– Да. Название восходит к метафоре, коей мы, подобно плащу, накрываем свое благоговение. Если пруд пред тобой наполнен слезами, тогда Бич…
– Ага, понял. – Объяснения Османа и в самом деле ему помогли. – Но если это ресница, что-то боюсь я увидеть тот глаз, к которому она прикреплена.
– Ты зришь его каждый день, Омфал. – Осман смотрел на свод пещеры так, словно мог видеть сквозь камень.
– Неужели? – со скепсисом в голосе уточнила Сесстри.
– Да, а он видит вас. – Сид сжевал еще одно семечко. – Ваш князь превратил его в свой дворец.
– О-го-го! – присвистнул Никсон. – Купол? Это что-то новенькое.
Осман покачал головой, все еще пытаясь улыбаться, – во всяком случае, уголки его губ слегка изгибались вверх.
– На самом деле это очень, очень, очень древнее место. Грот служит осью нашего мира. Axis mundi – мировой столп. Его символизм крайне близок понятию пупа, омфала, исходной точки творения, его центра. Вот к этому центру мы и приходим ради своих медитаций.
– Тогда почему каждый чудак меня так обзывает? – спросил Купер.
– Центры порой смещаются. – Сид опустил взгляд, но все же продолжил: – Если еще вчера центром всех миров служило конопляное зернышко, то сегодня… Что ж, почему бы ему и не быть человеком?
– Ты все еще собираешься сказать те слова? – обратился к Алуэтт седовласый Беда, впервые подав голос. – Старина Доркас хотел бы этого, хотя он прошлой ночью весьма скоропостижно скончался.
– Сию секунду, – кивнула Алуэтт, а затем продолжила, глядя прямо в глаза Сесстри: – С рассветом мертвые владыки пойдут войной на Купол. Королева фей, которая тебе и в страшном сне не приснится, присоединится к ним, и ты вскоре это почувствуешь. Бери это и беги. Одна. – Алуэтт извлекла из-за спины какую-то книгу и вручила ее Сесстри.
Сесстри не сопротивлялась. Она только кивнула, напряженно глядя на собеседницу, и приняла книгу. «Погодные ритмы города» за авторством Сьюзен Мессершмитт.
– Ну и куда мне бежать?
Осман ткнул пальцем в ту сторону, откуда сам недавно пришел, и смоляной сфинктер вновь обратился в дверной проем.
– Купер?
– Со мной все будет хорошо, Сесстри, – ответил тот. – Последуй ее совету. Теперь, думаю, я смогу тебя найти, если будет нужно.
Купер надеялся, что не покривил душой. Никсон же, в растерянных чувствах, переводил взгляд с Алуэтт на Сесстри. Затем он все же бросился следом за женщиной с розовыми волосами, высказывая комплименты в адрес ее талии и вопрошая, почему бы ей не помедлить, чтобы он мог догнать ее.
Развеянные начали нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, и Алуэтт сдалась. Она испустила глубокий и тяжкий наигранный вздох и отсалютовала Беде, словно Ширли Темпл в «Маленьком генерале».
– Черви под моей пятой, приказываю вам привести в исполнение Великий План Анвита, – провозгласила она– Тяните цепи, рабы Первых детей. Откройте Око. Сокрушите Купол.
«Жюли и Гюллет» страдала от избытка посетителей, но, хотя персонал и выбивался из сил, пытаясь обслужить толпу, которая уже не вмещалась в зале и вынуждена была располагаться снаружи на площади, Окснард Теренс-де’Гис наслаждался плотным обедом, сидя у окна в мезонине и имея возможность разглядывать как переполненный зал таверны, так и толчею на улице. Даже те мальчишки, что обычно исполняли обязанности судомоек, сейчас раздавали пиво из-за сколоченного на скорую руку прилавка. Маркиз сидел в одиночестве за своим столиком, хотя и заказал еды и питья на четверых. И, судя по тому, с каким аппетитом он принялся за трапезу, благородный сеньор намеревался умять свой заказ единолично.
Окснард посмотрел сквозь ограненные, будто алмазы, секции витражного окна и увидел, как толпа расступается и бурлит перед человеком, который даже через цветные стекла оставался серым. Маркиз слизал подливку с унизанных перстнями пальцев и удовлетворенно рыгнул.
Пока Эшер прокладывал путь через толпу, он отметил про себя некую болезненность, присущую этой шумной пирушке. Нет, это было бы слишком мягким описанием. Лица людей пылали от обилия выпитого, но все же они продолжали вливать в себя одну пинту за другой, словно никак не могли утолить жажду, а рубашки, обтягивающие раздувшиеся животы, были вымазаны жиром многочисленных отбивных. Что-то черное шевелилось, высунувшись из уха одного мужчины, а женщину неподалеку «украшали» сразу три такие штуковины – две в одном ухе и еще одна торчала из носа. И никто, казалось, ничего не замечает, а если и замечает, то не придает этому факту никакого значения.
Компания кровавых шлюх, сгрудившаяся в дальнем углу, обводила толпу безумными, голодными взглядами, и, пробиваясь к таверне, Эшер заметил, как они время от времени утаскивают то одного, то другого пьяницу в укромное место. И проститутки жизни-то не часто радовались необходимости поработать, а в том, что полдюжины кровавых шлюх разом с такой охотой взялись за свое ремесло, было и вовсе нечто неправильное. Ему прямо-таки даже стало любопытно, умирают ли они сейчас от рук своих клиентов или просто трахаются с ними. Собравшиеся на площади мужики не больно-то походили на кровожадных убийц, хотя, разумеется, кто его знает.
Прежде Эшер был слишком отвлечен тем… резонансом, что поразил его на крыше одной из башен мертвых владык, чтобы обращать на это внимание, но теперь, когда он пришел в себя и успокоился, стало невозможным не замечать, что дамбу наконец прорвало. Скверна, которая медленно заражала город, уже не скрывалась и теперь влияла на всех, не только на Умирающих. Сварнинг пришел. Куда бы красноленточная богиня не утащила Сесстри с Купером, те будут в сравнительной безопасности, пока сам он повидается со старым другом.
Войдя в двери и протолкавшись к стойке бара, Эшер принялся осматривать столы. Окснард свистнул, привлекая его внимание, и помахал рукой с мезонина, к которому вела лестница, обегающая по кругу стены таверны. Как и следовало ожидать, маркиз занимал отдельный столик, само собой заставленный едой. Конечно же, он ждал визита Эшера, как всегда, страдая от желания поболтать.
– Давай-давай, присаживайся! – Окснарду было вовсе необязательно это говорить, поскольку Эшер и так уже устроился напротив маркиза. – Не стесняйся, накладывай себе.
– Гляжу, ты, как всегда, не унываешь.
– А ты, напротив, как обычно, угрюм? – расхохотался Окснард, но затем покосился на толпу на площади.
– У меня есть лекарство от вашей тоски, – устало улыбнулась Эшеру официантка, ставя на стол четыре кружки пива; одну из них серый человек тут же осушил залпом и протянул руку за второй.
– Сегодня в кости не играешь? – спросил он.
– Так ведь ты же собрался прийти, – улыбнулся Окснард. – А с тобой играть довольно-таки рискованно.
– Забавно, что ты об этом упомянул. – Эшер швырнул на стол погнутую монетку с профилем Леди Ля Джокондетт. – Мне-то казалось, что ты достаточно умен, чтобы не пытаться вставать у меня на пути, Окснард. Вот что было действительно рискованным.
Изумление на лице маркиза, казалось, было невозможно подделать.
– Понятия не имею, о чем ты. А еще совершенно уверен, что тебе ни за что бы не удалось найти своего похищенного приятеля, не будь я настолько небрежен, чтобы забыть эту монетку, ради которой мне пришлось так отчаянно блефовать. – Окснард протянул руку и забрал монету. – Забавно, как порой все оборачивается. Кстати, спасибо, что вернул мой заслуженный выигрыш. Аригато.
Эшер покачал головой:
– Вряд ли бы после такого отец тобой гордился.
– Ой, ну вот кто бы еще заливал про отцов и их гордость? – снова улыбнулся Окснард, глядя поверх шапки пивной пены; Эшер отвел взгляд. – Во всяком случае, мы оба были заняты делом. А сейчас мы заслужили право выпить. Уж в этом-то мы с тобой разбираемся. Еще мы хорошо умеем скрываться от жен – да-да, знаю, для тебя это болезненная тема, и прими мои искренние извинения, но я продолжу, – прекрасно разбираемся в шлюхах всех разновидностей и мастей. Помогаем вещам вершиться в меру наших определенно недостаточных сил. Я вот, к примеру, занимался поисками кое-каких жизненно необходимых местных гильдий. Пытаюсь удерживать бизнес на плаву, насколько это сейчас возможно.