Они смотрят друг на друга. Колетт больше не плачет, лишь смотрит на отца. В доме мало что поменялось с момента ее отъезда, наверное, только религиозных картин стало больше. Хогарте смотрит на нее так, словно она вот-вот должна начать исходить кровью, желчью, или делать то, что означало изгнание демона из нее. Но нет. Нет ничего: ее тело не ломается, сама она не кричит, не плачет словно от боли. И когда мужчина в этом убеждается, быстро пересекается расстояние между ними и со всей силы бьёт девушку по лицу. Рука у него тяжелая, Колетт мгновенно падает на пол. Головой задевает тумбочку, чувствуя, как ссадина мгновенно начинает ныть, а по лбу течет тонкая струйка крови. Она спускается по лбу, в уголок глаза.
Колетт не плачет, лишь грубым движением оттирает ее и говорит:
− Где мой брат?
− У тебя нет брата. – шипит мужчина. Колетт не поднимает взгляд, смотря на его ботинки. – Нет отца. Нет семьи, ты, демонская шлюха.
Колетт не видит, что хватает отец, но соображает, что это большое, а главное – тяжелое, распятье. У них в каждой комнате были такие, кроме ванны, разве что. Хогарте размахивается, и со всей силы бьет Колетт в плечо. Она шипит, сжимая зубы, но не кричит. Пару часов назад ее пытала Аббадон – хуже не будет. Но кажется, ее терпение лишь больше убедило отца в том, что его дочь больше не ребенок от Бога.
− Что же с тобой делали, Колетт. – с ухмылкой говорит он. – Что ты молчишь? Видимо, твой демон был слишком ласков с тобой? Не беспокойся, мы это исправим.
Во рту, пересохшем от страха – нет, не перед ним, а за брата, чувствуется отвратительный металлический привкус. Билл, у него Билл. О, создатель, пусть это будет так. Пожалуйста, пусть брат будет все еще жив.
− Билл. – сплёвывая на пол кровь, выдавливает девушка. – Он жив?
− Пока да. – говорит Хогарте. – Вы вместе искупите этот грех.
Колетт лихорадочно пытается придумать, что делать, и ее опять начинает мутить. Кажется, вот-вот вырвет, но Маллен делает глубокий вдох, пытаясь унять панику, и тошнота проходит. Итак, что же предпринять? Убедится бы, что с братом более-менее все в порядке, о большом не просит.
Он ударяет распятьем в затылок, голова Колетт с глухим тошнотворным стуком отскакивает от пола. Боль взрывается в голове, из глаз непроизвольно брызжут слезы – и все плывет перед глазами, а череп словно раскалывается надвое. Колетт не кричит, лишь безмолвно корчится от мучительной боли и ужаса. О нет… Хогарте на этом не останавливается, нанося быстрые, жестокие удары распятьем ей по ребрам, и от их силы воздух вырывается из легких. Крепко зажмурившись, Колетт пытается бороться с тошнотой и болью, бороться за спасительный глоток воздуха.
Очередной вечер, каких в последнее время было довольно много. Он не наполнен болью, кровью или оскорблениями, как пару месяцев назад. Есть слезы. Сдержать их не так просто, возможно, Колетт сама не замечает, как они текут по щекам. Она вообще ничего не замечает, лишь вновь и вновь прокручивая в голове все сцены ее избиения. Их было многим. Не все они были нанесены распятьем, но не проходило и дня, что бы ее не избивали. Впрочем, отец нашел другое название этому − «Очищение».
− Он считал, что таким способом спасет мою душу от того, что ты мог туда впустить. В первый вечер он оставил меня, избитую, без сознательную в коридоре. Но выпустил Билла. Выглядел он не лучше меня, но смог помочь. Отец… сказал, что если я призову тебя, то он узнает об этом. До того, как ты появишься, он застрелит брата, меня, потом – себя. Думаю, он вся чаще стал задумываться, что смерть – единственное, что отводит меня от тебя.
Колетт помолчала. Молчал и Каин. Он смотрел на девушку перед ним. Эта девушка была необычной, манящей. Не просто воспоминанием о прошедшей любви, а новой любовью. Самой любовью. С ней можно было забыть о проблемах, избавится от постоянных переживаний. С ней он чувствовал полноценным.
Каин однажды имел такую любовь, но потерял. Не уберег, практически своими руками уничтожил. А не так давно он чуть вновь не решился дорогого ему человека. Из-за своего прошло, опять. Ох, если бы демоны знали, какой хаос, боль и безнадежность царила в Каине, то наверняка бы сразу перестали боятся. Но его никто не видел. Каин никогда не делился своими внутренними переживаниями, да их собственно и не было. Смерть первой жены вызвала лишь опустошение, исчезновение любимой девушки – разочарование. Не в ней, в себе. Как бы не сложились обстоятельства, Колетт пережила много боли и из-за него. Из-за страха, лишь потому, что, как и он, не могла рассказать о своих переживаниях.
− Я не пыталась призвать тебя, признаюсь. Но и не сдавалась на милость судьбы. Я сбежала. Один раз – меня поймали. Не убил только из-за того, что Билл заступился, и ему досталось тоже. Но когда я сделала еще одну попытку побега… Отец решил, что больше не может сдерживать то, что находится внутри меня. Он был уверен, что внутри меня больше не душа, а демоны, которых ты туда пустил. Что они рвутся к хозяину и рано или поздно выйдут любыми путями. И он решил действовать…
− Ты. – шипит Хагерти, ее отец и вновь ударяет. Голова Колетт ударяется о деревянный пол. Хорошо, что не металлический стол. Маллен хочет громко смеяться и позвать Каина.
– Ты – демонская подстилка, оскверненная, порочная, безбожная.
Колетт хочет возразить, но не может. Она даже не могла подняться на ноги и только ползла в гостиную, судорожно, хрипло пытаясь произнести имя единственного, кто мог ей помочь, но сильные удары по спине не позволяли ей сосредоточится. Было не так больно, но от мысли, что это – ее собственный отец становилось паршиво. Она ползла, подметая пол свесившимися на лицо волосами, а отец время от времени поддавал ей ногой. Так они и добрались через гостиную к алтарю, установленному в бывшей спальне. Снова удар ногой, и Колетт пропахала носом по деревянному полу. Они были уже в комнате с алтарем. Здесь на столе, покрытом шелком с вышивкой, лежал крест. По обеим сторонам от него стояли белые свечи. За ними раскрашенные изображения Христа и его апостолов. А справа - самое ужасное место, темная пещера, где гасла любая надежда, любое сопротивление Божьей - и отцовской - воле.
О, мама, если бы ты только могла увидеть, что случилось с твоими детьми.
Отец с силой опустил тяжелую руку на затылок Колетт - за этим движением чувствовались все одиннадцать лет, что он провел, таская тяжелые камни и возя тележки по стройкам. Голова Колетт мотнулась вперед и ударилась об алтарь так, что задрожали свечи, а на лбу осталась красная отметина.
− Смерть да будет тебе избавлением. – прошептал мужчина. Хагерти наклонился вперед, и рука с ножом рванулась вниз, прочертив в воздухе сверкающую дугу. Может быть, Колетт заметила что-то краем глаза. Она успела отшатнуться, и нож по самую рукоятку вошел ей в плечо. Мужчина споткнулся о ножку стула и растянулся на полу. А когда присел, глядя на дочь, то упал вновь. Точнее, сначала раздался выстрел, а потом он упал обратно. Белиар Маллен прострелил собственному отцу голову.
Больше Колетт не сказала ничего, да и смысла не было. Это она скрывала в своих мыслях из-за всех сил, не пуская туда никого; все происходящее после Каин смог узнать из ее снов, когда ее разум был открыт. Рыцарю Ада не нравилось, что он там видел. Колетт была не просто испуганной, она была загнанной в угол; девушкой, пытающейся вырваться из всего ужаса, что происходило в ее жизни, но что-то постоянно тянуло ее туда. Кошмары, преследующие каждую ночь, страх того, что Каин сам убьет ее, а под конец – автокатастрофа. Колетт, может, и хотела справится, но сил у нее уже не было. Девушка так отчаянно хотела поделиться с кем-нибудь своими страхами.
— Как бы я хотел, чтобы твой отец был все еще жив. — сказал Каин. Колетт вскинула голову, удивленно глядя на демона. — Тогда бы я смог убить его собственными руками за все, что он натворил.
Колетт слабо хмыкает; она прекрасно знала, кем – чем – является Каин. Знала его силу, а еще – цену его любви. После смерти его первой жены он дал клятву, не так давно так зверски нарушенную: он больше не станет убивать. Колетт чувствует себя дико виноватой, поэтому сегодня даже близко не приближалась к комнате, в которой стоит фотография – единственная, которую она видела – той, другой, Колетт.