Роману претит сама мысль о том, что к Талии прикасался кто-то другой. Он чувствует небольшое удовлетворение от такого показательного представления, но уже через секунд тридцать больше увлекается телом в его руках, чем наблюдающим ублюдком. Талия обнимает за шею, привставая на носочки, и вжимаясь в него сильнее. Тело напрягалось, а в голове вырисовывались развратные картинки, как он нагибает ее на кухонный стол и прижимается сзади, как она стоит на четвереньках подле него, как он нависает над ней ― и все что они могли бы еще сделать, отдаваясь яростной пульсацией чуть ниже живота.
Талия отстраняется и смеется.
― Спокойно, мистер Годфри, ― шепчет она, тяжело дыша. ― Нам с вами еще в школу ехать.
― К черту школу, ― шепчет упырь, пытаясь прикоснуться к ее губам снова, но Талия поворачивает голову, и губы Романа натыкаются на ее щеку. Впрочем, Годфри тут же находит новое «место» для поцелуев ― обнаженную шею. Покрывая ее поцелуями, он скосил в глаза в сторону окон. Давида уже не было. ― Я завезу тебя в самый заброшенный уголок леса, где поимею тебя на заднем сиденье, на переднем, на капоте и багажнике. Клянусь, я это сделаю.
Талия коротко рассмеялась. Она не знала, шутит Роман или нет.
☩ ☨ ☦ ✙ ✚ ✛ ✜ ✝ ✞ ✠ † ┿
― Тал, ― приветственно произносит Питер, криво усмехаясь, когда Талия и Роман появляются в школе. Лавр-Янссен улыбается и обнимает оборотня. Питер обнимает ее, оставляя руки на лопатке и смотрит на Романа. Тот спокоен, и, судя по всему, к Питеру ее ревновать не будет. Но Руманчек не может удержаться от едкого комментарий, сказанного как бы лично Талии, но с точным осознанием того, Годфри его услышит:
― Знаешь, мне кажется, он засек время, сколько мы будем обниматься.
Талия смеется и отстраняется. Роман тут же обнимает ее за плечи и показательно смотрит на часы.
― Вы обнимались дольше на пять секунд, ― цедит Роман. ― И именно столько пальцев я тебе сломаю.
Питер и Талия смеются, Роман улыбается. Руманчек косится на друзей и неуверенно спрашивает:
― То есть, все нормально?
― Ну, есть одно предложение по небольшому убийству, ― сказала Талия. Питер вопросительно изогнул бровь. ― Но в целом да, все нормально.
После урок троица сидела в небольшом кафе, где была одна шумная компашка, и несколько взрослых, которые что-то печатали в своих компьютеров. Было достаточно многолюдно, чтобы говорить о планируемом убийстве, но все было заняты своими делами, чтобы их подслушать.
― Все упирается в день Святой Троицы? ― уточнил Питер. ― Нам надо прикончить этого мужика до него?
― Да, желательно бы, ― кивнула Талия. ― Иначе у меня появиться определённое желание впиться ему в глотку, а тогда это будет мало похоже на убийство животного, а мы хотим подстроиться все так. Да и после крови я становлюсь неуправляемой.
― Впиться ему в глотку? ― переспросил Питер. ― Ты что, тоже типа упырь?
― Нет, ― вмешался Роман, ― Она у нас мифологическое человекоподобное существо или дух, обитаемой в водоемах.
― То есть русалка, ― обобщил Питер. Талия фыркнула, Роман рассмеялся.
― Да, если говорить вашим примитивным языком, то русалка, ― бурчит Лавр-Янссен. Роман тепло ухмыляется и обнимает девушку за плечи, слегка поглаживая плечо пальцами.
Талия тут же расслабляется, Питер с каким-то удивлением наблюдает за данным жестом, но комментировать не берется.
― Ладно, но может мы вернёмся к обсуждению того, как убьем ублюдка, ― спокойно произносит Талия. Питер не удивляется тому, насколько спокойна девушка ― пожалуй, именно так должна вести себя девушка такого как Годфри.
― Ну, вы предлагаете мне загрызть его, верно? ― спросил Руманчек. Талия усмехается. Новость о том, что Питер ― оборотень ее не удивляет. Благодаря впечатлительной четырнадцатилетней школьнице Кристине-пишу-роман-и-горжусь-этим-Вендалл об этом, казалось, знают все.
― Не совсем, ― поправляет Талия. ― — Я отведу его в какое-нибудь тихое место, где нас будете ждать вы с Романом. Хорошенько напою его, после чего Роман убьет его, словно на него напало дикое животное. Я закричу, побегу, «случайно» наткнусь на твой цыганский фургон. Вы с мамой успокоите меня, вызовете копов, а потом я, плачущую и вся в истерики, испуганная до дрожи, расскажу, как на меня и ублюдка напал волк. Потом приедет Роман, я кинусь ему на шею, и он «загипнотизирует» всех. И ― вуаля!
Роман покосился на Тали с легким прищуром, потом посмотрел на Питера. Руманчек усмехнулся:
― И долго ты этот план придумывала?
― Буквально пятнадцать секунд назад, ― беззаботно ответила Лавр-Янссен. ― Я быстро соображаю.
― В целом, план хороший, ― подвел итог Роман. ― Конечно, мне не нравится та часть, где ты его заманиваешь куда-то, но поскольку спустя считанные минуты я его убиваю, потерплю.
Талия улыбается и целует Годфри в щеку. Питер бы съязвил, что Роман выглядит как довольный кот, объевшийся сметаны, но картина выглядит слишком милой. Ну, или выглядела бы, не знай Руманчек, что Роман ― упырь, а Талия ― русалка. Хотя, нет ― все равно мило.
Роману нравится, какой уязвимой может быть Талия рядом с ним. Какой бы стервой она не была для остальных, для него она хрупкая фарфоровая кукла.
― И только один вопрос, ― говорит оборотень. ― Почему ты раньше его не убила.
Талия усмехается.
― Умей смертельно ненавидеть, тогда научишься любить. Сергей Есенин. Не читал?
― Нет.
― Да ладно, ― фыркнула Талия. Питер заметил, как одна ее рука ― тонкие пальцы были украшены кольцами ― легли на ногу Романа, возможно, неосознанно. Руманчек понятия не имел, почему стал замечать такие вещи. ― Ты же просто сошедший с есенинских страниц уличный хулиган с невинной улыбкой… а еще молодой цыган, рыцарь в сияющих доспехах и оборотень.
Троица весело рассмеялась.
― И да, Тал, ― говорит Роман. ― Сирена. Если тебе не нравится русалка, то можем называть тебя сиреной.
― Я забью тебя так в телефоне, ― обещает Питер.
Роман каждому слову внимает, отработанные годами приемы, жесты, сросшиеся с характером его любимой сирены, ловит, представляет ее озаренное яростью лицо, красивые черты, изрисованные удовольствием давно желанного убийства, и прилипающие к рукам пятна. Продуманная до каждой мелочи, на знании человеческой натуры основанная, с доведенными до идеальности реакциями Талия слишком мелочна и холодна, чтобы убивать бездумно.
Роман завуалированными фразами разговаривать не может, в нем эмоции страшные наружу рвутся, они за гранью, за человечностью и за личностью, они принадлежат зверю, Годфри изнутри сгорает и ненавистью собственной запястья выжигает. Талия наблюдает, обещает сделать все возможное и обнимает крепко-крепко, словно стараясь вытащить с дна, в котором он оказался. Прошло столько времени ― ей предстоит большая работа.
— Талия, что тебе нравится в убийстве?
— Убийство — забытое искусство, оно может быть осторожным, детальным, говорящим или хаотичным, лишенным всякого смысла.
========== У Мыши, Кота и Волка кое-что идет не по плану ==========
Давид окинул Талию задумчивым и недоверчивым взглядом. Девушка улыбается, так, как умеет только она. В другое время она держала себя в руках, стараясь не контактировать с младшим Эрденко. Возможно, уверенности ей добавляли Питер и Роман, которые ждали ее на улице.
― Значит, пикник, ― протянул мужчина. Талия кивнула.
― Мне казалось, секс на природе должен тебе понравиться.
Где-то в кустах дергается взбешенной ситуацией Роман, но Руманчек его удерживает. У него самого, после рассказанного Талией, Давид вызывает только желание убивать.
Эрденко щурится.
― А как же твой дружок-молокосос?
Талия пожимает плечами.
― Я подумала о том, что мы можем договориться, ― говорит она, стараясь звучать убедительно. Для этого приходится добавить в голос немного «колокольчиков» ― сирена может заставить любого мужчину делать то, что она хочет. Верить в то, что она хочет. ― Ты перестаешь меня насиловать, а я продолжая распоряжаться делами твоего брата. И ты ничего, ― Талия делает упор на этом. ― Не рассказываешь Роману.
