Рейджен вздохнул и поплотнее запахнул плащ. Запрокинул голову, устремив взгляд в небо. Может, хоть звезды подскажут, что делать дальше?
Звезды молчали. Подмигивали только, загадочно, но отвечать на вопросы не спешили. И Рейджен их не винил. Сам не знал, что делать дальше. Заняться расследованием смерти горничной? А оно ему надо? Его об этом кто просил?
Вот то-то и оно, что и не надо, и не просили.
Да, поведение констебля разозлило. Но с другой стороны, Рейджен понимал, что случись подобное во дворце наместника Пограничья, он сам костьми бы лег, но не допустил распространения слухов. Сделал бы все от него зависящее, чтобы замять дело. Искал бы он убийцу служанки? Вряд ли.
Не велика птица, чтобы о ней печься.
Вот и шиисса Найтвиль согласилась со словами констебля.
Служанка упала сама. И на этом точка.
И никто не будет разбираться, как именно она поскользнулась? Что делала ночью в господском доме? Как умудрилась загреметь с лестницы и не переполошить своим криком спящих господ?
На эти вопросы Рейджен и сам ответы знал. Как знал он и то, что только три человека к смерти девушки непричастны. Он сам, Анна и виконт ШиАрхар.
А вот остальные…
Убийцей мог стать кто угодно.
Ударили сильно? Лицо разбили и проломили череп?
Так и что, вон шиисс Найтвиль мужчина дородный, справиться со служанкой для него — плевое дело. Да и ШиСатро тоже сподобился бы на нечто подобное.
А девицы?
И девицы могли. Могли-могли. Любая из них вполне в состоянии подсвечником так размахнуться, что мало не покажется. Это на вид они все тонкие и немощные, чуть что — в обморок или в слезы. А если припечет еще и не на такое сподобятся. А горничная нападения не ожидала, сопротивления не оказывала. Да и потом, падала она с последних ступенек — это очевидно. Свались девчонка с лестницы, грохот стоял бы такой — что всех перебудил бы.
Рейджен вздохнул в очередной раз.
Размышления размышлениями, но у него и кроме этого дел хватает.
С магическими ритуалами разобраться надо в кратчайшие сроки. Пока поздно не стало. За этим делом может скрываться отвратительная история. Мерзкая. Потому что магия — это почти всегда мерзость, кровь и страдания. А магические ритуалы — это всегда смерть. Всегда, без исключения. Это правило даже граф ШиДорван повторял неоднократно, да и история учит тому, что все великие маги древности ничем не гнушались ради достижения своих целей. Вон взять хотя бы возникновение Пограничья и Великого Разлома.
Поежившись от холода, Рейджен встряхнулся, словно большой пес. На холоде голова прояснилась, свежий морозный воздух помог упорядочить мысли. Пора было возвращаться в дом. Проведать Анну, обследовать винный погреб, до которого так дело и не дошло, а ведь именно оттуда, из Старой Башни, сильнее всего тянуло магией.
Не мешало бы еще с «невестой» пообщаться. Да только…
Нет, у него было, что сказать шииссе ШиМаро и спросить было о чем. Да будет ли из всего этого смысл какой и стоит ли раскрывать собственную заинтересованность раньше времени?
Не понятно.
Рейджен выбрался из своего укрытия, поежился и вернулся в дом тем же путем, что и выбрался из него — через большое окно на первом этаже. Запер его и успел даже сделать несколько шагов по направлению к лестнице, как раздавшиеся сверху крики заставили его скользнуть в одну из ниш и притаиться там.
Представления в Сайрише продолжались.
Анна страдала. Металась по своей спальне, не в силах справиться с бурлившими чувствами. Заламывала руки, вздыхала судорожно.
Она все помнила. Все-все. И те ужасы, что ей пришлось пережить по вине виконта ШиАрхара и то, что произошло потом, в ее собственной спальне.
— О, богиня! — простонала несчастная, спрятав лицо в ладони. — Как я могла вести себя так… так… безнравственно. Как я могла?
Странно, но случившееся по вине виконта даже отдаленно не вызывало в ней таких острых чувств, как собственное поведение наедине с шессом Лорне. Страх и ужас, отошел на второй план. Острота ощущений, пережитых в спальне ШиАрхара, притупилась. Боль почти оставила ее. Девушка все еще не могла делать резких движений, да сидеть было неудобно, но в остальном, от вчерашних злоключений остались лишь желтеющие синяки на теле, да притупленные воспоминания.
А вот стыд от того, как вчера она вешалась на шею Рейджену Лорне, мучил несчастную все сильнее и сильнее с каждым прожитым часом. И больно впивался своими щупальцами ей в душу, заставляя щеки краснеть, а сердце замирать всякий миг, когда память услужливо подбрасывала воспоминания их объятий и поцелуя. А его взгляды? То, как Рейджен Лорне смотрел на нее? А ведь в тот момент на Анне не было даже непристойно-прозрачной сорочки. Она была полностью обнажена и… и ей нравилось это… В тот момент, Анна испытывала нечто, весьма определенно напоминающее удовольствие от взгляда темных глаз мужчины, скользившего по ее телу, от прикосновений его пальцев к ее коже, от…
— О, как же мне стыдно! — снова простонала Анна. — Как же мерзко от осознания того, что вчера я вела себя, словно развратница из квартала ночных увеселений!
Анна помнила все, что делала сама, все, что творил Рейджен. С болезненной навязчивостью вызывала в памяти их поцелуй. Она не забыла ни единого слова, произнесенного вчера. И это заставляло ее страдать. И сгорать от стыда.
Смерть служанки нашла отклик в душе девушки. Спустившись вниз и узнав о том, что ночью Сайри умерла, упав с лестницы всего в нескольких шагах от ее комнаты, Анна расплакалась. Девушку было жалко.
Шиисса Найтвиль отправила свою компаньонку наверх, приставив к ней в качестве помощницы шессу Шари, экономку. Та заставила Анну выпить успокаивающих капель, притарабанила поднос, уставленный тарелками с холодными закусками и, отговорившись тем, что из-за случившегося в поместье сегодня не хватает рук, ушла заниматься своими делами. А Анна осталась одна.
Она поплакала немного, удрученная смертью своей горничной, но затем слезы высохли, а на смену им пришел стыд. И сожаление. А еще обида от того, что сегодня шесс Лорне не обратил на нее никакого внимания.
— Конечно, — судорожно вздохнула Анна, останавливаясь возле окна и прижимаясь горячим лбом к холодному стеклу, — я вела себя, как самая продажная из женщин. Сама навязывалась ему. О, если бы не сон, сморивший меня, то кто знает, что произошло бы этой ночью? Уж точно, ничего хорошего.
Анна снова вздохнула.
Проснувшись сегодня утром, она не испытывала той ужасной боли, которая владела ее телом вчера. Нет, сидеть или лежать на спине все еще было не слишком приятно, но в остальном она чувствовала себя вполне здоровой. Ну, если не считать моральных терзаний. Правда, бедра и ягодицы по-прежнему были испещрены синяками, которые за прошедшую ночь превратились в желто-фиолетовые полосы. Бальзам Рейджена определенно помог. И это было еще одной причиной, по которой Анна чувствовала себя ужасно — она вспоминала, как шесс Лорне лично втирал целебную мазь в ее тело. А она позволила ему это. Позволила постороннему мужчине прикасаться к ней в таких интимных местах.
— О! — уши и щеки в очередной раз окрасились румянцем.
Анна отошла от окна и приблизилась к зеркалу. Синяк на лице совсем сошел. Когда она проснулась, на скуле еще были виден желтоватый след, а вот теперь совершенно никаких следов не осталось.
— Словно и не было ничего, — вздохнула девушка и приложила ладони к пылающим щекам. Она вдруг вспомнила, как осторожно Рейджен прикасался к ее лицу, нанося целебный бальзам. Как нежно втирал его в пострадавшие участки. — А ведь я даже и не поблагодарила шесса Лорне за помощь!
Эта мысль пришла так внезапно. Словно возникла из неоткуда.
— Он так помог мне, ввязался в драку, лечил и успокаивал. А я… я повела себя, как дурно воспитанная избалованная девица. Даже спасибо сказать не удосужилась.
Анна нахмурилась. Закусила губу.
Отправиться на поиски Рейджена было страшно. А вдруг ему и не нужна ее благодарность или… или он пожелает получить от нее нечто такое… такое, что она, Анна, просто не в состоянии ему дать? Ведь шесс Лорне еще в Дорване не делал секрета из того, чего именно добивается от своей пленницы. Изводил ее своим вниманием и постоянно шокировал, не гнушаясь ничем. Издевался, можно сказать, самым отвратительным способом, позволял себе такие вещи, о которых Анна и сейчас не могла не вспоминать без содрогания.
