала к Обер-Шальме за покупками, когда своих маленьких детей Сашу и Олю надумала она учить танцам. Фамилию предприимчивой француженки москвичи искорежили на Обер-Шельме, некоторые даже полагают, что само слово шельма пошло в народ с того времени. А между тем состояние Оберов перед войной достигло полумиллиона рублей! Когда увлечение всем французским стало приравниваться к измене, и вывески на вражеском языке стали сбивать с фасадов, модные магазины позакрывались. В 1812 г. Николая Обера выслали из Москвы, а вот его жену с двумя сыновьями оставили. Сие странное обстоятельство породило немало обывательских толков. Как пишет Лев Толстой в третьем томе своей эпопеи, граф Ф.В. Растопчин, высылавший всех французов из Москвы, оставил в городе «г-жу Обер-Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения». Неудивительно, что Обер-Шальме посчитали французской шпионкой. Когда Наполеон занял Петровский дворец, одной из первых, кого он вызвал к себе, была… госпожа Обер-Шальме. «Легко представить, каким печальным размышлениям должен был он предаваться в своем Петровском дворце; по всей видимости, он не смыкал глаз, как и все несчастные жертвы этой несчастной ночи, потому что около шести часов утра один из его адъютантов отправился в ближайший лагерь и просил от его имени г-жу О*** явиться к нему. В первые попавшиеся дрожки запрягли скверную лошадь, и адъютант провожал г-жу О***, которая отправилась, как была, в своем лагерном костюме. У ворот дворца встретил их маршал Мортье, подал ей руку и провел ее до большой залы, куда она вошла одна. Бонапарте ждал ее там, в амбразуре окна. Когда она вошла, он сказал ей: «Вы очень несчастливы, как я слышал?» Затем начался разговор наедине, состоявший из вопросов и ответов и продолжавшийся около часу, после чего г-жу О*** отпустили и отправили ее с такими же церемониями, с какими она была встречена», – писал еще один «москвич» с трудно произносимыми именем и фамилией шевалье Франсуа Жозеф д’Изарн де Вильфор: «…Не знаешь, что и подумать о великом человеке, который спрашивает, и кого же, г-жу О***, о предметах политики, администрации и ищет совета для своих действий у женщины!» – удивлялся много лет спустя де Вильфор. Отсюда и пошла слава Мари Обер-Шальме как французской лазутчицы. Беседа с императором тянулась целый час. Де Вильфор отметил, что ответы Обер-Шальме «показывают здравый смысл и большое беспристрастие. Так, например, Бонапарте спросил, что она думает об идее освободить крестьян? – Я думаю, Ваше Величество, что одна треть из них, быть может, оценит это благодеяние, остальные две трети не поймут, пожалуй, что вы хотите сказать этим. Тут Бонапарте понюхал табаку, что он делал всегда, встречая какое-нибудь противоречие». Граф Алексей Уваров дополняет рассказ шевалье: «Несчастная заплатила ужасной ценой за роковую честь поговорить с современным Чингис-Ханом… Когда французская армия покинула Москву, она последовала за отступающим войском с своими детьми. Это семейство выстрадало столько же, сколько и другие беглецы; рассказывать об этом было бы ужасно… Она умерла от тифа; есть основания предполагать, что яд сократил ея дни». Как писал П.И. Бартенев, «эта обирательница русских барынь заведовала столом Наполеона и не нашла ничего лучше, как устроить кухню в Архангельском соборе. Она последовала за остатками великой армии и погибла с нею». В самом доме Оберов в Глинищевском переулке в то время, пока его хлебосольная хозяйка угощала Наполеона в Кремле, разместился высокопоставленный французский генерал со своей свитой, и, быть может, потому здание не пострадало от пожара. Не успев освободить крестьян от крепостного права, Наполеон оставил Москву. Вместе с благодетелем бежал и французский генерал, и госпожа О***. Обер-Шальме как особа, приближенная к императору, сломя голову неслась вместе с французской армией по бескрайним просторам как всегда долго запрягающей России. С кухаркой Бонапарте были и два ее сына Федор и Лаврентий, родившиеся в Москве и добравшиеся уже после смерти матери во Францию. Особняк в Глинищевском опустел, но не надолго. А в Москве подсчитывали убытки. Одним из немногих уцелевших домов был бывший особняк Обера. Его и заняла канцелярия московского обер-полицмейстера Ивашкина. Граф Ростопчин приказал ему: «…Магазин Обер-Шальме… конфисковать и продать с публичного торгу, вырученные же деньги употребить на вспоможение разоренным московским жителям». Не прошло и пяти лет после окончания войны, как уцелевшие Оберы – Николай и два его подросших сына – вернулись в наш гостеприимный город. Москва оказалась не злопамятной. Да и понять возвращенцев можно – родились мальчики в России, тянуло их на родину. Дом в Глинищевском опять стал принадлежать французам-эмигрантам. После смерти Николая Обера в 1826 г. особняк перешел по наследству одному из его сыновей – Лаврентию. С него-то и начинается «пушкинский» период в истории здания. В находившейся здесь гостинице поэт останавливался шесть раз.

вернуться

30

«Москва. По приказанию Е.В. Императора, московский комендант, дивизионный генерал и имперский граф всем патрулям и отрядам Французской армии. Личность и собственность синьоры Аксиньи, кормилицы, имеют быть уважаемы; в удостоверение чего и т. д. Граф Себастиани».

вернуться

31

Приводится ниже.

11
{"b":"670590","o":1}