Она была удивлена, увидев его на пороге своего дома ― мокрого, поскольку тогда был дождь, но, благодаря сестрам немного разбирающихся во флориографии, с небольшим букетом красных тюльпанов, являющимися безмолвным признанием в любви. Она разрешила ему войти и остаться в ее жизни на долгий год.
Потом… потом были чувства. Роман не знал, когда они появились у нее. Ему хотелось большего, хотелось владеть той, что была свободна. Той, чья необыкновенная женская сила спала, но просыпалась от его желания. Или же: от него самого. Ему хотелось владеть этой девчонкой, как своей вещью, но одновременно с этим он хотел видеть в ней особый дух.
Она чертовски хороша. Он помнил, как она кричит, как стонет, как извивается под ним. И он знал, что это не ради его прихоти. Она была настоящей. Если он упырь, это не уменьшает его эго, как мужчины.
Сначала он полюбил все, что связано с нею, а потом ― ее саму. Да и о любви разговор, в общем, и не сразу пошел, Талия просто была рядом. Он просто приходил к ней домой и брал ее на столе. Потом он молча курил, пока та одевалась. Она спрашивала, что произошло за день, рассказывала о своих делах. Он ее слушал, пытался давать какие-то советы, но получалось плохо.
Это было нормой.
Они редко говорили о своих отношениях, да что там, об отношениях они вообще не говорили. Все разговоры всегда заканчивались сексом. Ему нравилось, когда Янссен спала рядом, а он прижимал ее к себе. И Талия так мило улыбается во сне, что Роман мог любоваться ею часами, но нет.
Роман Годфри привык, что по утрам она готовит тот самый кофе, что они пили в первый раз у нее в квартире. Вкусный кофе и тосты. Ему всегда было хорошо с тобой.
Лавр не ходила с ним на тусовки, но всегда встречала после них. Они мало говорят — если только за завтраком, ужином и после секса. Все. На этом их общение ограничивается. Но, несмотря на это, он знал ― и знает ― о Талии все: какие цветы она любит или каким оттенком помады пользуется, кто ее друзья и какие у нее тараканы в голове.
Роман знал, что «они» ― не навсегда, но все же ему не нравилось, когда Талия была с другим. Особенно его бесило, когда чьи-то руки прикасались к ней. Талия только его, и к ней может прикасаться только он.
Годфри никогда не говорил ей, что любит ее. Но Талия все равно это знала, понимала и любила. Роман знал, что любила, хоть Талия тоже и не признавалась. Он ничего от нее не таил, но всегда боялся увидеть ее слезы, хотя Талия скорей бы ударила его, чем заплакала.
И она знала о нем все: что он любит и в каких количествах. У них не было пылких признаний в любви, просто однажды она спросила:
― Хочешь, я просто буду рядом. ― и он согласился, потому что Талия Лавр ему нужна. Он любил ее внешность, ее походку, ее одежду и даже ее запах. И со времен он полюбил ее целиком.
Он бы отдал за Талию все. Чтобы она не просила, он давал Лавр это. Может быть, Роман ее избаловал, но она — его. И этим все сказано.
У них бывали ссоры, как же без них? Там было все: и тарелки, и побои. Они быстро мирились, потом странно шутя про это. Одна из таких ссор сильно потрепала чувствительные ― как оказались ― перышки Янссен. Она не хотела не говорить с Романом, ни видеть его. И когда он буквально выбил дверь в ее квартиру, готовый к волнам истерики, она спросила его, тихо и без особой надежды:
— Ты любишь меня?
Роману на раздумья даже миллиардной доли секунды не нужно. Он ответ на вопрос заранее знал еще с того мгновения, как Талия впервые в поле его зрения появилась, впервые заговорила, а про первую улыбку, ему адресованную, и речи нет. Годфри на Лавр смотрит, и она это чувствует прекрасно, и смотрит в его глаза в упор своими. У нее они черные, напоминают глубины болота. Страшно. Это тупо, наверное, но правда.
— Да.
Талия резко выдыхает и на Романа смотрит, взглядами с ним пересекаясь. А потом улыбается; не криво, наигранно, натянуто, как обычно, а искренне. Слабо, но искренне. И пускай Роман даже не спросил, но Талия уже отвечает:
― Я тебя тоже.
Вторая их ссоры была куда менее скандальной, но именно после нее Талия исчезла. Роман не привык мириться первым, все само собой у них с Талией раскручивалась. А тут она не появлялась в школе и не связывалась с ним около пяти дней. Роман ― засунув свою гордость максимально далеко и чувствуя испытывающий взгляд матери ― пришел к ней сам. И не нашел. Талии и ее немногочисленных вещей не было. Была только записка, лаконичная, в ее стиле: «Я уехала с другим. Не ищи меня. Прости».
Он не знал, с кем она уехала, но он ее лихорадочно искал. Не нашел, или, может быть, не хотел. Она подарила ему год и отняла два. А сейчас вернулась. Чтобы снова быть с ним, или чтобы издеваться?
«― Она сказала, что ей нужна твоя помощь.» ― вспоминает Годфри слова своего друга. Насколько гадской должна быть ситуация, если сама Талия Аэйрон Лавр прости помощь?
Роман знал, что готов ей помочь.
― Ты опоздаешь в школу. ― замечает мать. Роман усмехается.
― Знаешь, а я не сразу понял, что она уехала из-за тебя. ― выплёвывает он. Оливия смотрит на сына без эмоций, а потом говорит:
― Не обвиняй меня в том, что твоя шлюха сбежала.
Но Роман знает, что Оливия Годфри виновата в отъезде Талии. Не важно как, но он узнал. И когда Талия снова будет с ним, он придумает, как отомстить.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
Талия сбегает вниз по лестнице, на ходу застегивая последние пуговки на блузке. Вбежала на кухню.
― Доброе утро. ― говорит Талия. Мужчина за столом ей кивает. Ему было около пятидесяти, возможно больше. Это был высокий и крепкий мужчина с оливковой кожей, темными волосами и темно-голубыми глазами, такими темными, что могут быть ошибочно приняты за черные. У него так же опрятно подстриженная борода.
― Доброе, Талия. ― отвечает он, просматривая какие-то бумаги.
― Что это? ― заинтересованно спрашивает девушка, наливая себе кофе.
― Кое-какие бумаги по работе. ― коротко отвечает он. ― Как дела в школе?
Талия сглатывает и бегает глазами от одного предмета к другому, стоя спиной к своему собеседнику. Не отвечает, но чувствуя, что мужчина продолжает прожигать ее внимательным взглядом, все же дает короткий ответ:
― Все хорошо.
― Прекрасно. ― тут же откликается мужчина, с явным удовольствием возвращаясь к бумагам. Не то чтобы он совсем не любил разговаривать со своей сожительницей ― фиктивной женой, надо было начинать называть вещи своими именами ― но Талия всегда держалась от него в стороне. Ее понять можно было, но мужчина искренни надеялся, что в свете произошедших событий они могут доверять друг другу.
― Кстати, мой брат приезжает со дня на день. ― внезапно добавляет мужчина. Талия резко выдыхает, словно ее ударили и скрепит зубами. Она вдыхает. Судорожно пытается загнать в свои легкие как можно больше холодного воздуха. Мужчина делает вид, что ничего не замечает и продолжает смотреть в бумаги, сверяясь с цифрами.
Фергус Эрденко ―известный бизнесмен. Не так давно он с семьей попал в аварию на поезде. Его жена Элизабет и две дочери умерли на месте, сын ― по пути в больницу. Сам он навсегда остался прикован к инвалидному креслу. И это, наверное, была единственная причина, по которой его жена Талия Лавр не сбежала от него, хотя запросто могла это сделать. Талия могла строить из себя стерву сколько угодно, но и благородия в ней было достаточно. Хотя, в случае Фергуса, это была скорее жалость. Но его устраивало даже подобное чувство; его самые дальние родственники решили ухаживать за ним, только ради денег. Талии же было словно плевать на все его акции и доход, да она и не знала, что в завещании ровным подчерком вписано только одно ее имя.
Талия быстрыми глотками, обжигая горло, выпивает кофе. Потом быстро споласкивает чашку.
― Обед и ужин в холодильнике. ― говорит она. ― Сегодня я не приду домой ночевать. Справишься без меня?
― Да. ― кивает Фергус. Дом был довольно большой, поскольку на первом этаже была расположена и спальня мистера Эрденко, и специальная ванная, в которую можно было въехать на коляске. На второй этаже обитала исключительно одна Талия. Инвалидом, конечно, быть ужасно, но за два года можно подстроится под данный вид существования и вести вполне обыкновенную жизнь. ― Ночуешь у парня?
