― Ты думаешь, я действуй так топорно? ― Оливия хмыкает. ― Убить твою сучку я могла и более точным способом ― вырвать ей сердце, вспороть глотку: мало ли способов? Все тещи хотят избавиться от нелюбимых невесток. А Эрденко погиб потому что не смог убить девчонку раньше.
Роман рычит. Он ощущает, как ярость волнами поднимается внутри него ― так начинается шторм в море. Годфри не может простить то, что Оливия мешает ему и Талии, она могла ненавидеть его шлюх, но Талия ― особенная. Была тогда, а теперь он несет за нее еще большую ответственность.
Он любит ее.
И даже Оливия Годфри ― самая влиятельная сучка Хемлок Гроув ― не имеет право их разлучать.
Удручающая тишина давила со всех сторон. Она нисколько не способствовала мыслительному процессу. Скорей отвлекала. Роман постоянно возвращался к мрачным воспоминаниям, не в силах справится с вязким чувством одиночества и скорбью.
― Я познакомилась с Фергусом почти сразу, как ты привёл Талию в наш дом, ― внезапно холодно оповещает Оливия. ― Он был моим любовником, а его брат ― тот еще подонком. Я думала, что ты наиграешься с юной русалкой и бросишь ее. Это было даже забавно. Но время шло, и ты не расставался с тобой. Более того, ваши отношения лишь крепли. И это меня так сильно злило.
Роман вспомнил, что в какой-то определённый момент все действительно стали воспринимать их отношение с Талией серьезнее. Даже они сами.
― Вы любите друг друга – каждый может видеть это, глядя на вас, ― сказала как-то подруга Талии Калия Рубина Рейнхардт. ― Такую любовь, которая может сжечь мир или воздвигнуть его во славе.
― И я решила избавиться от Талии, ― буднично заявила Оливия. ― Когда ты узнал ее секрет, я уже не могла споить ее кровью и превратить в настоящее чудовище. Тогда я убила семью Фергуса, подстроив автокатастрофу ― он стал инвалидом. Я быстро выдала за него Талию. Он должен был убить девчонку, ― Оливия скривилась. ― Но не смог. Он увез ее, но вот, она вернулась.
Роман буквально подлетает к матери и ударяет ее. Оливия Годфри ответит за все то, что сделала.
Когда Роман возвращается в больницу, то замечает покрасневшие глаза своей девушки ― та явно оплакивала Фергуса Эрденко. Годфри решил не говорить ей о том, что мужчина должен был убить ее. Питер сидел лицом к двери, а спиной к вошедшему оказался незнакомый Роману мужчину. Когда упырь вошел, вся троица перевела на него взгляд. Талия, словно ребенок, всхлипнула и протянула к нему руки. Роман тут же оказался рядом и обнял Лавр-Янссен.
― Роман, это нотариус Эр… мистера Эрденко, ― пояснил Питер. ― Он указал Талию как единственную наследницу.
― Надо уладить кое-какие формальности, мистер Годфри, ― предельно вежливо произносит нотариус. Роман слушает его в пол уха, поглаживая Талию по голову. Девушка уронила голову на его плечо и так замерла. ― Конечно, это ждет до выздоровления миссис Эрденко, ― обоих упырей передёргивает от «миссис Эрденко». Талия крепче стискивает рубашку на спине Годфри. ― Но моя обязанность доложить о том, что к ней перешло огромное состояние.
Роман хмуриться. Ему не нравится факт, что Эрденко оставил его девушке «огромное состояние».
― Сколько? ― сухо спрашивает упырь. Нотариус начинает листать что-то, Талия поворачивается к нему лицом. Питер со спины накидывает ей плед на плечи и становиться рядом с ее кроватью. Вид у него усталый.
― Два года назад я получил от мистера Эрденко письмо с инструкциями сообщить мисс Талии ― на тот момент ― Лавр некоторые сведения о его имуществе в течение двадцати четырёх часов после его кончины, ― мужчина прокашлялся. Голос у него был очень сухим и осторожным. Его сверлили три взгляда сверхъестественных существ. ― Он просил известить вас лично ― вы будите очень богатой девушкой, миссис Эрденко.
― Мисс Лавр, ― мягко поправил Роман. Талия едва не ударила его. Нотариус смущённо кашляет, и его серые глаза под очками сверкают явным недовольством. Талия не обращает на него внимание, позволяет Роману усадить ее к себе на колени. ― Так сколько?
― После утверждения завещания, вычета гонорара за юридические услуги и еще некоторых мелких вычетов остаток составит примерно тридцать миллионов долларов. К этому так же идут машины, акции и дома.
В палате повисла абсолютная тишина. Питер икнул от удивления, Роман стал мрачнее тучи, а Талия пребывала в крайней степени удивления.
― Тридцать миллионов? ― повторила она. ― Он завешал мне тридцать миллионов?
― Так и есть, ― сказал мужчина. ― так же все ваше имущество перечислено в бумагах, ― он встал, кивнув на листы бумаги, аккуратно сложенные на прикроватной тумбочке. Ему явно не терпелось поскорее уйти отсюда. ― Как придётся в себя ― позвоните мне. Я буду рад оказать вам…
― Думаю, мы сами разберёмся, ― жестко перебил его Роман. ― До свидания.
Нотариус вышел. Каждый из присутствующих молчать.
― Офигеть, ― наконец выдал Питер. ― Тридцать лямов. Ну, Тал…
― Они мне не нужны, ― хмуро завила Талия. ― Я их не возьму. И ничего из того, что есть в этих бумагах, ― она уткнулась лицом в шею Годфри, который смотрел на стену перед собой. Машинально упырь положил руку ей на волосы и стал укачивать ее как ребенка. ― Ты можешь взять их, Питер, ― глухо проговорила Талия. ― Они мне не нужны.
― Как и мне, ― с улыбкой заявил Питер. Он потрепал девушку по волосам. ― Ну, давайте. Линда хотела запереть меня дома и лечить, думаю, она это сделает. Кроме того, все в школе знают, что я был рядом со взрывом ― так или иначе придётся отлежаться.
― Бедный, ― саркастично тянет Роман с усмешкой. Питер усмехается.
― Бывайте, ― говорит он и выходит. Талия и Роман остаются одни.
Роман прижимает Талию к себе теснее, вдыхая головокружительный аромат волос. Он, кажется, никогда не сможет променять его на чужой, не сможет забыть или просто выкинуть из головы. И никто из них двоих не знает, как это получилось. Она, сама того не ведая, заставила его полюбить себя, полюбить как женщину, с которой он захочет разделить жизнь, счастье, радость и постель.
― Эй, ― мягко шепчет упырь. ― Ну, это всего лишь деньги и другие штучки богатеньких. Не стоит из-за них расстраиваться.
― Я не хочу этого, Роман, ― шепчет Талия ему в шею. Кожа Годфри покрывается мурашками. ― Он убит… из-за меня убит. Я не могу пользоваться этим, зная, что…
― Его убила моя мать, ― жестко говорит Роман. ― И на эти деньги можно организовать ей похороны. Одного доллара должно хватить.
Талия тихо смеётся и поднимает голову. Глаза у нее слезятся.
― Ты убил ее?
― Нет, ― Роман выдыхает. ― Должен был, но не смог. Только из-за того, чтобы ты себя не винила. Ее ждет судьба пострашнее.
Какое-то время они молчат. Он сидит рядом, совсем рядом. Талия чуть слышно дышит, отчего лёгкие немного сжимает нехватка воздуха, но вздохнуть глубже боится — кажется, что полноценный выдох будет громким, словно взрыв бочки с порохом. Боится, что это окажется её глупой иллюзией, мечтой, видением, сном. Боится, что он тот же час рассеется, оставив после себя только слабо чувствующийся запах лайма и корицы. Может быть и не так, может быть совсем не лайм и корица, но казалось, что именно так он должен пахнуть, и даже аромат дорогого одеколона не испортит этот запах.
Она любуется им, а он не может запретить ей этого.
― Фергус, ― внезапно тихо произносит Талия. ― Часть денег уйдет на его похороны, другую отдадим тем, чьи дома пострадали в последствии взрыва. Хорошо?
― Это твои деньги, ― напоминает Роман. ― Но раз ты такая богатая, я могу тебя попросить кое-о-чем?
― О чем?
Роман пересаживает Талию на кровать и встает. Вытаскивает телефон и пару минут сосредоточенно смотрит в экран. Потом кладет на стопку бумаг и из динамика начинает литься грустная, протяжная мелодия. Роман протягивает Талии руку. Она невольно вздрагивает, услышав знакомую композицию. Медленная, тихая и спокойная. Помнится, когда она впервые услышала её, то даже заплакала — настолько сильно она пробирается в душу.
