Когда он что-то говорит о том, что не нравится друзьям Рейн, я понимаю, что у Лиа вообще нет друзей. С моим желанием всегда держать её рядом с собой в безопасности, она пожертвовала всем, что когда-либо могло выглядеть как нормальная жизнь. По крайней мере, Старк пытался быть бойфрендом (может, лучше так – быть достойным своей девушки или близким другом). А вот меня, наверное, лучше назвать хранителем.

Грёбанным хранителем.

Я рассказываю Старку о том, что я планирую свои убийства, подстраиваясь под расписание учёбы Лиа; он говорит, что я сумасшедший.

— Да, — говорю я со смехом. — В доказательство этого у меня есть справка.

Он многозначительно смотрит мне в глаза.

— ПТСР, — говорю я ему, не видя причин лгать. — Я настоящий псих.

— Из-за службы морпехом?

— Из-за того, что был в плену, — я делаю вдох и задерживаю его на минуту, пытаясь уберечь свой разум от немедленного возвращения к той яме в песке, где я провёл полтора года. Может быть, это оправдание того, как я веду себя с Лиа, но в моей голове есть вещи, которые я просто не могу контролировать. Учитывая другие признаки, похоже, общие у нас со Старком, мне любопытно, как он оправдывает свои действия, поэтому спрашиваю его: — Почему ты ведёшь себя со своей девушкой как мудак?

— У меня просто... отвратительный характер. Раньше я пил, чтобы это исправить.

— Сейчас нет?

— Это единственное, из-за чего она меня бросит, — признаётся он. — Если я начну пить, она уйдёт.

— И этого достаточно, чтобы тебя удержать?

— Да, — говорит Старк. — Ну, в основном. Я облажался, но только один раз.

— Она простила тебя?

— Простила.

Я подумал о том, сколько раз Лиа прощала меня за совершённые проступки. Она знает о некоторых убийствах, к которым я причастен, но о бесчисленном количестве других не знает ничего. Если бы она была в курсе, что я всё ещё работаю на Ринальдо, простила бы меня? Нет, скорее всего, нет.

— Не думаю, что Лиа была бы такой великодушной, если бы знала, что я всё ещё в бизнесе

— Если она хоть немного похожа на Рейн, то она держит тебя за яйца.

Я должен смеяться, потому что это очень похоже на Лиа. Видимо, у нас со Старком есть ещё кое-что общее – женщины, которые мирятся с нами, и, вероятно, стали бы отличными подругами. Конечно, они могут обменяться впечатлениями и решить просто отвалить на хер от нас обоих.

Всё усиливающееся сходство между моим сводным братом и мной весьма интересно, тем более, что мы не росли рядом друг с другом. Несколько раз я испытываю искушение всё ему рассказать, но не делаю это. Не вижу смысла. Вместо этого, я наблюдаю, как он становится взволнованным, когда ощущает в себе новые силы, чтобы попытаться выкопать проход из отверстия, в котором он находится. Но это невозможно – не с его застрявшей ногой. Сам я предпринимаю вялые усилия, но понимаю, что это бессмысленно.

— Хочу грёбаную сигарету, — говорю я вслух.

Не могу скрыть шок, когда он вручает мне одну.

Дым наполняет мои лёгкие, и я думаю о том, как разозлилась бы Лиа, если бы поймала меня за курением. Ирония заключается в том, что я переживаю из-за сигареты, а не из-за того, что она никогда не узнает, почему я не вернулся домой, и это не остаётся мной не замеченным.

Пока мы с Бастианом продолжаем обсуждать, как разозлились бы на нас наши женщины и как мы, скорее всего, умрём, он говорит кое-что, привлекающее моё внимание, когда цитирует своего отца, Лэндона.

— Победа, в первую очередь, в твоей голове. Если ты решишь, что так должно быть, то так и будет.

Даже сейчас, когда я выдаю возможные исходы, – все с плохим концом, – в мою голову закрадываются другие мысли. Я смотрю на ногу Бастиана, зажатую камнями, и понимаю, что мне достаточно легко добраться до неё своей ногой. Если бы удалось отшвырнуть камень, он запросто смог бы вытащить ногу. Будет адски больно, но если кто-то и в состоянии справиться с болью, то только он. Если он освободится, то поможет мне. Здесь нет камеры, чтобы кто-нибудь смог увидеть, что с нами случилось.

А что потом?

Вспоминаю, как обстояли дела в прошлом году: двойная жизнь с Лиа с одной стороны и Ринальдо с другой. Я тогда находился в такой же ловушке между ними двумя, в какой оказался сейчас между камнями и льдом.

Смерть, похоже, единственный для меня выход. Пока я жив, Ринальдо так и будет держать меня на поводке. Я по-прежнему буду чувствовать себя обязанным ему, и сделаю всё, что он попросит. В конце концов, Лиа догадается, что я делаю, и неизвестно, как она отреагирует.

Ну, у меня есть одна идея. Будет не очень здорово, это уж точно.

Я был эгоистичным ублюдком. Мне необходима и она, и мои связи с Ринальдо. Когда мы впервые покинули Чикаго, я действительно намеревался жить праведной жизнью, но я не способен отказать Ринальдо в том, что он от меня хочет. Это просто невозможно. Теперь я держу её в неведении относительно моих дел, и она застряла со мной, в то время как ей, вероятно, будет лучше, если я никогда не вернусь. Она сможет двигаться дальше, жить нормальной жизнью без моего вмешательства, но у меня жить без неё не получиться.

Эгоистичный мудак.

Если бы Ринальдо действительно отпустил меня, может быть, всё было бы по-другому. Но он не сделает этого – не сделает, пока я жив.

А что, если он будет думать, что я мёртв?

Если он действительно, по-настоящему поверит, что я умер, наши отношения прекратятся. Меня не будут призывать выполнять его требования, и он больше не будет иметь надо мной власть. Не имея таких обязательств, я мог бы стать настоящим спутником жизни Лиа. Больше никакой лжи. Хватит прятаться.

Я чувствую прилив энергии. Я хочу того, чего удалось добиться Бастиану, несмотря на его темперамент и иные прегрешения. Он здесь, чтобы бороться за свою жизнь, и я понимаю, что тоже не хочу умирать. Я не хочу оставить Лиа таким образом. Она нужна мне, и, если мы вместе с Бастианом Старком постараемся, я наконец-то смогу быть рядом с ней. Всегда.

В моей голове начинает формироваться план. Есть только один выход, остаётся только одна надежда. Будет сложно, но шанс есть. То, что мой «Барретт» был потерян, может оказаться положительным моментом – это убедит Ринальдо, что я действительно умер. Всё, что мне нужно сделать - убедить Старка, что это может сработать.

Я решаю заключить с ним сделку.

— Сделка? — колеблется Бастиан Старк. На самом деле, не просто колеблется – он не верит ни одному сказанному мной слову.

— Да, — говорю я, — сделка, в которой мы оба в итоге по-настоящему отойдём от дел и останемся с женщинами, за которых сражаемся.

— Это случится только тогда, когда один из нас умрёт, — говорит он. — За второе место приза не будет.

— Да, понимаю, — вздыхаю я и смотрю на него. Он не мыслит дальше установленных рамок, и я должен убедить его рассмотреть варианты, которые в обычных условиях невозможны. Потеряв в лавине наши камеры, мы оказались в уникальной ситуации. Не имея никакой связи с группой, у нас появилась свобода передвижения. Мы можем составлять планы без их ведома. Мысли Бастиана заняты только победой, но это не мой приоритет.

— Ты можешь получить награду – мне на это наплевать. Просто я хочу выбраться отсюда, и чтобы все считали меня мёртвым.

Он сомневается и спорит со мной, называя меня сумасшедшим. Я не могу опровергнуть этот факт и решаю показать ему, насколько я в действительности безумен. Может быть, этого вполне хватит, чтобы убедить его, что я достаточно сумасшедший и смогу сделать эту работу.

— Посмотри туда, — говорю я, указывая на вершину хребта. Парнишка стоит там и смотрит на меня, прижав руку к бомбе на своём животе. — Видишь кого-нибудь?

Он кидает быстрый взгляд, прежде чем сказать мне, что там никого нет.

— Я всё ещё вижу его, — говорю я. Паренёк скрещивает на груди руки и смотрит так, будто не может поверить, что я признаю его существование.

— Кого?

— Мальчишку, которого я убил в Ираке. Он повсюду следует за мной. Ненадолго уходит, — иногда на несколько месяцев, — но всегда возвращается, когда ситуация становится по-настоящему дерьмовой.